что ради нее он рискует собственной жизнью» [Bally 1935: 19].
«Таким образом, подытоживает Балли, в контакте с реальной жизнью объективные, на первый взгляд, идеи пропитываются аффективностью; индивидуальный язык постоянно стремится выразить субъективное в мысли» [Ibid.: 22]. Балли считает, что во всех случаях, когда выражается живая мысль, язык имеет, хотя бы в минимальной степени, субъективно-эмоциональный характер [78] . Даже называем мы кого-нибудь, в том числе и себя, не без экспрессии.
Согласно Балли, выражение аффективного фактора в языке преследует две основные цели: I. Выражение субъективного мира говорящего (дум, чувств, настроения и пр.), сюда же тесно примыкает выражение субъективной оценки определенной информации; II. Использование соответствующих языковых средств для определенного воздействия на другого или других участников коммуникации.
Остановимся подробнее на роли аффективного фактора в языке в интерпретации Балли.
I. По мнению Балли каждое высказывание, как правило, построено как бы из двух этажей, первым из которых, говоря современным языком, является информация, а вторым – субъективная оценка этой информации говорящим. Он писал, что мы постоянно примешиваем собственное «я» к явлениям действительности, «и последняя не
Согласно Балли, в отличие от интеллектуальных суждений, в основе оценочных суждений, с которыми мы имеем дело в речи, «лежит не объективное понятие каузальности, а ориентация на субъктивную цель, это – телеологические суждения» [Bally 1935: 21]. Например, когда мы говорим
II. Язык может использоваться не только как средство «самовыражения», но и как средство воздействия на собеседника. Самый обычный разговор – обычный для поверхностного наблюдателя – представляет собой не что иное, как желание разговаривающих подействовать друг на друга, заразить своими желаниями, стремлением «внедрить» что-либо [79] . «Язык, – пишет Балли, – предстает перед вами в качестве оружия, которое использует каждый собеседник с целью воздействия на другого, чтобы навязать свой ход мыслей» [Балли 2003: 34]. «Если вы хотите, чтобы кто-нибудь к вам подошел, вы в разных случаях скажете это по-разному; средства выражения будут меняться в зависимости от того, какие отношения связывают вас и человека, к которому вы обращаетесь, и особенно от того, что, по вашему мнению, может последовать в ответ на вашу просьбу: согласие или возражение. Отсюда бесконечное разнообразие формул:
Новым в лингвистической науке стало изучение роли второго участника речевого акта в коммуникации. Балли отмечал, что одно и то же членение будет выражено по-разному в зависимости от собеседника или представления, которое о нем имеется. То сам собеседник является целью дискурса, что побуждает говорящего концентрировать свои усилия на эффекте, воздействии, которое он хочет произвести, то представление о собеседнике влияет на выбор средств выражения.
Несомненна заслуга Балли в постановке вопроса о языке как средстве воздействия. Эта проблематика для того периода была новой, так как ни у Шпитцера, ни у Штромейера, занятых изучением аффективности в языке с индивидуально- психологической точки зрения и стремившихся установить связь между экспрессивными формами языка и психологическим складом говорящих, она не ставилась.
Балли, несомненно, следует признать пионером прагматических исследований и одним из основателей лингвистической прагматики. Одна из ведущих фигур этого направления Освальд Дюкро признавал, что благодаря работам Балли он пришел к мысли о построении теории прагматики [Ducrot 1986: 13].
Как свидетельствуют «Тезисы Пражского лингвистического кружка», содержащие его теоретическую программу, различению «интеллектуального» и «аффективного» также придавалось принципиальное значение. «Важным показателем характеристики языка служат
Реализованная
§ 2. Соотношение в языке интеллектуального и аффективного
Большое место в своем учении об аффективности Балли уделял вопросу о соотношении в языке интеллектуального и аффективного. В отличие от аффективного фактора, интеллектуально-логический фактор выступает, по мнению Балли, как организующее начало и «играет роль своего рода поставщика и исполнителя» [Bally 1935: 19]. Характеризуясь эмоциональностью, аффективностью, как в индивидуальном, так и в социальном смысле, язык не исключает, а предполагает участие интеллекта. Это ясно из того, что язык всякий раз выступает как организационное выражение нашего сознания. Чтобы воздействовать, эмоционально «заряжать», язык должен в каждом отдельном случае быть понятным, доступным анализу, чем-то организованным. Эту организацию, считает Балли, и обеспечивает языку интеллект, наш разум.
Хотя логический фактор и составляет «костяк» мысли, без аффективного фактора такая мысль всего лишь «скелет»: «...мысль можно представить как организм, костяк которого образует логический разум; мускулы и нервы организма – это наши чувства, наши желания, наши волеизъявления, вся аффективная часть нашего мышления; она и составляет движущий принцип; без этой нервной системы и этих мускулов чистый разум не более, чем скелет» [Bally 1935: 31].
Балли подчеркивает, что интеллектуально-логическое выступает в языке не как цель, а как средство для достижения определенной цели (вспомним, что телеологическую функцию Балли приписывает аффективному фактору).
Речевое общение, считал Балли, может в принципе произойти и без участия желаний и стремлений – интеллект, логика – только лишь понятная форма сообщения. Понимание языка невозможно без анализа. «Всякий, кто прибегает к речи для того, чтобы сообщить что-либо или воздействовать с определенной целью на собеседника, должен проанализировать и упорядочить свою мысль; первое условие для достижения цели – обеспечить понимание, а всякое понимание основывается на анализе; слова, их связь, порядок слов во фразе отражают этот анализ. Речь идет в первую очередь об операции интеллектуального порядка; однако, тем не менее очевидно, что эта операция не производится ради обеспечения понимания; понимание и анализ всего лишь средства для достижения цели» [Ibid.: 29 – 30].
Таким образом, разум, интеллект есть организатор понимания и анализа наших речевых актов. В то же время Балли казалось, что это не всегда «ум логический с его четкими “геометрическими формами”» [Ibid.: 36]. Весьма часто этот ум – бергсоновская интуиция, т. е. что-то бессознательное, «чутье жизненным нутром». Не случайно Балли цитирует при этом утверждение А. Бергсона, что «жизнь во всех отношениях многообразнее разума» [Ibid.]. Ум как интуиция отличается бессознательностью и коллективностью. Эти две черты ума-интуиции отражаются в языке. Не случайно Балли считал, что в большинстве случаев функционирование языка бессознательно. С другой стороны, языковая деятельность предполагает коллективный ум. Ведь наша фраза в разговоре должна быть «согласна с языковыми ассоциациями нашего собеседника». Она будет для собеседника тем легче, чем она бессознательней, автоматичней. И, наоборот, она будет тем труднее, чем больше аналитической работы ума она потребует от