локоть и отвел обратно в мою комнату. Закрыв дверь, внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Что же, Каетано, это рано или поздно должно было произойти. Пора тебе все узнать.
Я молчал, не в силах осмыслить случившееся.
— Я и Летиция уже несколько недель живем как муж и жена, — продолжил отец. — Ты должен меня понять — я еще не старый мужчина, и мне нужна женщина. Мы обо всем договорились с Игнасио. Сочетаться браком с Летицией сейчас было бы преждевременно, ведь еще и полугода не минуло со дня смерти моей супруги и твоей матери. Упокой Господь ее невинную душу. Мы решили, что сначала выдадим замуж твою сестру, а уже после Нового года, как положено, повенчаемся с Летицией.
После этих слов я впал в еще большее оцепенение, приоткрыв в изумлении рот. Отец понял это по своему и торопливо добавил:
— Очевидно, ты хочешь сказать, что Летиция совершает большой грех, разделяя ложе с мужчиной без благословления священника? Но все не так. Дело в том, что Летиция, несмотря на свой весьма юный возраст, уже не девица, а вдова. Ее молодого мужа, воевавшего в ополчении, убили весной мавры. Игнасио мне все рассказал, и мы решили, что не будет большого греха, если вдовец и вдова разделят на время ложе, не спросив разрешения у церкви. Тем более, что Летиция меня любит, о чем поклялась перед иконой Святой Девы Марии. А в храм мы еще успеем сходить… С тобой все в порядке? Ты весь дрожишь и вспотел. Уж не болен ли?
— Нет, все нормально, отец, — с трудом пробормотал я. — Просто, очень жарко. Я хотел сходить за водой и… И немного испугался, увидев тебя.
— Какой ты пугливый. Это все науки, которыми тебя напичкали монахи. Всегда говорил твоей матери: мужчина должен работать и драться, а не сидеть за книжками. Теперь ты видишь, что это я, а не черт? — он негромко засмеялся, а у меня почему-то мурашки по телу забегали. — Ступай, попей воды и спокойно ложись спать. Кстати, пора и тебе о невесте задуматься. У цирюльника средняя дочь на выданье, зад, что у тельной коровы. Я обратил внимание в церкви на проповеди, когда она передо мной на скамейку садилась. А ты разве не заметил? И куда только смотришь? Славная будет жена с такой задницей, детей кучу нарожает. Сыграем и тебе через годик осенью свадьбу, ведь Летиции одной по хозяйству трудно будет управляться… Иди-иди, попей водицы. А то аж побледнел от жары.
На следующий день я не разговаривал с Летицией и даже не смотрел в ее сторону. Не то, чтобы не хотел (ее прекрасное лицо, обрамленное темно-рыжими кудряшками, манило и завораживало меня подобно тому, как золотая монета манит своим чудным блеском еврея-ростовщика), — не мог. То, что я узнал ночью, настолько ошеломило меня, что я боялся взглянуть в сторону Летиции. Так, наверное, Персей боялся посмотреть на горгону Медузу, чтобы не окаменеть.
Нет, я, конечно, не думал, что Летиция — чудовище. Но мне казалось противоестественным то, что юная девушка, в которую я был влюблен и строил в связи с этим волнующие планы, на деле уже не одну ночь делила ложе с моим отцом. Делила словно жена, как моя покойная мать всего несколько месяцев назад. А ведь еще накануне я мог Летицию поцеловать в ее призывно распахнутые губы.
От подобных мыслей кровь бросалась мне в голову, и темнело в глазах до такой степени, что я слеп. Летиция тоже как будто что-то чувствовала и молчала, ни разу за утро не обратившись ко мне.
После обеда отец и сестра уехали к мельнику, обсуждать вопросы по свадьбе. Уже стемнело, а они все не возвращались. Видимо, отца крепко угостил будущий сват — оба любили выпить. В трактире никого не было, и мы очутились вдвоем на кухне. Я присел на корточки около печи, где сохли поленья, чтобы настрогать лучин на вечер. Летиция подошла и остановилась за моей спиной так близко, что я слышал ее прерывистое дыхание. Руки у меня задрожали от волнения, в глазах потемнело, и я чиркнул ножом по большому пальцу. Сразу выступила кровь, я непроизвольно вскрикнул и поднес палец к губам. В тот же миг Летиция опустилась рядом со мной. Затем властно потянула меня за пораненную руку, нагнулась над ней и впилась в порез губами. Клянусь Господом, я ощутил, как она всасывает мою кровь!
Внезапно она оторвала рот и подняла голову, облизывая окровавленные губы кончиком языка. Я оцепенел от непередаваемого чувства ужаса и восторга. Летиция несколько секунд смотрела мне в глаза, а затем, обхватив мое лицо руками, притянула его к своему лицу. Наши губы соединились в страстном поцелуе с привкусом крови, и через несколько мгновений сознание покинуло меня.
