поэтому я начну, — взял на себя роль модератора Крутов. — Возражений нет? — Александр вопросительно глянул на собеседников.
Возражений не последовало, и он продолжил, обращаясь к человеку в картузе:
— Эту девушку, как тебе вероятно известно, зовут Анастасия Батманова. Ты следил за ней, угрожал, дважды делал попытку напасть, выдвигал какие-то нелепые требования. И, наконец, вместе с сообщницей устроил засаду возле ее дома. Не исключаю, что вы собирались взорвать ее квартиру. Я хочу услышать внятный ответ: для чего ты это делал и чего хочешь от Анастасии Батмановой. Если ответ меня не удовлетворит — твоя участь будет безрадостна.
— Шам-то ты фто? — спросил псих-террорист, который все еще неуверенно двигал нижней челюстью.
Крутов достал из кармана бордовую книжечку и ткнул ее мужику под нос.
— Достаточно? — вежливо поинтересовался он.
— Да. Нас снова сковывают кандалами опричники режима, но мы будем бороться до конца. Правду не скроешь от людей, и как бы вы все ни старались…
— У тебя паспорт с собой? — невежливо перебил его Крутов.
— Угу.
— Показывай.
— По какому праву?
— Я же представился, теперь твоя очередь. И твоей дамы тоже.
Через пару минут Александр вернул пленникам их паспорта и широко улыбнулся:
— Теперь хотя бы понятно, с кем имеем дело.
Он повернулся к Насте:
— Познакомься — Рудольф Валентинович Чапкин и Ольга Петровна Забадацкая. Не супруги, хотя прописаны по одному адресу.
— Это коммунальная квартира, — гордо выкрикнул Чапкин. — Мы не чиновники и не олигархи!
— Теперь понятна ваша избыточная агрессия, — понимающе кивнул Александр. — Я все еще жду ответа на заданные вопросы.
— Мы спасаем истину, а вы ее скрываете, — снова завелся Рудольф Валентинович. — Верните то, что не ваше и никогда вашим не было. Правда страшит только тех, кто…
— Прения закончены, — прервал его Крутов. — Все это, как я понял, вы уже излагали госпоже Батмановой, приставая к ней на улице. Теперь по существу.
— Пускай отдаст письма, — вдруг пискнула кудлатая дама, про которую присутствующие как-то подзабыли.
— Вот именно, — хмуро поддержал соратницу мужчина. — Пусть вернет письма.
— Письма? — воскликнула Настя. — Какие еще письма?
— Какие письма, и почему вам должны их вернуть? — потребовал Крутов.
— Не нам — народу! — воскликнул псих, глаза которого снова засверкали боевым огнем. — Мы лишь бескорыстные посредники, нам лично ничего не надо, кроме торжества справедливости. Народ должен знать правду о гибели своих лучших представителей! А не ту манную кашу, которую преподносит официальная пропаганда.
— Ничего не понял, какая еще каша? Говори яснее!
— Пусть отдаст документы! — Псих попытался вскочить со своего места, но Крутов одним движением ладони вернул его на место.
— Зачем они ей, зачем?! — стала подпрыгивать в кресле его кудлатая напарница.
— Они сведут меня с ума, — пожаловался Крутов Насте, безмолвно наблюдавшей эту сюрреалистическую сцену. — Кажется, ни один из них не умеет связно излагать свои мысли.
— Ты не имеешь права меня оскорблять, — вдруг гордо заявил Чапкин. — Меня не оскорблял даже главврач больницы, даже тюремные надзиратели.
— Ого, кажется, мы добрались до сути, — присвистнул Крутов. — Биография нашего гостя начинает приобретать осязаемые контуры. Значит, больница, как я догадываюсь, психиатрическая… И еще тюрьма. По какой статье отбывал наказание?
— Мы политические заключенные, но ваши тюрьмы и психушки не сломили нас! — гордо заявил бородач и взглядом призвал соратницу по борьбе присоединиться к этим словам. Та приняла сигнал, выпрямилась и воинственно выпятила остренький мышиный подбородок.
— Так дело не пойдет, — решительно заявил Крутов. — Двадцать минут базар, толку никакого. Начнем сначала. Чапкин!
— Отдай письма! — каркнула со своего места Ольга Петровна.
— Тихо, — цыкнул на нее Крутов и, наклонившись к мужчине, приказал: — Чапкин, внятно и быстро — что за письма?
— Последние письма Есенина и Маяковского! — рявкнул бородатый Чапкин, сверкая глазами. — Настоящие! Те, которые украли и спрятали от народа!
Крутов откинулся на спинку кресла и невежливо рассмеялся. Потом, обращаясь к Насте, сказал:
— Бред какой-то. Какие еще письма? Кажется, меня увезут в психушку вместе с ними. Ты что-нибудь понимаешь?
Совершенно обалдевшая Настя лишь отрицательно замотала головой.
Крутов ласково, как обычно разговаривают с душевнобольными, обратился к Чапкину:
— Вот эта девушка, Настя, к которой вы упорно приставали, не понимает, о чем идет речь. Откуда у нее могут быть письма Есенина и Маяковского? Она родилась через много десятилетий после их смерти.
— Письма она получила в наследство от своей родственницы. А та прятала их всю жизнь у себя. В письмах сказано, почему на самом деле великие поэты ушли из жизни. Есенин и Маяковский называют там имена тех, кто довел их до последней черты. Только с помощью этих документов можно восстановить историческую справедливость и воздать по заслугам убийцам поэтов.
— Откуда ты знаешь про наследство? — сузив глаза, быстро спросил Крутов.
— Мне рассказал один человек, истинный патриот, который тоже хочет, чтобы правда о гибели великих поэтов стала достоянием всех людей.
— Что за человек, фамилия, где работает?
— Не знаю. Инкогнито. Он сообщил мне эти сведения по секрету, конфиденциально. Сказал, что его жизни угрожает опасность и я не должен никому про него говорить.
И Чапкин, хитро улыбнувшись, приложил указательный палец к губам.
— Психи — однозначно, но не наемные убийцы, — констатировал Александр, когда они с Настей снова пересели в джип. — Значит, отсюда больше опасность не угрожает.
— Почему ты так уверен? От психов всего можно ожидать.
— Поверь опыту, это довольно безвредные фанатики.
— Фанатики тоже могут дров наломать, — упрямилась Настя. — Они могли довести меня до нервного срыва. Или даже до инфаркта. Может, их стоило сдать в полицию?
— Не тот случай. Я их напугал, больше они к тебе не сунутся. Тем более что ты так убедительно им пообещала отдать письма, если их обнаружишь. Кстати, объясни мне, такое в принципе возможно?
— Что письма обнаружатся?
— Да.
— После зарубежной недвижимости, драгоценностей и рукописей с автографами я готова поверить чему угодно. Вдруг в какой-нибудь шкатулке на антресолях обнаружатся перевязанные розовой лентой письма, которые Пчелке передала на хранение какая-нибудь подруга Эрлиха или родственница Полонской? Если завтра ко мне на улице подбегут фанаты Ленина и скажут: у вашей прабабушки хранился подлинник письма съезду, в котором Ильич называет своим преемником Герберта Уэллса — я и этому поверю.
— Короче, теоретически такое возможно?
— Пчелка знала стольких известных, знаменитых, популярных людей, что у нее в руках могли оказаться самые неожиданные вещи и документы.
— Знаешь, я запутался в тех фамилиях, которыми они щеголяли — Эрлих, Агранов, Полонская. Агранов,
