— Его? Кого — его? Я ведь к девушке пришел.
— Тихо, не кричите так на всю лестницу — услышат. Заходите в дом. Мы Леночку попросили, Мишенькину подругу. Чтоб она позвонила куда-нибудь и вызвала вас. Стойте, не натрясите микробов. Я сейчас принесу вам тапки и веник.
Хозяйка в вечернем макияже и доисторическом домашнем халате удалилась в темноту. Шурик остался в полутёмной прихожей. «Саша, Саша, какой из тебя психолог?» — снова подумал он.
Потенциальный ингредиент под кодовым названием «Страх» проживал в знаменитом доме политкаторжан неподалёку от станции метро «Горьковская». Шурик бывал здесь, этажом ниже, в далёком детстве, вместе с братом. Брату очень нужно было переписать новые песни группы «Аквариум», чтобы понравиться какой-то девочке. Песен ему переписать не удалось — к магнитофону была большая очередь, но он, кажется, познакомился здесь с другой девочкой. Шурик не помнит деталей — ему дали старый хозяйский самокат и разрешили кататься по длинным-предлинным коридорам. Коридоры нужны были политкаторжанам для того, чтобы ходить по ним, гремя цепями. Но в тот день ни один каторжанин в цепях Шурику так и не встретился, а больше брат его с собой не брал.
Конечно, память детства сыграла злую шутку: от метро он пошел не в ту сторону, заблудился, очутился на набережной. Но карта, заботливо распечатанная Наташей, всё-таки вывела к цели.
— Вот, — сказала хозяйка, появляясь из темноты с веником и шлепанцами, — как следует обметитесь и ступайте туда, где видите — свет виднеется?
Свет пробивался из-под плотных занавесок, скрывавших дверной проём.
Шурик пошуршал в темноте веником, перепрыгнул в шлепанцы, которые были на три размера больше, чем надо, и пошел на свет.
— Кто чужого пустил? — раздалось из темноты стариковское уханье. — Чужой, Нина, там чужой!
— Спите, деда, спите. Это к Мишеньке.
— Окна не распахивайте так! Уходишь из комнаты — окна закрывай! Залезут с крыши! — послышалось с другой стороны.
— Тише, тише, услышат ведь соседи! — шептал третий голос.
Шурик решительно откинул тёмную ткань и оказался в сумрачной полупустой комнате, освещённой большой хирургической лампой. По левую руку располагались мойка, плита, кухонные шкафы и прочая утварь. По правую — стоял голый продавленный диван да дешевый компьютерный стол, за которым, уткнувшись в ноутбук, сидел «пациент».
Окно было завешено такой же тёмной плотной тканью (Шурик признал в ней театральный занавес), что и вход. Рядом с диваном находилась крашеная белой масляной краской дверь, ведущая, должно быть, в соседнюю комнату.
— Здравствуйте, — тихим, ласковым голосом сказал Шурик. По его мнению, именно так следовало разговаривать с пугливыми пациентами.
Но пациент всё равно испугался, нервно прижался к спинке стула и уставился на посетителя.
— Можно, я присяду? Меня Лена пригласила, — ещё тише, ещё ласковее произнёс Шурик.
— Комета, — отвечал Мишенька, — летит к Земле. Упадёт в океан, и волны смоют всю Европу и большую часть Америки. А потом начнутся грабежи и пожары.
— Ужас, — сказал Шурик. Он как раз — в промежутках между поисками ингредиентов для коктейля — редактировал книгу «Сто самых страшных несбывшихся предсказаний» и мог бы рассказать ещё и не такое.
Не дожидаясь разрешения, Шурик сел на диван.
— Ну вот! — снова уткнувшись в компьютер, сказал хозяин комнаты. — Пока мы разговаривали, в Перми маршрутка перевернулась. Есть жертвы.
— Тихо, тихо! — в комнату снова заглянула женщина, открывавшая дверь в квартиру. — Я только возьму лекарство и тут же уйду. Не буду вам мешать.
