– А ты хотел бы, чтобы эти слухи стали реальностью? – неожиданно спросила Люси.
Дитрих едва не подавился своим чаем. С трудом сглотнул и прокашлялся. Недоуменно посмотрел на собеседницу, которая продолжала смотреть на него испытующе, не опуская взгляда. В глазах была какая-то задумчивость.
– С чего такие вопросы? – прохрипел, с опаской покосившись на чашку с напитком.
Немного подумал, да и отставил её в сторону. На всякий случай. Вдруг Люси в голову снова придет мысль спросить нечто подобное.
Дитрих был уверен: Люси из той породы людей, что о сексе, в принципе, разговаривать не способны. Любой намек обязательно вгоняет в краску, а в ответ всегда неизменный возглас:
– Как ты можешь говорить о таких вещах?!
Но Люси в очередной раз сумела удивить. Она не спросила, по сути, ничего провокационного, но Дитрих все равно стушевался.
– Просто стало интересно.
– Можно, я не буду отвечать на этот вопрос?
– Значит, да, – резюмировала Люси, допивая свой чай и отставляя в сторону пустую чашку.
– Почему ты так решила?
– Может, потому, что это вполне нормальное желание? – предположила девушка. – На самом деле, было бы гораздо хуже, если бы сказал нет, и на том все закончилось.
– Думаешь, это хуже?
– Ну да. Охлаждение в отношениях обычно бывает после нескольких лет совместной жизни, а мы живем в одном доме всего месяц. Рано думать об отчуждении и равнодушии друг к другу.
– А о сексе нам думать не рано?
– Наверное, нет, – отозвалась девушка, складывая тетради в сумку и поднимаясь из-за стола. – Я хочу прогуляться, приду домой вечером. В принципе, долго задерживаться не собираюсь, так что обо мне можешь не беспокоиться. Если есть желание, можешь составить мне компанию. Заодно и поболтаем, а то дома, в присутствии твоих родителей, я жутко стесняюсь и не знаю, что сказать. Мне не по себе рядом с ними.
– Они бывают на редкость навязчивыми.
– Иногда навязчивость лучше равнодушия, – заметила девушка, намекая на свою мать.
– Все хорошо в меру, – отозвался Дитрих.
– Жаль только, что золотая середина существует лишь в наших мечтах.
– Не будь такой пессимисткой.
– Если мне понадобится щепотка оптимизма, ты обязательно со мной поделишься, – улыбнулась Люси, на время перехватив взгляд Ланца.
– Ты видишь во мне оптимизм?
– Я вообще в тебе многое вижу. Из того, что тщательно скрывается от посторонних, – засмеялась девушка и, направилась к выходу из кафе.
Дитрих смотрел ей вслед, думая, стоит ли принимать предложение и составлять девушке компанию. В итоге все же поднялся с места и последовал за Люси. Он давно хотел остаться с ней наедине. Так почему бы не сейчас? Вполне возможно, она перестанет сдерживать все проблемы внутри и поделится с ним своими переживаниями. Даже, если он ничем не сможет помочь, Люси станет легче.
День снова ознаменовался скандалом. На сей раз его инициатором стал не Дитрих, а Люси. Во время большой перемены она ворвалась в кабинет матери и учинила там форменный погром. Перестала сдерживаться, выплеснув весь свой негатив, как только могла. Расшвыряла все фотографии со стола, посрывала занавески с окон, а в итоге еще и вазу грохнула. Осколки брызнули во все стороны, одним из Люси поцарапала руку, но особого значения этому не придала. В тот момент, когда она громила имущество, физическое здоровье волновала её меньше всего. Казалось, она вообще несокрушима, никто не сможет остановить приступ её гнева.
