трубы минут двадцать назад.
48
Время тянулось медленно, и по расчетам Виктора два часа, отпущенные Севой на сжигание трупа, уже давно должны были пройти. Но стрелки часов говорили об обратном. Виктор то и дело посматривал на них, и казалось ему, что время остановилось, остановилось полностью, вместе с вращением земли и другими физическими законами движения.
Но гудение в бараке-крематории продолжалось. К нему иногда примешивались порывы ветра и крики ночных птиц. К нему же внезапно прибавился звук шагов. Пришел лысый Аза с фонариком в руке, нащупал лучом Виктора и Севу. Присел рядом – в руках толстая тетрадь и карандаш.
– Фамилию и год рождения взял? – спросил он у Севы.
– Нет еще, – Сева чиркнул спичкой, закуривая. – А чего у них брать – все равно соврут! Это федералы – те всегда правду говорят.
– А мне неважно: соврут или нет, это на их совести. Главное – взять фамилию и сюда записать! Любое дело, особенно такое, точность и документацию любит!..
– Придут забирать, вот и возьмешь! – дерзко перебил Азу Сева.
Аза вздохнул. Тоже достал папиросу. Закурил.
Минут через пятнадцать к бараку вернулись двое чеченцев. Посветили фонариком внутрь, потом обернулись.
– Ну что? – крикнул один из них, наклонившись и найдя взглядом сидевшую под деревом троицу.
Сева поднялся.
– Все в порядке… Фамилию и год рождения этого, что в трубе, скажи!
– Зачем? – спросил чеченец.
– Для отчетности, – ответил за Севу Аза. – Смерть – дело государственное, ее учитывать надо. Будут потом искать кого, выяснят, что его тут кремировали, – успокоятся!
– Ну да, успокоятся! – произнес чеченец по-русски практически без акцента. – Ильяс Жадоев, восемьдесят третьего года, Нижние Атаги… Что-то еще?
– Больше ничего, – спокойно ответил Аза и, раскрыв тетрадь, записал сказанное, подсвечивая себе фонариком. Потом кивнул Севе в сторону барака-крематория.
Дальше уже пошел знакомый Виктору технологический процесс, только в обратном порядке. Под руководством Севы он закручивал вентили – от ближнего к трубе-печке до самых дальних. Сева же внимательно смотрел на датчики. Потом они открыли большую торцевую дверцу, переждали немножко, пока первая волна горячего воздуха растворилась внутри барака, опять подняв общую температуру до состояния натопленной сауны. Потом открыли и вторую дверцу и тоже тут же отошли. Но оттуда особого жара не пошло, только запах, едкий, серный, распространился по бараку. Виктор чихнул.
– Ведро возьми! – скомандовал Сева, показывая лучом своего фонарика в ближний угол барака.
Ведро Виктор подставил под нижний край внутренней трубы-топки. И снова отошел. Теперь там хозяйничал Сева с устройством, похожим на швабру. Только в конце, на деревянной перемычке, широкая ворсистая щетка была прибита так, чтобы можно было сметать мусор и все что угодно горизонтально. И Сева, запустив длинный шест этой щетки-скребка внутрь топки, потянул ее на себя, отходя от трубы. Когда щеточная часть почти достигла края топки, он остановился и уже аккуратнее столкнул прах кремированного парня в подставленное ведро. Странный звук, почти неуловимый стук о жестяное дно ведра чего-то, лишенного своего естественного веса, заставил Виктора вспомнить о посылке, которую они когда-то с Ниной получили на почте. Она была большая и легкая, и прежде чем они поняли, что в ней было, Виктор слышал перекат, шелест, шепот чего-то удивительно невесомого. Это потом возникло удивление, страх и опять недоуменное удивление – как от человека может остаться так мало? Куда девается все остальное? Даже не физическое остальное, а то, что делало человека конкретным, живым, – его переживания, его принципы, его радости.
О днище ведра ударилось вдруг что-то металлическое, и Сева тут же подскочил, засунув швабру- скребок обратно в топку. Посветил фонариком в ведро. Что-то вытащил.
– Первый улов! – сказал он, обернувшись к Виктору.
Показал в свете фонарика кусочек желтого металла.
– Перстень расплавился! – объяснил он. – У них это вроде плохая примета – с убитых золото снимать… А тут и снимать не надо – само капает!
Услышав приближающиеся шаги, он спрятал золото в карман. Посветил в сторону шагов фонариком. Пришел Аза. Взял ведро, взвесил в руке. Поставил на место.
– Мало, – сказал Аза. – Надо уважить! Люди хорошие. Досыпь еще!
– Да там ничего больше нет, – показал Сева лучом фонарика в топку.
– А я тебе что – говорю оттуда досыпать?
Сева кивнул. Взял ведро и отошел в другой угол барака, где стояла большая бочка из-под бензина.
Опять Виктор слышал перешептывание чего-то невесомого. И в воздухе, немного очистившемся от едкого серного запаха и подостывшем, запахло потревоженным пеплом.
– Хватит! – скомандовал, подойдя к Севе, Аза. – Остуди и запакуй!
Через пару минут Аза уже подставлял Севе под ведро пластиковый кулек. И снова потревоженный пепел завитал в воздухе. Виктор отошел к открытым настежь дверям. Там остановился, вдохнул чистый воздух. Увидел терпеливо ожидающих получить свое двух чеченцев.
К ним вышел Аза с кульком в руке. Сева остановился возле Виктора.
Было видно, что чеченцы передали Азе несколько банкнот, которые Аза внимательно при свете фонарика осмотрел. Потом фонарик выключил.
Один из чеченцев подошел молча к Виктору и Севе и сунул каждому по изрядно помятой купюре в пять долларов. Так же молча он и ушел.
Теперь к ним подошел Аза. Лицо его было озабоченным.
– Должны еще федералы подойти, но что-то нет… Оставайтесь здесь, если придут – позовете!
49
Утром у Виктора болела голова. То ли от недосыпа, то ли от устойчивого запаха керосина, которым словно насквозь был пропитан его матрас. А в горле неприятным осадком остался ночной запах крематория, превратившийся теперь в привкус. На соседней лежанке храпел Сева, уткнувшись лицом в серый мешок подушки без наволочки. Вместе с храпом вылетали у него изо рта какие-то другие звуки, словно он то ли ойкал во сне, то ли бессознательно комментировал что-то, в том же сне увиденное. Вдруг он нервно дернулся, повернулся лицом к стенке, а через мгновение снова развернулся и теперь уже лежал лицом к Виктору. Губы его шевелились во сне, и лицо было покрыто то ли копотью, то ли пылью, перемешанной с пеплом.
Виктор подумал, что и сам перед тем, как упасть ничком на свою лежанку, не умывался. А значит, и сам он выглядел подобно Севе. Дотронулся пальцем до лица. Почувствовал, как под пальцами «прокатилась» сухая пыль.
Когда же он лег? Эта мысль появилась сразу, как только он бросил взгляд на окошко, за которым разливался однообразный серый свет. Оттуда же, из-за окошка, донесся монотонный стук падающей с неба воды. Дождь шел крупный и медленный. Не ливень.
Вспомнились пришедшие прошлой ночью трое федералов. Притащили убитого товарища и бутылку
