Я взял ковш и вышел на кухню. Набрав из бочки воды, плеснул себе в лицо. Нет, я не спал. Сжав кулак, с силой ударил по краю бочки и едва не вскрикнул от боли. 'Я не сплю и чувствую боль', — подумал, тряся ушибленной рукой. Оставался еще один, самый надежный способ — сунуть руку в камин. Но я решил оставить подобное испытание на самый крайний случай.
Вернулся в зал. Летиция сидела на скамейке, откинувшись спиной на стену.
— Ах, Каетано… Бедный мой Каетано. Я знаю, как тебе трудно поверить во все это. Но ты же сам видел ожившего Игнасио. Разве не так?
— Наверное, я тоже сошел с ума. Вместе с тобой. Мне остается лишь молиться и уповать на волю Всевышнего.
Внезапно от курятника раздался резкий петушиный крик. Мы оба вздрогнули. Я невольно перекрестился и посмотрел на Летицию. Ее губы скривила горькая усмешка.
— Слышишь, Каетано, Всевышний подает тебе знак. Пойми его правильно… Подумай вот о чем. Сегодня или завтра труп отца найдут, и тебя обвинят в убийстве.
— Пусть будет так. На все воля Божья. Я совершил смертный грех и должен понести кару.
— Это не ты совершил грех. Это я тебя ввергла в пучину греха, едва не погубив твою душу… Но я и спасу ее. Ведь у меня души все равно нет.
— Не говори так. У каждого человека есть душа.
— Я не человек.
— Ты — человек, — я подошел к Летиции и взял ее за руку. — Ты самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видел. И я тебя люблю. Пусть я безумен, мне теперь все равно.
Какое-то время мы оба молчали. В камине негромко потрескивали дрова. Я держал свою любимую за руку и невольно, в который раз, удивлялся тому, какая она горячая.
— Хорошо, — заговорила Летиция. — Если ты меня любишь, ты должен сделать то, что я скажу. Поклянись.
— Но…
— Никаких 'но'! Клянись памятью своей матери.
В ее голосе прозвучало такое отчаянье, что я уступил:
— Клянусь.
— Тогда слушай. Сейчас ты потеплее оденешься и немедленно уйдешь в монастырь. Иначе тебя схватят. Не стражники, так клозы. Какой в округе есть ближайший монастырь?
— Я учился в школе монастыря Святого Лаврентия. Это совсем неподалеку.
— Какому ордену принадлежит монастырь?
— Францисканцев.
— К ним тебе нельзя. К тому же, там тебя знают. А тебе лучше исчезнуть или, хотя бы, на время затаиться, пока стихнет шум.
— В Вальядолиде есть монастырь Святого Креста. На лошади туда можно добраться за пару дней. Этот монастырь принадлежит доминиканцам.
— Это очень хорошо. Доминиканцы враждуют с францисканцами, и там клозы тебя не достанут.
— Но… А ты?
— Не спрашивай. Мы должны расстаться с тобой навсегда, иначе мы погибнем оба. И не смей мне возражать. Я допустила ошибку, влюбившись в тебя, и я за нее заплачу. Если хочешь мне помочь — молись в монастыре за мою душу. Раз уж ты считаешь, что она у меня есть… И еще. Если вдруг тебя найдут и спросят об отце, говори, что ничего не знаешь. Говори, что ты давно собирался уйти в монастырь, и вчера это сделал… А теперь — пора, Каетано. Ты должен выбраться из селения, пока люди еще сидят по домам.
Мы вышли во двор. Уже рассвело. Ночью выпал легкий снежок, припорошивший землю. Я разглядел отчетливые крупные следы человека, уходящие к сеновалу. Летиция перехватила мой растерянный взгляд и мрачно усмехнулась.
Мы вместе дошли до конюшни, где я по-быстрому запряг коня.
Проводив меня до калитки, Летиция нежно, как сестра, поцеловала меня в лоб.
