женщину, чей образ был запечатлен десятками тысяч ваятелей и живописцев. Перед глазами юноши возникла прекрасная Мадонна из Дрездена, освященная кистью великого Рафаэля. Неужели он сейчас увидит наяву ту самую женщину, чей ангельский облик уже на протяжении многих столетий притягивает к себе восхищенные взоры людей?
Симон, не подозревавший о волнении, которое охватило его спутника, толкнул сильной рукой дверь. Они очутились в небольшой темной комнатушке, освещенной лишь тусклым огоньком стоящего на столе светильника. За столом сидела женщина и неторопливо черпала из миски какую-то похлебку. При появлении гостей женщина подняла голову, и Пауль едва не отшатнулся.
Он подозревал, что иконописный облик Мадонны вряд ли соответствует действительности, но не мог даже представить себе, сколь сильным окажется это несоответствие. Нет, женщина не была уродлива. Она была стара, страшно стара. Лицо хозяйки дома вполне могло служить маской для аллегории Старости. Такие лица приличествуют столетним старухам, меж тем, если судить по возрасту Симона, ей вряд ли могло быть больше пятидесяти. Но щеки и лоб ее покрывали глубокие, рваные морщины, беззубый впалый рот вызывал отвращение, крючковатый нос походил на хищный клюв птицы. Эта женщина словно пожертвовала своей молодостью и красотой во имя грядущего искупления сына.
Симон порывисто бросился к матери, и Пауль поразился той нежности, что прозвучала в его словах.
— Здравствуй, мама!
Старуха ласково обняла голову припавшего к ней сына.
— Сынок! Сынок! — бормотала она сквозь навернувшиеся слезы.
Пауль скромно стоял в стороне, пока Симон, наконец, не вспомнил о нем.
— Мама, это мой товарищ. Он — один из нас. Его зовут Пауль.
Старуха подняла на гостя глаза — глубокие и мудрые, подобные Отражению застывшей Вечности.
— Пауль — странное имя. Он не из наших.
— Нет, мама, он из гоев. Но теперь он с нами. Брат принял его.
— Тогда пусть пройдет. Садись к столу, Пауль. Меня зовут Мария.
Пауль сел к столу. Он все еще не мог смириться со странным обликом той, что вдохновляла сонмы поэтов и живописцев. Юноша ощущал обиду, словно его жестоко обманули. Тем временем Симон что-то пошептал матери. Та кивнула, после чего поднялась и принесла нехитрую снедь — лепешки, виноград, козий сыр, а также вино. Путешественники жадно набросились на еду. Мария с улыбкой наблюдала за ними. При взгляде на сына глаза ее лучились теплотой, когда же старуха переводила взор на Пауля, в нем появлялась настороженность.
Наконец гости насытились, и Мария убрала опустевшие миски.
— Ну рассказывай! — обратилась она к сыну. — Как ваши дела?
Пауль поймал на себе косой взгляд Симона. Тот явно колебался, не зная, стоит ли откровенничать, но все же ответил:
— Мы потерпели неудачу. С Элеазаром все произошло благополучно. Но поднять знамя борьбы не удалось. Римляне выследили и схватили Иисуса бар-Аббу.
— И что будет дальше?
— Еще не решили. Брат послал меня к Учителю праведности. Когда он присоединится к нам, мы примем решение.
— Скорей бы уж… — задумчиво прошептала старуха. — Он хотел видеть меня?
— Не знаю. И кто знает?
— Но я могу прийти на праздник?
— Конечно. Как все. — Симон потянулся. — Извини, мама. Мы должны поспать. Завтра нас ждет неблизкий путь.
— Конечно. — Старуха поднялась. — Можете лечь в комнате или в саду. Я дам вам покрывала.
— Лучше в комнате, — сказал Симон.
— А я лягу в саду! — неожиданно для самого себя сказал Пауль.
По лицу бородача промелькнула кривая улыбка.
— Твое дело. Но только не вздумай сбежать. Мы все равно найдем тебя.
— Просто в доме душно.
— А в саду под утро свежо.
— Если замерзну, приду в дом, — твердо сказал Пауль.
— Как знаешь. — Симон поднялся и с хрустом расправил плечи. Он был пошире в плечах, чем Пауль, и явно сильнее, хотя и проигрывал в росте. — Мама, дай ему покрывало.
— Хорошо.
Одарив Пауля на прощанье взглядом исподлобья, Симон ушел в соседнюю комнатушку, а Пауль вышел на двор. Было свежо, но не холодно. Чистый воздух приятно щекотал горло. Ослепительно сияли звезды — бесчисленные и далекие. Пауль невольно залюбовался их кажущимся неподвижным хороводом и не заметил, как к нему присоединилась вышедшая из дома старуха.
— Красивая ночь, — сказала она.
Пауль невольно вздрогнул и покосился на хозяйку:
— Да.
— И дальние звезды так манят.
Пауль вновь покосился на женщину:
— Не такие уж они и дальние.
— Разве расстояния, в мириад раз превышающие то, что разделяет Иерусалим и Рим, не кажутся тебе большими? — в Пауле пробудилась подозрительность Шевы тем более что основания для подозрительности были более чём веские. Старуха явно знала то о чем не должна была знать.
— Но с чего ты взяла, что эти расстояния столь огромны?
— Сын рассказал. Тот, что дурачок. Он лучший из всех.
— Кого ты имеешь в виду?
— Одного из шести. — Старуха разостлала на траве покрывало. — Садись.
Пауль послушно уселся. Мария устроилась рядом с ним. Обращая взор в звездную высь, она прошептала:
— Люди считают, что у матери пять сыновей. Но на деле их шесть. Четыре разбойника, один умный и один дурачок. Он лучше всех остальных.
Признаться, вопрос родственных связей Иисуса весьма занимал путешественника по Отражениям. Паулю всегда казалось, что именно здесь кроется ключ к разгадке тайны того, кого потомки нарекут Христом.
— Но я слышал, что родные братья Иисуса отвернулись от него…
Едва произнеся эти слова, Пауль ощутил на плече цепкие пальцы старухи. Он посмотрел на нее и столкнулся с испытующим взглядом глубоких чистых глаз. В расплывшихся зрачках плескался отблеск луны.
— Зачем тебе знать о моих сыновьях, человек из другого мира?
Юноша вновь насторожился, но не подал виду.
— Что ты подразумеваешь под «другим миром»? — вкрадчиво поинтересовался он.
— Что есть — другой мир.
Мария улыбнулась, давая понять, что не намерена углубляться в отвлеченные рассуждения.
— Я иду с ними, я должен знать тех, за кем иду, — привел свой довод Пауль.
— Согласна. Но слишком много тех, кто хочет знать по другим причинам.
— Кто, например?
— Соседи, власти, священники. На днях пожаловал странный человек и выспрашивал, не приходил ли ко мне Симон и не было ли с ним незнакомца, обликом не похожего на ибри [14]. Он сказал, чтобы я не доверяла этому человеку — он предаст.
— Это не обо мне, — твердо сказал Пауль. — Я не предам. Но могу предположить, что к тебе приходил мой враг.
