- Если бы мне оставили память? - и в ответ на утвердительный кивок, - Что-то, возможно, - да, а что-то и категорично - нет.
- А если взять десятилетия?
- Теперь я понимаю. Но мне бы хотелось, чтобы вам от Энекина осталось что-нибудь.
- Что-нибудь - это что?
- Обязательность. Надежность.
Сказать «надежность», а подумать: «внимательность, забота».
- Это все останется от Вейдера.
Ответ на ее мысли? Слова? Желания?
Арест дал мне меня. Уединения со своими мыслями.
Я шла по инерции много лет. Спала и проснулась только перед смертью. Во всяком случае, я думала, что рано или поздно меня казнят.
Я думала и вспоминала. И мне действительно не хотелось бежать. Я была мертва, а, ожив, долго не могла понять, что со мной. Что не так.
Я бы понимала бы еще сколь угодно долго.
Но тот день переломил все.
Забота.
Мне хотелось найти что-то положительное в тебе. И я нашла. Ты перевербовал меня просто фактом своей просьбы.
Я отвыкла быть одна. Отвыкла от своей самодостаточности. Мне нужно видеть тебя рядом. Слышать голос. Я не знаю, смогу ли остаться надолго без тебя.
Когда рядом нет тебя - нет и меня. Мне все равно: что я, где я. Хочу ли есть, ли спать.
А поняла я это, когда ты попросил меня выпить снотворное.
Не приказал. Попросил.
Даже если я узнаю, что тот молодой лейтенант ошибся, и ты на самом деле отдал приказ, а не просьбу.
Не важно.
Потому что, все произошло раньше. Много раньше. В начале моей политической жизни.
Тоненькая девочка с огненной копной волос. Я всегда была рыжей. Чужой для всех. А еще я всегда была умной. И когда я смотрелась в зеркало и вздыхала, что не похожа на очередную идеальную красавицу, модную либо у нас на Чандриле, либо на Корусканте, то кто-нибудь непременно подавал реплику: Зато ты умная.
Я никогда не была одна наедине с собой. Обычно рядом были люди. Охрана, помощники, секретари.
Зато ты умная.
Фраза, от которой сводило скулы и хотелось что-то сделать. Разбить зеркало, либо крикнуть, что хочу быть дурой.
А еще мне хотелось остаться наедине с собой. И когда это случалось - я была почти счастлива.
Я представляла себе тот идеал, того человека, которого смогу полюбить. Это была маленькая отдушина. Нерациональная и пустяковая, но порой она приводила меня в равновесие. Мой спокойный и рассудительный характер зависел от двух вещей: умения отвлекаться и мечтать.
Но голос рассудка, логичный до тошноты потом обычно наказывал меня, говоря, что такого человека не существует.
А сейчас тот же голос ехидно подначивает:
«Человека, может, и нет, зато вот ситх - очень даже существует!»
Да, ситх существует.
И если он скажет: «Ты умная», то в его голосе не будет сожаления или упрека. Первый раз около тебя человек, который может это признать, не ощущая себя неполноценным.
- Вейдер. Ваше имя. Давно ваше. Сколько же лет?
- Почти двадцать. Если не считать два безымянных года, когда я был вне жизни и смерти. Поэтому сейчас еще не так плохо.
- Хм. Как давно Милорд смотрелся в зеркало?
- Разве это важно?
- Вчера? Месяц назад? Или год?
- Как вы могли заметить, тут зеркал нет. А там где они есть - я отражаюсь в шлеме и маске. Потому как снять могу все это только здесь. Или на Корусканте у Линнарда.
- Подождите, - Мон сунулась в карман, и выяснила, у платья их нет в принципе. - Экран. У вас же здесь экран связи!
- И что?
- Активируйте его и затемните. И получите зеркало.
- Хорошая идея.
- Испытанный способ - смотреть на себя там, где можно увидеть отражение, когда под рукой нет ничего. Кусок транспарастила, пластика окна, даже зеркальная панель комлинка.
- Ни за что бы не придумал так использовать связь...
- Просто - вы не женщина.
Иронично поднятая бровь:
- Да, спасибо, я помню.
- Ну и как вам: нравится отражение?
- Мне нравятся отражения представителей другого пола. И подлинники.
- А серьезно?
- А стоит?
- Стоит!
- Встречный вопрос: а вам?
- Что мне?
- Не прикидывайтесь, что не понимаете. Вам - нравится?
Испуг. Попытка сохранить лицо. Чтобы никто не узнал. И мысль: «зачем?».
Зачем вся маскировка, попытка сохранить лицо - когда он форсъюзер. Когда он знал ответ до того, как задать вопрос.
- Значит, вам нравится, но вы хотите, чтобы я об этом не узнал. Скрытничаем? Забыли, что бесполезно?
То, что это не совсем бесполезно и что есть железобетонные методы некой Падме Амидалы Наберрие - распространяться не хотелось.
- Простите. Обычная реакция. Не знаю, отвыкну ли я от нее. Вряд ли.
Серый лед дрогнул и начал таять.
- За что вы извиняетесь? - тон серьезен, но в голосе теплота. От него, от холодного и ироничного ситха - неожиданно.
- Я должна была сразу честно сказать. И вот сейчас даже легче. Знайте, вид у вас намного лучше того, на который не смела надеяться, и на порядки расходится с тем, что ожидала, - Мон осознала, что сказала (или подумала, все-таки подумала?) больше, чем могла себе позволить, и решила обратить все в шутку: - На мой вкус, если бы смогли обходиться без всего этого, - она указала на шлем, - то разбили бы не одно женское сердце.
За иронией - попытка скрыть нечто важное. Тоже привычка, по сути. И остается только отвечать в тон:
- Благодарю. Предпочитаю душить. Намного, знаете ли, честней и гуманней. Чем разбивать сердца.
Ответить в тон:
- И почему я не замечала ваше чувство юмора?
- Потому, сенатор, что вы не задевали меня... Мой цветущий вид... труды Зейна Линнарда и всей имперской медицины. Пусть они вас не вводят в заблуждение.