Когда я очнулся, то увидел, что лежу на своей кровати. В окно, не закрытое ставней, тянуло вечерней прохладой. В углу, над плошкой с водой, потрескивала лучина. Меня слегка подташнивало, как будто перед этим я выпил слишком много молодого вина. Я не без труда встал и приблизился к окну. Голова кружилась, и ноги подрагивали, словно я стоял на дне лодки, плывущей по бурной реке.
Высунувшись по пояс в окно, я посмотрел на небо. Еще было не поздно, первые звездочки только зажигались по краям небесного свода, но над горизонтом уже висела полная луна. Я пытался сообразить. В ту ночь, когда я увидел отца, выходящего из комнаты Летиции, был четвертый или пятый день второй четверти луны. Если сегодня полнолуние, это означает, что минуло трое или четверо суток. Я ничего не помнил, кроме… кроме… При воспоминании о кровавом поцелуе Летиции, голова моя так закружилась, что я схватился за подоконник, лишь бы не упасть. Осторожно вернулся к кровати, но, приседая, снова покачнулся и задел рукой кружку с водой, стоявшую на табурете. Кружка с глухим стуком упала на пол.
Я сидел на кровати, пытаясь понять, что же со мной приключилось. Может, все это сон? Где-то в глубине сознания шевельнулась заманчивая мысль — может, и то, что я узнал про отца с Летицией, тоже сон? Я просто заснул и увидел мучительный и глупый кошмар? Почему бы и нет? Мысль мне понравилась, но обдумать ее до конца я не успел. Заскрипели лестничные ступеньки — по тяжелым шагам я понял, что наверх поднимается отец.
Я лег на кровать, укрылся простыней, и застыл в ожидании, понимая, что сейчас что-то должно проясниться. Половицы заскрипели уже в коридоре, и в проеме открытой двери остановился отец. Я приподнял руку в слабом приветственном жесте, но промолчал, не желая торопить события.
— Слава те Господи! Пришел в себя? — на лице отца появилась неуверенная улыбка. — Узнаешь меня, Каетано? Я твой отец.
— Узнаю, — просипел я, с трудом владея собственным голосом. Да и мысли в слова собирались неохотно, словно бараны, разбредшиеся по зеленой лужайке. — А что случилось, отец?
— А ты ничего не помнишь? Вот напасть, напугал ты меня. После того, как умерли твоя мать и брат, после этого несчастья, я так боюсь… — голос отца пресекся, и он продолжил после паузы. — Два дня ты был сам не свой, странный какой-то. Говорил, будто сильно болит голова. А сегодня днем внезапно упал и забился, словно в падучей. А потом вовсе сознание покинуло тебя. Я так испугался…
Я внимательно слушал отца, пытаясь разобраться в событиях. Отец говорит, что я потерял сознание сегодня днем? Ладно. Но, что было перед этим? Почему я ничего не помню с того самого вечера?
Внезапно меня осенила простая мысль. Я приподнял левую руку и посмотрел на большой палец — на нем алел совсем свежий, едва затянувшийся рубец. Значит, мне не приснилось, как я порезал палец, а потом целовался с Летицией? Я едва не застонал от отчаянья.
— … Пришлось съездить за цирюльником. Он пустил тебе кровь, но это не помогло. Ты метался в бреду. Цирюльник велел поить тебя водой и обтирать полотенцем, смоченным в растворе винного уксуса. Я уже собрался завтра идти в церковь, чтобы заказать молитву, так ты был плох еще час назад. Как ты себя сейчас чувствуешь?
— Не очень. Голова кружится.
— Ты лежи, не вставай. Цирюльник сказал, что тебе нужен покой. Возможно, ты перегрелся на солнце. Ты ведь почти весь день работал на дворе… Но теперь, я уверен, ты поправишься. Жаль, что не сможешь завтра побывать на венчании сестры. Не переносить же свадьбу, верно? Я закрою трактир на весь день, а за тобой присмотрит Летиция.
При этом имени меня едва не пробила дрожь, а кровь прилила к лицу. Но отец ничего не заметил и ушел успокоенный. Вскоре появилась сестра. Она сидела на кровати и радостно тараторила о предстоящей свадьбе, я же невпопад улыбался и думал только о ней, о своей рыжеволосой искусительнице Летиции с зелеными, как изумруды, глазами.
— Ты меня почти не слушаешь, — обиженно заметила Габриэла. — И вправду совсем больной. Ладно, я пойду, нам с отцом завтра рано вставать. А я уже следующую ночь… я уже буду спать в другом
