месте. Приезжай к нам в гости на мельницу, как поправишься.
Она чмокнула меня в щеку, перекрестила и ушла. Я вновь остался один. Мне страстно хотелось увидеть Летицию, несмотря на странные и даже пугающие воспоминания. Желание томило мои воспаленные мозги и возбужденную плоть столь сильно, что я собрался сходить в комнату девушки, хотя и чувствовал сильную слабость. Но благоразумие удержало меня на самом пороге: Летиция сейчас могла находиться вместе с отцом. Я представил ее молодое и упругое тело в волосатых руках отца и почувствовал бешенство и бессилие.
Так я промаялся почти до рассвета, то проваливаясь в короткий сон, то просыпаясь. Мне постоянно мерещилась обнаженная Летиция, в таком греховном виде и с такими подробностями, которые я не мог, не должен был знать. Она извивалась всем телом, сидя у меня на бедрах, и я отчетливо различал в лунном свете маленькую, но выпуклую, темно-коричневую родинку немного ниже соска левой груди.
'Но я же никогда не видел ее обнаженной?' — приходила одновременно пугающая и возбуждающая мысль. Я вскакивал на кровати и морок рассеивался. Но стоило мне прилечь, как развратные видения, подобно голодным псам, накидывались на меня вновь и вновь, терзая греховными желаниями. Только под утро я провалился, словно в бездонный колодец, в тяжелый черный сон без сновидений. А когда открыл глаза, на моей кровати сидела Летиция.
Увидев, что я приоткрыл глаза, Летиция слабо улыбнулась и провела ладошкой по моему лбу, убирая мокрые от пота волосы.
— Лежи спокойно, Каетано. Все хорошо, это я, твоя Летиция.
— Летиция, — хрипло прошептал я. — Я не понимаю… Это опять сон?
— Нет, это не сон, — она негромко рассмеялась своим низким волнующим голосом, отчего у меня свело низ живота. — Подожди немного, глупыш, я все объясню.
Она встала с кровати и резким движением сняла с себя платье. Под ним ничего не было. Увидев прекрасное обнаженное тело в свете, падающих из окна, солнечных лучей, я в суеверном ужасе закрыл глаза. Фигура обнаженной Летиции с распущенными волосами пробудила во мне воспоминания о грешницах в аду, которых я видел на церковных фресках. А еще в моей голове крутилось загадочное и страшное слово, услышанное где-то раньше. Возможно, в монастыре от монахов. И слово было — суккуб[4].
Но девушка уже лежала рядом со мной, прижимаясь всем телом и обнимая меня за плечи. Руки у нее были на удивление теплыми, почти горячими. Я почувствовал на груди отрывистые поцелуи, похожие на слабые укусы, потом ее язык побежал по шее и добежал до моих губ, раздвигая их. Кончики наших языков встретились, и я ввергнул свое, истомленное мучительной страстью, сознание в пучину сладостного безумия…
Потом Летиция заговорила:
— Если бы ты, знал, Каетано, как я тебя люблю. И если бы я знала заранее, что ты разожжешь в моем сердце такую любовь… Когда мы добрались до Аревало, у нас почти не оставалось денег. Игнасио сказал, что если мы что-то не придумаем, то придется побираться. Когда мы зашли в селение, то попросили воды у хозяйки одного из домов. Хозяйка оказалась на редкость разговорчивой. Игнасио поинтересовался, где можно остановиться на ночлег, и болтливая женщина не только указала ваш трактир, но и сообщила много разных подробностей. В том числе и о том, что владелец трактира потерял недавно жену и теперь вдовствует. 'Богатый вдовец, — заметил Игнасио, когда мы отошли от дома. — Это интересно. Улыбайся ему почаще, Летиция. Может, он снизит плату за ночлег'. Тогда я даже не представляла, что задумал мой дед.
— Но, подожди, — остановил я рассказ Летиции. — Мне показалось, что у вас много денег. Когда Игнасио доставал кошелек, он едва не лопался от серебряных монет.
— Как ты наивен, Каетано, — вздохнула Летиция. — Какие монеты? Их оставалось всего несколько штук, а в кошелек, чтобы выглядел полным, Игнасио наложил бобов… Когда я тебя увидела в первый раз во дворе, то подумала: вот какой красивый юноша. Но он из богатой семьи, зачем ему нужна бедная девушка, да еще успевшая побывать замужем? К тому же ты производил впечатление высокомерного и нелюдимого человека. Зато твой отец сразу же положил на меня глаз, так и вился вокруг. И уже на второй день они договорились с Игнасио. А ты к тому времени и двух слов мне не сказал. Разве я могла надеяться на твою благосклонность?
