очень его заинтересовало. У столь занятого человека не было времени читать и вникать в такую большую статью. Он гадал: куда бы ее переправить? Сложный случай. Дело расследовала областная прокуратура, потом подключилась военная…
Поэтому сначала прокурор думал отослать бумагу заму генпрокурора по Приволжскому федеральному округу, чтобы тот по цепочке передал ее в Оренбургскую прокуратуру.
Но потом сработал принцип: кто последний, тот и папа. Раз военная прокуратура завершала круг, пусть она и разбирается. Так что после долгих раздумий второй прокурор на Руси (первый — генеральный) отписал письмо главному военному прокурору.
Главный военный прокурор долго хмурился. Его совсем недавно назначили на должность. Он только набирал аппаратный вес и не хотел влезать ни в какие скандалы. А здесь пахло скандалом. Поэтому генерал долго мялся. Несколько раз вызывал по очереди замов, начальника пресс-службы, начальника управления по надзору за установленной практикой вынесения судебных решений и долго совещался. В итоге письмо кочевало из кабинета в кабинет, постепенно спускаясь вниз, пока не дошло до полковника Митрофана Эхтина, начальника группы.
— Разберись с этим сам, — сказал начальник управления, передавая письмо и статью. — Ты же, кажется, занимался этим делом?
— Да. И не раз, — ответил Митрофан. — Этот Куравлев и до газеты достучался? Бойкий парень.
Эхтин читал дело несколько лет назад. Потом ему постоянно приходилось отвечать и на жалобы самого Куравлева, и на запросы всяких организаций (Администрации президента, Госдумы, уполномоченного по правам человека, правозащитным организациям и прочим, куда писал либо Куравлев, либо его жена).
В конце концов его просто достало отвечать одно и то же. В итоге он написал такую бумагу: «… Доводы, приведенные Куравлевым в своих жалобах, являлись предметом тщательного изучения и исследования в судах первой и второй инстанции и получили правильное разрешение в судебных решениях. Кроме того, уголовное дело изучено Главной военной прокуратурой. На поставленные вопросы ему даны полные и исчерпывающие ответы правомочными должностными лицами, в том числе 12 июля 2001 года врио ГВП, согласно которому оснований для принесения протеста на судебные решения не имеется. При поступлении аналогичных обращений впредь переписка с Куравлевым будет прекращена…»
— Я прочитал, ничего нового они не нашли, — сказал на следующий день своему начальнику Эхтин.
— Ты дело вызвал?
— Нет. А зачем?
— Видишь эту визу? — Начальник ткнул пальцем в роспись генпрокурора. — Письмо на контроле. Отнесись ответственно. Главный сказал — с журналистами надо урегулировать, чтобы никаких статей больше не появлялось.
— Легче надзорное из архива поднять, — произнес Эхтин. — Уголовное все равно будет долго ходить. Оно же хранится в суде в Самаре. К тому же его наверняка уже Верховный суд запросил. Они ведь и туда обратились.
— Точно запросил?
— Точно, — уверенно ответил Эхтин, хотя он на самом деле не знал. Только предполагал.
— Ты это проверь.
— Хорошо. Я позвоню. Прямо сейчас.
— Если из Верховного суда к ним запрос не пришел, посылай свой. Понял меня?
— Да.
Эхтин позвонил в Самару старому знакомому — судье Самойленко.
— Привет, Юрик, как дела?
— Здорово, Митроха.
Они вместе учились в Краснознаменном военном институте на юридическом факультете. Не то чтобы дружили, но приятельствовали.
— Здесь шум поднялся из-за твоего Куравлева, помнишь, в девяносто восьмом осудил гэбиста из Оренбурга?
— Читал-читал. — Судья усмехнулся. — Ну что, тебе высылать дело? Сейчас дам команду готовить к отправке.
— Да на хрена оно мне здесь нужно?
— Не знаю, может, ты почитать захотел. — Самойленко посмеялся. — Что думаешь отвечать?
— А ты не знаешь?! — на повышенных тонах бросил Эхтин, мол, зачем глупые вопросы задавать? — Ты лучше скажи, вам запрос из Верховного суда не поступал?
— Еще нет.
— Значит, поступит. Эти писаки туда тоже обратились.
— Хорошо. Буду знать.
— Пока. Супруге привет.
Переговорив с судьей, Эхтин пошел к начальнику.
— Так и есть: они готовят дело для отправки в Верховный суд.
— Ладно. Доставай надзорное.
Но вместо этого через неделю опять пришлось звонить самим. И то потому, что Ветров постоянно зудел Азаровой: ну что там? Вы держите вопрос на контроле? А как? Эту тактику Андрей выбрал специально для Ольги. Потому что прямо потребовать не мог (она не тот человек, который бросится исполнять). Сам звонить — тоже (у нее есть контакт с замом генпрокурора, у него — нет). Оставалось только зудеть.
— Письмо передали в Главную военную прокуратуру, — сказала она, поговорив с прокурорским генералом.
— В общем, решили дело замылить, — со скепсисом произнес Ветров. — А нас — кинуть.
— Не получится кинуть! — убежденно воскликнула Азарова.
«Что-то рано Андрюша готов сдаться, — недовольно подумала она. — Он не боец. Надо ему поуверенней себя чувствовать!»
— Вы все своего убийцу хотите из тюрьмы вытащить? — с усмешкой произнес товарищ, сидевший с ними в кабинете.
— Он не убийца, — возразила Азарова. — Его вина не доказана.
— А зачем же он тогда признался? — Коллега поправил свои круглые очки.
— Милый, ты как не в отделе расследований работаешь. — Ольга бросила на него пренебрежительный взгляд. — Не знаешь, как у нас люди в стране признаются?
— Если тебя бросить в отделение милиции, ты через пару дней даже убийство Кеннеди на себя возьмешь, — добавил Ветров.
— Его же там не били, он сам говорил. — Коллега посмотрел на Азарову, потом на Ветрова и уперся взглядом в фикус. — Это бывший офицер ФСБ, грамотный мужик. Он же не кражу велосипеда на себя брал. И даже не изнасилование. А убийство четырех человек. Детей! Знал, что за это смертная казнь. Зачем же брал чужую вину, если сам не виноват?
— Прижали мужика, — сказал Андрей.
— Ага, и он расплакался и пошел на смертную казнь? Ты хоть сам понимаешь, как это глупо звучит? Неправдоподобно просто!
— В жизни и более невероятное случается. — Андрей стал чувствовать легкое раздражение из-за упертости коллеги. — На то она и жизнь.
— Нет, вы, конечно, статью написали классную. Тут спору нет. Молодцы. Но вам повезло, что следователь оказался лопухом. Не смог расследовать как надо. Вот о чем надо писать! О
