Царь метнул на него сердитый взгляд, Меншиков же хищно улыбнулся:
— Несколько дней назад к шведам перебежало более сотни предателей. Один из них Кирилин, бывший с тобой в Сибири, второй — твой татарин.
— Бахадур? Этого не может быть! — Сергей было рассмеялся, но по лицам царя и Меншикова понял, что они настроены весьма серьезно. Он покачал головой:
— В это невозможно поверить!
— Татарина узнали, — отвечал Меншиков. — Он был в своем обычном платье и сидел на золотистом жеребце. Сомнения быть не может. Пожалованный милостью Его величества в прапорщики Бахадур Бахадуров дезертировал.
— Только не к шведам! — запротестовал Сергей. — Я своими глазами видел, как он убил шведского солдата. Ваше величество, вы ведь и сами были тогда на «Святом Никодиме»! Бахадур тогда спас вам жизнь!
Его голос звучал столь проникновенно, что царь нахмурился:
— Кажется, тебя не удивляет, что татарин сбежал?
— Нет. Мы поссорились, я ударил его и разбил мальчишке губу, Бахадур был оскорблен. Но я не могу себе представить, чтобы он дезертировал к шведам. — Сергей надеялся, что обвинения против Бахадура окажутся беспочвенными, и татарин снова объявится через несколько часов. Конечно, он сильно обидел мальчика, но вряд ли это могло послужить основанием для измены. А сколько они сражались против швецов плечом к плечу? Однако ледяная мина царя и откровенное сочувствие Меншикова давали понять: обвинения их не беспочвенны.
Измене Кирилина Сергей ничуть не удивился — капитан был плохим солдатом, и при Петре у него не было шансов получить чин, к которому он так стремился. Если же Кирилин был вожаком перебежчиков, их совместный побег представлялся еще более невероятным, настолько Бахадур презирал этого надутого офицера. Сергей заикнулся было об этом, но Меншиков только грустно улыбнулся и покачал головой:
— Бахадура видели в отряде Кирилина!
Царь в гневе навалился на стол:
— Подлецы перестреляли отряд казаков, который перекрыл им дорогу. Кроме того, не стоит делать вид, будто ты ничего не знаешь. Я получил донесение Апраксина: он сообщает, что тебе известны имена предателей.
— Это были всего лишь фамилии, с помощью которых мы с Бахадуром пытались ввести в заблуждение генерала Любекера, чтобы отвести его от Санкт-Петербурга, — ответил Сергей, сожалея, что царь не оценил его роль в спасении города.
Петр Алексеевич было вспылил, но Меншиков предостерегающе поднял руку:
— Прошу прощения, Ваше величество, позвольте мне продолжить допрос, я уж вытащу правду из этого парня. Итак, сынок, что было с этими предателями?
— Вряд ли их можно назвать предателями, я считаю, что это просто несчастные дураки, предпочитающие убогую Россию прежних времен. Они не в состоянии поверить, что наше войско может победить шведов. Но мы это сделаем. — Последние слова Сергея прозвучали почти как мольба о помощи. Он понимал: если царь признает его виновным, дальнейший ход войны уже мало будет интересовать его.
Меншиков снова похлопал его по плечу и улыбнулся.
— Может, они и дураки, но мы скоро выясним, что ты в действительности думаешь об этих парнях. Караульный, принеси водки, много водки!
Солдат отсалютовал и исчез с молниеносной быстротой.
Царь раздраженно отмахнулся:
— Мне сегодня не до выпивки.
— Вы и не будете пить, Ваше величество, а вот наш друг будет, — ответил Меншиков. Взяв со стола стакан, он начисто протер его батистовым платком. Когда солдат принес флягу, он наполнил стакан до краев и протянул Сергею:
— Пей, Тарлов, за царское здоровье!
Капитан послушно проглотил обжигающий напиток, выдохнул и, прежде чем успел опомниться, увидел протянутый Меншиковым второй стакан.