— Но, я не понимаю. Отец сказал, что ты его любишь… — я искал противоречия и ложь в словах Летиции, испытывая к ней смешанное чувство любви и ненависти. Мне хотелось поймать ее на лжи, чтобы убедить себя в том, что она развратная потаскуха. Наверное, таким способом я искал оправдание в собственных глазах и повод разорвать отношения. Я еще не понимал, что безумно влюблен в Летицию, и избавиться от ее чар мне уже не суждено.
— И по поводу денег. Если у вас их не было, как Игнасио ухитрился купить домик цирюльника?
— Разве я могла полюбить твоего отца? Он старый, седой и толстый. Но какой у меня оставался выбор? Идти в служанки? Твой отец совсем потерял голову от страсти ко мне и предложил Игнасио выгодную сделку. Стыдно тебе признаваться, но отец купил меня у Игнасио. В обмен на старый дом цирюльника… Все случилось так быстро, они ударили по рукам, а я… Тогда мне показалось, что так будет лучше для всех… Но потом я стала замечать, как ты смотришь на меня, как подрагивает твой голос, когда ты разговариваешь со мной… Девушке не надо много времени для того, чтобы понять, как к ней относится мужчина. Я все поняла, но слишком поздно. И, самое главное, я поняла, что ты тоже мне очень нравишься. Я пыталась скрывать свои чувства и от тебя, и от отца, но однажды я не выдержала… Меня так тянуло к тебе.
Летиция попробовала погладить мое плечо, но я в гневе оттолкнул ее руку и сел на кровати, повернувшись спиной. Внутри у меня все клокотало от возмущения.
— Как ты могла?! — в отчаянье выкрикнул я. — Что ты наделала?! Гадина, тварь, продажная шлюха!
Развернулся и ударил Летицию по щеке. Голова ее мотнулась по подушке, разметывая рыжие кудри. В эти секунды я был способен убить Летицию. Я смотрел на ее длинную белую шею, на которой пульсировала тонкая жилка, и в голове вертелась навязчивая мысль: надо покончить с этим мороком. Это не женщина, обычная земная женщина не может быть такой красивой и желанной. Это демоница. НАДО ЕЕ УБИТЬ. Надо ее убить, и все закончится.
Но мои жадные глаза скользнули ниже, от шеи — к бесстыдно торчащим, упругим грудям с высокими темно-розовыми сосками. Они прерывисто вздымались в такт неровному дыханию девушки, и я отчетливо разглядел коричневую родинку немного ниже соска левой груди. Мутная волна сумасшедшего желания захлестнула мое сознание, и я набросился на Летицию, словно похотливый зверь, чтобы насладиться ее обнаженной, дышащей бесстыдным грехом и безудержной страстью, плотью…
А после мы снова оба лежали без сил, и Летиция тихо шептала, едва не задевая губами мое ухо:
— Мой любимый, мой любимый мальчик Каетано. Мой любимый, как я тебя люблю, как безумно я тебя люблю…
Этот низкий воркующий голос до сих пор звучит в моей памяти, как бы я не изнурял себя нескончаемыми молитвами в течение десятилетий, проведенных в монастыре:
— Мой любимый мальчик Каетано…
Так минуло несколько месяцев. Это было странное и мучительное для меня время. С Летицией мы виделись каждый день, но урывками, и оба изо всех сил скрывали свои чувства от отца. Я ощущал, что начинаю потихоньку ненавидеть его, и это меня пугало. Чтобы не сорваться, я старался с ним меньше разговаривать. Но отца, похоже, устраивали такие отношения. Возможно, он чувствовал вину передо мной из-за того, что так быстро забыл мать, найдя молодую любовницу. Поэтому и не хотел лишних разговоров. К тому же, отец был сильно увлечен Летицией и почти ни на шаг не отходил от нее. Я же убирался и присматривал за коровами и лошадьми, заготавливал на зиму дрова, ездил за продуктами для трактира… И понимал с каждым днем все больше, что этот Гордиев узел надо как-то разрубить.
Однажды в разговоре я предложил Летиции сбежать из дома, улучив подходящий момент, но она