Она раскрыла холодильник, долго перебирала в нём что-то, переставляла с места на место. Наконец, достала пузырёк с йодом и удалилась.
— А почему у вас занавес вместо двери в комнату? — спросил Шурик.
— А вдруг загорится?
— Что загорится?
— Ну, мало ли. Всё загорится. А дверь заклинит.
— Так занавес загорится быстрее, чем дверь.
— Да? Надо сказать дедушке. Нет, ну вы посмотрите только. В Египте взорвалось. Непонятно что, но наверняка есть жертвы.
— Вы работаете редактором новостного сайта? — догадался Шурик.
— Я? Нет… Я не работаю. Очень страшно сейчас работать: кризис, инфляция. Вдруг уволят. Зарплату не будут платить.
— Значит, ничего не делаете? Гуляете в своё удовольствие?
— Ну да, гуляете. На улицах знаете как сейчас?
— Знаю. Жарковато, но если в тень спрятаться — то довольно приятно.
— Я не об этом. Хотя от жары может случиться солнечный удар. Но знаете ли вы, как выросла преступность за последний квартал?
— Выросла? Большая совсем стала? Может, возьмётся тогда за ум и перестанет быть преступностью?
— Ай-яй-яй! В Торонто из окна небоскрёба упал телевизор — прямо на голову туристам!
— Знаете, меня ведь сюда пригласили, чтобы работать с вашими страхами, — напомнил Шурик, — и даже обещали за это заплатить.
Он запоздало спохватился — про оплату следовало сразу же поговорить с женщиной, которая открывала дверь. Теперь она может заподозрить в нём непрофессионала. А судя по общим настроениям в квартире, от подозрения до вызова наряда полиции пройдёт не более десяти минут.
Но Мишенька успокоил его — деньги будут, столько, сколько положено по таксе. Он уже выяснил в Интернете, сколько стоит обычный приём. Деньги у него есть — он сдаёт свою комнату (кивок в сторону запертой двери, крашеной масляной краской). Сам поэтому живёт на кухне, ну это даже и хорошо. Слышно, как люди по коридору ходят, разговаривают. Не так страшно.
— А что страшного в том, что люди перестанут ходить по коридору?
— А вдруг все умерли? Они же у меня старенькие. Знаете, не очень-то весело оказаться рядом с покойниками.
Шурик вспомнил Кастора. Ну, отчего же — с ним иногда очень даже весело бывает. Мысли о начальстве вернули его к цели посещения: убедиться в том, что страх — действительно страх, и прикрепить к нему для верности датчик. Или не тратить датчика, если страх окажется слишком храбрым.
Тут сомнений быть не могло — всю квартиру следовало погрузить в машину скорой помощи и отвезти на встречу с третьей ступенью.
Страхом дышало всё — интересно, каково приходится человеку, который живёт за крашеной масляной краской дверью? Должно быть, он очень храбрый. Или бесчувственный.
Шурик прислушался к себе — а ему-то страшно тут? Все шуршат, боятся сами и пугают друг друга. Занавес тревожно колышется. Но всеобщая напуганность была такой гротескной, нелепой, что даже сверхчувствительный к чужим эмоциям Шурик не поддался общим настроениям.
Для того чтобы прикрепить к клиенту датчик, следовало выманить его из убежища, ограниченного стенами и компьютерным столиком.
— Значит, на улицу вы не выходите вовсе? — снова спросил Шурик.
— Иногда выхожу. С Леной. Это моя подруга. Мы с ней по Интернету познакомились, она ко мне приходит.
— И вы гуляете по набережной?
— Нет, нет, по набережной — не гуляем.
— Но тут же рядом совсем! Живи я здесь — только и делал бы, что по набережной гулял. А домик Петра! А Петропавловская крепость! Памятник «Стерегущему»! Крейсер «Аврора»!
— Нет, нет. Далеко уходить нельзя — надо за новостями следить. А у меня радиоприёмник
