Прожектор становился все ярче.
Олег рванулся вперед. Прожектор слепил его, но он должен был все равно добраться до первого локомотива, пока они не врезались в впереди идущий состав.
Он был уже у самого края, когда свет вдруг погас. Олег на миг ослеп.
И тут же его нога соскользнула вниз.
Он упал на спину и заскользил вниз по скату кабины, напрасно пытаясь зацепиться за что-нибудь руками. Под ногами была пустота.
Он неудержимо сползал вниз, в разрыв между тепловозами.
Каблук ботинка на мгновенье зацепился за бортик окна и тут же соскользнул. Олег сдвинулся еще на несколько сантиметров.
Вдруг его рука уцепилась за что-то. Отчаянным усилием он перевернулся и ухватился другой рукой. Трудно понять, как ему удалось это сделать.
Он висел на фаре прожектора. Она спасла его.
Олег подтянулся на руках и выбрался обратно на крышу.
Впереди идущий состав был скрыт первым локомотивом.
Но Олег знал, что он рядом, его машинист сейчас тормозит перед поворотом и не подозревает, что они врежутся в хвост.
А может быть, он знает об опасности и набирает скорость, но уже не может оторваться от их сцепки…
Олег встал. Ноги подкашивались. Он должен был прыгнуть еще раз. Во что бы то ни стало.
Он шагнул вперед и, оттолкнувшись изо всех сил, перемахнул на крышу первого локомотива. Затем спустился в машинное отделение и прошел в кабину. Самую первую кабину состава. Она была пуста. Одна из дверей открыта настежь. Олег нажал кнопки, выключающие двигатели, потом посмотрел в окно.
Впереди шел состав. Они догоняли его. Там снова вспыхнул прожектор. Он ослепил Олега.
Тогда он включил свой. Теперь он неплохо разбирался в кнопках на щите. Прожектор впереди идущего состава тут же погас. Олег тоже погасил наружный свет.
Все двигатели были выключены. Но по инерции сцепка еще шла вперед. Больше он сделать ничего не мог. Ноги его не слушались.
А надо было еще соскочить с состава. Его беспокоила Люся. Догадается ли она спрыгнуть сейчас, когда тепловозы замедляют ход?
Олег опустился в кресло и на секунду закрыл глаза.
В кабине было тихо. Совсем тихо. Только хлопала незакрытая дверь.
Когда Олег открыл глаза, тепловоз впереди шел совсем близко. Он был другой конструкции, с площадкой перед кабиной.
На площадке стоял человек. Он махал рукой. Не тревожно, скорее приветственно.
Они постепенно сближались. Олег смотрел на человека на площадке. Тот широко улыбался и махал рукой.
Скорость заметно упала. Олег решил не прыгать.
Теперь они шли почти одной скоростью с первым тепловозом, может быть, только чуть быстрее. Их разделяло всего несколько метров. Человек на площадке, склонившись, ждал, когда сцепка подойдет вплотную.
Толчок был не сильным. Лязгнули челюсти автосцепки.
Они оказались в одном составе.
Человек что-то крикнул, обернувшись назад. На этот раз сильно тряхнуло. Передний тепловоз дал задний ход.
Человек соскочил с площадки на землю и побежал к кабине Олега.
Олег распахнул дверь. Человек поднялся, нет, прыгнул в кабину. Он рванул какую-то рукоятку и сграбастал Олега в объятия.
— Бичо! Дорогой!..
От него пахло нефтью и табаком, так же, как от отца Олега.
Олег прижался к его промасленной куртке. Человек что-то громко говорил, мешая русские и грузинские слова, пытался заглянуть ему в лицо, но Олег только плотней прижимался к его куртке.
Сцепка последний раз вздрогнула и остановилась. Олег высвободился из объятий железнодорожника, незаметно вытер глаза и спрыгнул на землю.
От последнего локомотива навстречу бежала Люся.
— Олежка!
Она с разбегу налетела на него, повисла на шее. У него вдруг опять закружилась голова. Люся плакала и смеялась сразу.
— Сумку забыла… — сказал Олег.
Люся засмеялась и вытерла слезы.
Последние километры до станции мы ехали на головном тепловозе. На нем было трое: два машиниста и огромный грузин, оказавшийся каким-то начальником из управления дороги. Нас хлопали по плечам, поздравляли.
Грузина звали Георгий. Я спросил, как его отчество, а он сказал: «Зачем тебе отчество? Зови просто Георгий!»
Мы узнали, что маневровому машинисту на Сортировочной вдруг стало плохо с сердцем. Инфаркт. Он потерял сознание. Падая, случайно ухватился за рукоятку контроллера и перевел состав на самый полный вперед. Толчком его выкинуло из кабины и дальше уже тепловозы шли сами, пока я их не остановил.
Георгий все рассказывал, как испугался, увидев меня на крыше локомотива. Он никак не мог понять, что я хочу делать.
— Ай, молодец! — восклицал он. — Ай, какой молодец, себя не пожалел!
Мне было неловко, но в то же время приятно. Меня еще никогда так не хвалили, Я только боялся увидеть знакомую усмешечку Люси. Она слушала серьезно, но все-таки при ней мне было неудобно.
— А как Петька? — спросил я.
— Какой Петька?
— Щукин… Ну, слесарь, что был со мной. Цел?
— А! Цел твой Петька. Живой, невредимый. Молодец, понимаешь, успел к телефону, не дал вас под откос пустить!
— Это кто же додумался нас под откос пускать? — сердито спросила Люся.
— Да тут, понимаешь, нашелся один горячий человек!
Георгий покосился на машинистов, и все трое засмеялись, как будто он сказал что-то необыкновенно смешное.
В кабине было тесно. Мы с Люсей вышли на площадку, огибающую локомотив.
Состав не торопясь шел по эстакаде. Впереди уже светились огни вокзала. А внизу, у наших ног, лежал широко раскинувшийся по склонам холма город.
Я стоял рядом с Люсей. Наши руки лежали на перилах. Я осторожно подвинул ладонь…
— Любуетесь? — произнес за нашей спиной Георгий.
Я отдернул руку.
— Хороший у нас город, красивый… Почти как Сухуми! Только моря нет. Зато река какая! Приезжайте, на рыбалку сходим. Обязательно приезжайте, дорогими гостями будете!
Люся спросила:
— Вы всех так приглашаете?
— Нет, только молодых и красивых!
— Тогда мы не подойдем, — сказала Люся.
— Ну, это мне лучше знать, девочка!
