уговорила меня подождать:
— У тебя совсем нет денег. Если ты украдешь деньги у отца, то нас будут разыскивать, как грабителей. А если мы уйдем без денег, то нам придется нищенствовать.
— Я наймусь в батраки и заработаю нам на жизнь, — возразил я.
Летиция отрицательно покачала головой:
— Я знаю, что такое нищая жизнь и не хочу быть женой батрака.
— Зато я знаю, что ты хочешь быть женой богатого трактирщика, — язвительно заметил я. — После Рождества отец собирается жениться на тебе. Мне невыносимо думать об этом. Иногда мне хочется убить вас обоих. А потом себя.
— Не злись, Каетано. Грех так думать. Мы обязательно найдем какой-то выход.
— Какой? Ты мне уже столько времени это обещаешь.
— Подожди. Еще совсем чуть-чуть и все наладится.
Она опять меня уговорила, но я чувствовал, что терпение мое иссякает.
И тут последовали, одно за другим, загадочные и страшные события, приведшие к чудовищной развязке. И начало этой роковой цепочки положило нападение на отца. А оно, в свою очередь, было вызвано, как я понял уже позднее, еще одним чрезвычайным обстоятельством.
Однажды, когда я прибирался в стойлах у лошадей, а отец куда-то уехал, Летиция прибежала в конюшню. По ее лицу я понял, что она чем-то сильно взволнована.
— Каетано, у меня неприятная новость.
Я отставил в сторону лопату, которой убирал навоз, и застыл в напряженном ожидании. Я постоянно нервничал с того времени, как завязались наши отношения с Летицией, ожидая чего-то плохого. Ведь в том, чем мы занимались, было нечто порочное и даже кощунственное. Воспитанный в религиозной семье и проведший несколько лет в монастырской школе, я не мог не испытывать по этому поводу угрызений совести. Мне казалось, что Бог наблюдает за мной и рано или поздно накажет меня за прегрешения. И, тем не менее, сообщение Летиции застало меня врасплох.
— Я беременна.
На мгновение я потерял дар речи, а потом промямлил:
— И что теперь? Отец знает?
— Нет, я еще ему не говорила. Но, сам понимаешь, долго это скрывать невозможно. У меня и так уже округлился живот, и отец начал подшучивать, что я разленилась и растолстела. Я и сама думала, что просто поправляюсь. Но два дня назад и сегодня… В общем, я поняла, что у меня будет ребенок.
— И что теперь? — повторил я, находясь в полной растерянности.
— Пока не знаю. Дождемся, что скажет отец.
Признаюсь честно, я рассчитывал на то, что отец предпочтет самый простой и удобный путь — найдет знахарку, чтобы она удалила плод. Ведь беременность Летиции сильно осложняла ситуацию. Отцу надо было думать о том, как скрыть беременность незамужней служанки от окружающих, а я… А я боялся, что забеременев, Летиция не захочет бежать со мной. Так я рассуждал и прикидывал. Но отец решил по- другому.
Возможно, ему льстило, что от него может родить молодая жена. Возможно, он рассчитывал, что это будет еще один наследник, взамен моего умершего брата. А, возможно, как верующего человека, его тяготила двусмысленность ситуации, и он хотел скорее все упорядочить. Так или иначе, узнав про беременность Летиции, он изменил свои планы и решил по-быстрому повенчаться с ней, не дожидаясь окончания траура по матери. Отец даже собрался сходить к священнику, чтобы утрясти кое-какие щекотливые вопросы.
Я находился в отчаянии. Ведь если они повенчаются — все мои планы рухнут. И отношения с Летицией придется навсегда прервать. А я этого не мог допустить ни в коем случае. Даже в мыслях. Но что делать? Я не знал. Однако за меня обстоятельствами распорядились другие люди. И судьба.
Через неделю или две после известия о беременности Летиции отец отправился на мельницу — навестить Габриэлу и заодно обсудить со свекром хозяйственные дела о покупке партии муки для трактира. Когда отец возвращался назад поздно вечером и изрядно выпивши, на него напали разбойники. Отца ударили дубиной по голове, он упал с лошади и потерял сознание.