Ошарашенная секретарша, стоявшая в приемной, смотрела на всегда тихую девушку расширенными от удивления глазами, но попыток унять разъяренную фурию не предпринимала. У нее был глубокий шок, все профессиональные навыки капитулировали под напором такой яркой ярости. Кристина, впрочем, оставалась верна себе. Равнодушно смотрела на действия дочери, пропускала мимо ушей её замечания, а в итоге сказала, что эта истерика ничего в их отношениях не изменит, только усилит её негативное отношение к парочке любовников. Она особо подчеркнула это слово, будто оно было самым страшным оскорблением на свете, и в тот момент Люси особенно четко осознала, что не ошиблась в своих подозрениях. Все слухи, пересуды и оскорбления в адрес Люси начались с легкой подачи самой Кристины. Она упивалась ими.
Задумавшись однажды, Люси пришла к выводу, что дочку директора никто открыто осуждать не станет. Особенно, учителя, если не хотят потерять место работы. Но как раз учителя и не забывали об этой теме, постоянно тыкая девушку носом в этот факт. Все, как один. Будто у них своих проблем не было, и личная жизнь Люси занимала все их свободное время. Директор всегда найдет способ пресечь неугодные ему слухи, а Кристина даже не пыталась этого делать, она намеренно травила дочь, стараясь довести ту до нервного срыва. У нее получилось. Люси влетела к ней в кабинет, после очередных нравоучений со стороны учителя на тему: «Ты так молода, зачем тебе этот мальчик? Ведь он уничтожит твое будущее». Разговора не получилось, они сразу же перешли на повышенные тона, а потом у Люси сорвало стоп-кран. Она кричала на мать. Кричала так, что, казалось, вот-вот голос сорвет, она бросалась предметами, она обвиняла мать в том, что та сломала ей жизнь, и сейчас продолжает ломать, не гнушаясь применять грязные методы. Трясет перед публикой грязным бельем, не понимая, что таким образом и саму себя унижает. Ведь очень многое зависит от родителей. От того, как они воспитывают своих чад. Это определяющее звено в формировании личности.
Под конец Люси со всей ответственностью заявила, что однажды мать ещё пожалеет о том, что так с ней поступила, но будет поздно. Выскочила из кабинета, и, наверное, впервые в жизни прогуляла уроки, послав учителя к черту. С улыбкой на лице. Такого она себе прежде, однозначно, не позволяла.
Эшли, ставший свидетелем этой сцены, был в шоке.
Он ненавидел Кристину после случая с дневником, а сейчас вообще готов был собственными руками задушить, а потом ещё и труп в саду закопать, чтобы никто не нашел. Она действовала на редкость извращенными методами. Это было не воспитание, это была попытка сломать человека, заставить его унижаться и ползти на коленях, вымаливая прощение. Глядя на Люси, Паркер понимал, что вот этого-то Кристина от дочери точно не дождется. Люси выбрала иную дорогу. Она будет бороться с обстоятельствами, она будет ломать их, а не себя.
Шокирован тогда был не только Эшли, но и все одноклассники Люси. Да и сам учитель.
Когда он пригрозил Люси сделать запись в дневник, она хмыкнула, достала из рюкзака дневник, швырнула его на стол и заявила надменно:
– Да хоть весь испишите. Мне плевать! Хотя, думаю, у вас фантазии не хватит, ведь вы так косноязычны.
А потом вышла из класса, под одобрительный гул одноклассников.
Только два человека смотрели на нее с удивлением. Аманда и Эштон Грант привыкли к тому, что Люси Лайтвуд всегда спокойна и сдержанна, с учителями вежлива. Временами даже немного заискивает перед ними, но чтобы вот так. Это было в новинку.
– Вот это да, – прошептала Аманда, которая раньше к Люси относилась не то, чтобы с подозрением, скорее, с равнодушием. И капелькой презрения.
Проще говоря, Люси ей совсем не нравилась.
– Красотка, – присвистнул Эштон.
– Не зарывайся, – посоветовала ему сестра.
– Почему? – изумился парень.
– Потому.
– Нет, ну, правда?
– Можно подумать, не знаешь, кто её парень.
