- Конкретизируйте вопрос, - вмешался Кеноби.
- Вы все поняли.
- Разве?
- Я не хочу обтекаемых фраз. Я хочу истину.
- Девочка, нет абсолютных истин, все зависит от точки зрения...
- Что вы от меня скрываете?! - практически выкрикнула принцесса Органа.
- Все хорошо, ты переволновалась. Тебе внушили чуждые воспоминая. Обычная практика в программе защиты свидетелей. Оттого нелепые сомнения. Сделай глубокий вздох...
Лею почувствовала, что ее захватывает волна ярости. Возникло ощущение, что кто-то пытается взлезть в ее мысли. Этот старик только выглядел как старик.
- Лея, спокойно, я желаю тебе добра,- произнес он. Но она не слушала его. Пытаясь отбросить его от себя, она мысленно ударила в ответ, вторгаясь в чужую память. И спустя доли секунд получила огненной лавиной воспоминания Бена Кеноби.
И все ответы на даже несформировавшиеся вопросы.
Огни Мустафара слились в огни Корусканта и желтый песок Татуина. Потерянный взгляд умирающего рыцаря и маленький мальчик. И женщина, чей образ был и у нее в памяти. Женщина из разбитого зеркала.
«Я виновата».
Запрокинутое лицо той женщины, два маленьких грудничка, обугленные руины в центре столицы Империи.
Огненное дыхание лавы и крик: «Ненавижу!».
«Я виноват».
«Я виновен».
Голоса сливались в один, звучали все громче и громче.
«Я меняю будущее. Там ты одна, и ребенка нет с тобой».
«Он умер. Два года как умер».
«Я тоже мертва».
Мраморные полы Храма отражали потолок приемного зала Набу. Молодая девушка в белом. Так вот кого из нее всегда пытались сделать. По крайней мере, так одевать. И укладывать волосы. Та же прическа.
Не Мон - Амидала.
Виноватый взгляд Бейла.
Перекрещенные клинки. Так заметные в тусклом свете планеты. Воздух, насыщенный пылью, разъедающий роговицу глаз. Слеза катится по щеке, а в горле першит. Жарко. Красное море магмы и синяя плазма клинков. Черный берег. И белая пустыня ночью, заметающая все следы. Маленький мальчик, стоящий на гребне дюны и глядящий вдаль. Мечтающий об отце.
Бледное лицо женщины на подушке. Отчим, прислонившись к стене, внимает молодому человеку, который призывает к логике и грозит опасностью. Гамма чувств: страх, надежда, желание помочь.
- Вы... вы... так это вы отняли нас у нее...
Качаясь от боли, она занесла руку, и старик не остановил ее.
Громкий звук пощечины.
«Я знал, откуда-то знал, что девочки обычно в отца. Из тебя бы никогда не получилось джедая, Лея».
«Я ненавижу джедаев! Вы отняли у меня мать. Отца. Брата».
Лее кажется, что она кричит, хотя на самом деле она задыхается от слез. От возмущения. Стены всколыхнулись и потемнели, прежде чем поплыть. Хан, кубарем сорвавшийся по лестнице вниз, подхватил ее. Обнял и стал успокаивать, укачивая, словно маленького ребенка. Но все внимание принцессы сконцентрировалось на отце, нет, не отце, а отчиме, застывшем у стены. Бледном и неживом. Жалость пришла на смену гнева. Лея готова была уже подойти к нему и обнять, даже просить прощения, но:
Пришла мысль, что он тоже ее обманывал. Во имя любви и добра. Во имя блага. Худший вид насилия - под маской заботы. И что он виновен не меньше этого джедая.
Мысль не дает ей потерять сознание. Не дает окончательно раскиснуть.
Лея выпрямляется.
- Поехали отсюда, Хан. Я сделала что хотела. Посмотрела им в глаза. Довольно.
Лучше уехать сейчас - еще несколько минут и она не сможет не простить отца, нет, не отца, Бейла Органу.
Ей никогда не привыкнуть к тому, что он ей не отец.
Люк отошел от стены, где простоял все это время и занял место Леи. Должно быть, со стороны это выглядело очень эффектно: трое мужчин, словно стоящие в вершинах равностороннего треугольника. Бен Кеноби. Рыцарь джедай, переживший крушение своего Ордена и нашедший силы выжить. Учитель, некогда остановивший смертельный удар - чтобы теперь из-за этого потерять второго ученика. Бейл Органа. Сенатор. Вице-король. Человек, безнадежно влюбленный в призрак прошлого, без права на взаимность. Желавший добра - но запутавшийся в приоритетах. И - Люк, которому эти двое хотели отказать в сознательном выборе. Он стоял перед ними, как укор - позволяя каждому видеть собственных демонов.
«Так похож на него... Сила, неужели Мон права? Мог ли я подсознательно желать зла лишь потому, что он - ЕГО сын? Я ведь любил ее. Запомни это, мальчик. Все, что я сделал - было сделано ради любви и во имя долга. Помни меня, выбирая себе цель, во имя которой живешь. Я смотрю в твои голубые глаза, на твое мальчишеское лицо и светлую челку - и по-прежнему вижу совсем иное отражение. Но теперь... после Леи... после Мон... после «Экзекъютора» я могу сказать этому призраку: «У меня нет к тебе ненависти, Энекин».
И - повторить это вслух:
- У меня нет к тебе ненависти, Люк. Ты похож на Энекина, но ты - не Энекин. Сегодня я это понял. Иди своим путем, мальчик. Но помни: я люблю твою сестру и мне очень больно... больно от мысли, что я мог причинить ей зло. Скажи ей это как-нибудь... на досуге. Нельзя жить ради прошлого, Люк. Нельзя жить ради другого.
- Вы это поняли?
- Я этим переболел.
Люк кивнул и перевел взгляд на второго мужчину. В глазах Бена была печаль - но не было раскаяния:
- Ты, наверное, хотел спросить почему, но теперь просто знаешь, верно?
- Я не пойду вашим путем.
- Обида?
- Неприятие. Организация не стоит подобных жертв. И, я боюсь, что у вас слишком абстрактные ценности.
Кеноби вздрогнул. Фраза прозвучала эхом его собственных размышлений об Иблисе: «Слишком абстрактные, для достижимости».
- Предложишь свой меч Императору?
- Я САМ это решу, рыцарь джедай. И все же... спасибо, что нянчились со мной все эти годы.
- Я был просто обязан...
- Нет. Я был ребенком врага.
- Он - мне не враг.
- Вы хотели его убить. Вы ждали смерти от его руки. Если это дружба, то у меня что-то с бейсиком.
- Ты просто не понимаешь.
- Понимаю. А вы просто отказались объяснить. Кто из взрослых сказал, что дети глупые, Бен? Боюсь, что вы - слишком далеки от семьи, чтобы понять истину. Дети просто живут более честно. Я ведь гораздо крепче, чем вы думаете. И разве я заслужил эту ложь?
- Я боялся тебя потерять, - слова, идущие из самого сердца.
- Неужели это - причина для того, чтобы построить свою жизнь на фундаменте изо лжи? Если бы я все узнал - и захотел к нему: вы бы меня остановили? Запрятали бы в клетку - ради моего блага, - и считали,