Возможно, его бы убили совсем, но разбойников спугнули купцы, ехавшие с охраной на ярмарку в Сеговию. Купцы подобрали отца и довезли его до дома. Слава Всевышнему, голова у отца осталась цела, но на затылке вскочила огромная шишка. Кроме того, при падении с лошади он вывихнул ногу. Ногу вправил на следующее утро коновал-костоправ, но отцу пришлось несколько дней провести в постели. И после этого нога продолжала сильно болеть, так, что отец еле ходил, опираясь на сучковатую палку из тиса. Одно радовало — пока отец лежал в постели, Летиция каждую ночь пробиралась ко мне в комнату, где мы, хотя и с опаской, предавались любовным утехам.
Прослышав о беде, к нам заехал Игнасио. Проведя какое-то время в спальне отца, он затем уединился с Летицией. Меня это разозлило, так как я считал Игнасио сводником и негодяем, продавшем Летицию отцу за старый дом. Беседовал Игнасио с Летицией очень долго, затем вышел от нее с озабоченным лицом, сел на лошадь и ускакал. Я сразу же потребовал от Летиции отчет об их разговоре, но она нахмурилась и довольно грубо ответила мне, что они вели речь о родственных делах, которые меня не касаются. Я вспылил и в бешенстве вышел во двор, даже не накинув плаща, несмотря на то, что шел снег.
Я стоял на невысоком крылечке, не ощущая холода. Я чувствовал себя человеком, попавшем в трясину. Вроде руки-ноги на месте и силы есть, но выбраться невозможно, лишь утопаешь все глубже. Но сзади хлопнула дверь, и мою шею обвили горячие руки Летиции.
— Ты меня совсем не любишь, Каетано., - заговорила она сбивчиво и сердито. — Ты только злишься. Если бы ты представлял, как я расстроена тем, что случилось. Я уже была готова убежать с тобой. Но теперь мы не можем бросить отца, ведь, правда? Пусть у него хотя бы заживет нога, чтобы он мог нормально ходить. Не злись.
Я молчал, сердито дыша через нос. А руки Летиции, между тем, забрались ко мне за пазуху.
— Я соскучилась по тебе. Пойдем быстрей на сеновал, пока отец спит. Я так тебя хочу…
Она тяжело задышала, покусывая мочку моего уха в паузах между горячим шепотом, и я безропотно пошел с ней на сеновал. Летиция одурманивала мое сознание, как напиток из белладонны, и я сам с радостью пил этот дурман, не в силах удержаться от искушения.
Отче наш Всемогущий, спаси и сохрани!
А через три или четыре дня убили Игнасио.
Кто-то залез к нему ночью в дом и перерезал горло. Но перед этим Игнасио прижигали огнем. Наверное, разбойники думали, что у одинокого старика есть спрятанные деньги: в доме все было перерыто сверху донизу.
Тело могло бы долго лежать не обнаруженным, но внезапно сильно забеспокоилась Летиция, словно почувствовав беду. Весь день она не находила себе места, а под вечер к нам приехал на телеге мельник с двумя сыновьями, привез муку. Летиция попросила их на обратном пути навестить Игнасио. Они и обнаружили труп.
На следующий день покойника по быстрому отпели и похоронили. Близких у него никого не было, кроме Летиции, могилу помогли выкопать сыновья мельника. Летиция, я видел, очень сильно переживала и нервничала, но, что удивительно, совсем не плакала. Лишь лицо почернело, и глаза ввалились и заблестели нездоровым блеском, как у больного лихорадкой.
Когда стемнело, я помог подняться на второй этаж отцу, уложил его на кровать, пожелал спокойной ночи и отправился к себе. Отец в тот вечер выпил много вина, поминая Игнасио и, как мне показалось, уснул, едва голова коснулась подушки. Чуть позже поднялась наверх и Летиция. Я прислушивался к ее шагам — мне очень хотелось, чтобы она зашла ко мне. Я даже специально оставил свою дверь открытой. Момент был самый подходящий — пьяный отец обычно крепко спал до самого утра.
Но мои надежды не оправдались — Летиция сразу же закрылась в своей комнате, находившейся