— Вот еще что, Каетано. Запомни эти слова: Анхиль, Шамхун, Иштар…
— Зачем? Что это такое?
— На всякий случай. Это пароль, который используют клозы. Если когда-нибудь услышишь эти слова — сам поймешь, что делать.
— А другие приметы? Существуют ли такие, с помощью которых можно распознать клозов?
— Не так много. Ты говорил, что у меня всегда горячие тело и руки? Это правда. У всех клозов тело горячей, чем у обычных людей, но, особенно, перед полнолунием. Мы и холод не так чувствуем. И еще, у женщин… ну, в те дни, когда у нас идет месячная кровь. У женщин-клозов крови больше, чем у обычных женщин. Вот так. Так что, опасайся людей с горячими руками. Особенно женщин.
Возможно, Летиция так пошутила? Но мне было не до шуток.
— Я больше не притронусь ни к одной женщине. Клянусь тебе, никогда!
Наверное, в моих словах, против воли, прозвучали испуг и злость. Летиция отшатнулась, по бледному, как снег, лицу прошла судорога. Но я уже жалел о сказанном.
— Ты не так поняла, Летиция. Я… я всегда буду любить только тебя.
Она молча кивнула головой. Провела ладонью по шее лошади:
— Все. Тебе пора.
— Я тебя еще увижу?
— Нет. Твоей Летиции больше нет. Считай, что это случилось в другой жизни. Но… молись за меня, Каетано. Кто знает, может, Господь и услышит твои молитвы.
Я сел на лошадь и, прежде чем тронуть удила, взглянул в прекрасное лицо, обрамленное темно- рыжими кудрями. Больше я его никогда не видел, но память моя навсегда сохранила черные, изогнутые луком, брови, зеленые, словно изумруды, глаза и, полуоткрытые в немом призыве, алые, как ягоды дикой малины, губы.
Я скакал, почти не останавливаясь, лишь переночевал у добрых людей в небольшом селении, и к вечеру следующего дня достиг ворот монастыря Святого Креста. Меня провели к приору. Я протянул ему кошель с золотыми монетами, который нашел в комнате отца и сказал, что хочу поступить в монастырь послушником. Приор ни о чем меня не расспрашивал, только взглянул пронзительно из-под кустистых бровей и спросил:
— Истинно ли веруешь, сын мой?
— Верую, святой отец, — ответил я, опускаясь на колени.
— Так пребывай же в истиной вере во веки веков. Аминь.
Вскоре я стал помощником брата Назарио, библиотекаря, коему приглянулся своею грамотностью и знаниями языков. А примерно через год в монастыре остановился на постой бродячий монах и рассказал о загадочных делах, сотворившихся в местечке Аревало. О том, как к священнику явилась утром некая девица по прозванию Летиция и сообщила о смерти своего любовника, владельца постоялого двора. Девица призналась, что ночью жестоко убила несчастного мужчину в пылу ссоры, а труп спрятала на кладбище, находясь в помутнении рассудка. Преступницу взяли под стражу и долго держали в тюрьме Аревало, пока не казнили.
В то же время, там же, в Аревало, произошло еще одно жуткое и необъяснимое событие. Поздним вечером сельчане встретили на улице недавно убиенного и похороненного на кладбище старика Игнасио, деда той самой Летиции. Старика схватили и посадили на цепь в подвале дома управителя Аревало. На следующий день Игнасио намеревались отвезти в палату Святой инквизиции в Сеговии — уж больно подозрительные и богопротивные обстоятельства сопутствовали его невероятному воскрешению. Да и верно — не может обычный человек, аки только по бесовскому наущению, выбраться из заколоченного гвоздями гроба и засыпанной могилы.
Прослышав о происшествии, к управителю явились двое бродячих монахов-францисканцев, оказавшихся в те дни в Аревало. Они попросили разрешить им провести ночь в подвале вместе со стариком — дабы, в непрерывном бдении, изгонять молитвами из ожившего мертвеца нечистую силу. А то, что она