— А теперь тост за нашу славную армию и ее победу над шведами!
— За нашу славную армию и за поражение шведов! — громко произнес Сергей. Едва он выпил, стакан был налит по новой.
— А теперь за матушку Екатерину, которая так любит и уважает нашего царя! — Меншиков оказался весьма горазд придумывать тосты.
Сергей пил, не отказываясь, чувствуя, что любое возражение будет равносильно признанию вины. Прошло немного времени, и ему уже казалось, будто в желудке его черти развели адский огонь, голова капитана поникла, и он едва мог стоять. Следующие два стакана он еле смог проглотить, а затем просто- напросто рухнул царю под ноги. По знаку Меншикова двое солдат подхватили Сергея под руки и посадили его на табурет. Удерживать равновесие капитан был уже не в состоянии, и солдатам приходилось поддерживать его, иначе он непременно свалился бы.
Когда Сергей, по мнению Меншикова, достаточно набрался, князь начал допрос. То, что сейчас произносил Сергей, угнетало его уже не первый месяц, тяжелым камнем лежало на душе. Порой капитан не в состоянии был понять вопрос, тогда Меншиков повторял его вновь, подбирая другие слова. Язык Сергея заплетался все сильнее, наконец совсем отказал ему, однако князь успел вытащить из Сергея все, что хотел узнать. В конце концов он отдал караулу приказ унести Сергея и обернулся к царю, молча наблюдавшему за этой сценой:
— Парень действительно невиновен. Он не знал ни о бегстве Кирилина к шведам, ни о заговоре.
— Он знал некоторых изменников и мог назвать их имена, — недовольно возразил царь.
Меншиков наполнил два стакана и протянул один из них царю:
— Батюшка, ты же сам слышал, что он считает их дураками и не воспринимает всерьез. В Сибири Тарлов показал себя справным офицером. Поначалу они пытались привлечь его на свою сторону, но быстро осознали, что он останется верен тебе. — На людях Меншиков оказывал своему коронованному другу все должные почести, однако между собой они говорили свободно, как во времена юности.
Петр Алексеевич со всей силой сжал стакан и опрокинул в себя одним махом.
— Верен и предан, говоришь? Так, по твоему мнению, я должен еще и наградить этого парня за глупость?
— Если ты называешь верность и преданность тебе глупостью, накажи беднягу. Его можно обвинить только в том, что из чувства товарищества он не назвал нескольких имен, опасаясь, что ты строго накажешь людей за несколько необдуманных слов, — ответил Меншиков, допивая водку и тихо усмехаясь. — А уж как этот Тарлов обвел вокруг пальца Любекера — тут у него поучиться надо! Пришло тридцать тысяч шведов — от Петербурга должны были остаться только головешки и пепел! А они ходят вокруг, словно кот вокруг горшка с горячими щами. Эх, жаль только, что татарин дезертировал, из него мог получиться хороший офицер.
Воспоминание о спасении Санкт-Петербурга слегка умерило гнев царя. Он гулко расхохотался:
— И что я должен теперь, по твоему мнению, делать с этим болваном? Тебя послушать, братец, я его еще и наградить должен.
Меншиков вздохнул:
— Если хочешь, Петруша, можешь его повесить или бросить в тюрьму. Но если мы хотим победить в этой проклятой войне, нам нужен каждый Тарлов, которого мы сможем найти. Поставь его и этих степных крыс под мое командование и увидишь, на что он способен. Майора он заслужил еще делом с Любекером, теперь пускай докажет, что достоин чина.
У Петра дергалась щека — как всегда, когда им овладевали раздражение, ярость или волнение. Меншиков уже начал опасаться, что молодого капитана ждет худшее. Будь это в его интересах, он не задумался бы принести жизнь Сергея в жертву. Но после проигранной битвы под Головчином нелегко было найти офицера, который верил бы в победу русской армии, а Тарлов к тому же не раз уже доказал свою
