отражавшиеся в ртутном зеркале воды ярко раскрашенные домики. Их тесно сомкнутые крыши тянулись вдоль берега в обе стороны, насколько хватало глаз. Над слоем тумана вставали красные кирпичные корпуса старых складов, отмытые и отреставрированные в рамках программы перестройки под жилье. Спасенные от полного и окончательного разрушения, склады стали счастливой гаванью для среднего класса, тем более что из квартир на чердачном этаже открывался великолепный вид на залив. Когда-то эта местность называлась индустриальным районом на водохранилище Дилис и была центром процветающей промышленности — своего рода сердцем, через которое проходила значительная часть товарно-сырьевых потоков, направлявшихся в Мидлендс и из него. Теперь это было просто водохранилище Дилис — место, куда люди приезжали в поисках отдыха и развлечений. Разумеется, теперь побережье выглядело куда живописнее и могло похвастаться традиционным пабом, где сидели посетители с кружкой настоящего эля, делая вид, будто честно трудились всю прошедшую неделю.
Тони сидел на крыше каюты своей яхты с чашкой чая в руке. Еще никогда он не чувствовал себя так скверно. Два человека погибли, и один остался калекой только потому, что он не сумел выполнить свою работу до конца. Кроме того, Тони потерял единственное место, где он чувствовал себя дома.
Такое место Тони искал всю сознательную жизнь. Правда, в конце концов он нашел Кэрол Джордан, но это была, как говорится, только половина ответа. Второй половиной стал отцовский особняк, который достался ему совершенно волшебным образом. И вот теперь он лишился и того и другого. Кэрол не на шутку разозлилась, а дом сгорел. Все, что в нем было: книги, мебель, картины, ковры, — все превратилось в пепел и золу.
Нет, Тони нисколько себя не жалел, у него просто не было такой привычки, к тому же ему казалось — в этом все равно нет никакого прока, коль скоро слишком многое в его жизни достойно сожаления. Главным, что он сейчас испытывал, были гнев и отвращение к жалкой, никчемной личности по имени Тони Хилл. Разумеется, основная вина лежала на Вэнсе — он был убийцей и поджигателем, стремящимся разрушить жизни других людей и причинить им как можно больше страданий. Но это он, Тони, обязан был предвидеть недавние события. Между тем он уже дважды не сумел предсказать, как поступит Вэнс дальше. Чудовищность и абсолютная
Разобраться и остановить это вырвавшееся из преисподней чудовище.
Профессиональные ошибки, совершенные большинством людей, не имели особенного значения. Но
Накануне вечером Амброуз буквально силой оттащил Тони от объятого огнем дома, усадил в фургон «скорой помощи» и заставил выпить несколько чашек горячего сладкого чая. Он оставался с ним все время, пока пожарные пытались укротить рвущееся ввысь пламя. Это Амброуз крепко обнял его за плечи, когда перегоревшие стропила не выдержали и крыша с душераздирающим треском рухнула, взметнув облако горячих искр. Он и бровью не повел, услышав, что Тони знает поджигателя и этот поджигатель — Вэнс. Зато когда он настолько взял себя в руки, что сумел связно изложить доводы и соображения, которые пришли ему на ум по дороге в Вустер, Амброуз очень подробно все записал в свой блокнот. Уже после полуночи они наконец расстались, но детектив поехал не домой, а в полицейское управление, чтобы проинструктировать свою поднятую по тревоге команду и начать действовать. И только Тони оказалось совершенно нечего делать. К счастью, у него оставался «Кузнец» — изящная, содержавшаяся в идеальном порядке яхта Артура Блайта. К сожалению, на ее борту он не чувствовал того мира и покоя, какой испытывал в отцовском доме, но это все же лучше, чем ничего. Кроме того, Тони успел забрать в Брэдфилд кое-какие фотографии, так что у него сохранились, по крайней мере, изображения человека, чьи гены он унаследовал. Сейчас он попытался отыскать в этом обстоятельстве хоть какое-то утешение, но уловка не сработала. Тони по-прежнему чувствовал себя опустошенным, морально и физически раздавленным.
А потом он получил текстовое сообщение от Полы и понял истинные масштабы своего профессионального фиаско. Вэнс как будто специально сосредоточился на том, чтобы отнять у своих врагов все, что было им дорого. И реагировать на это Тони мог только двумя способами: сдаться, уступить боли и отчаянию, опустить руки и провести остаток жизни, предаваясь самобичеванию и унынию, или крикнуть в небеса «Хрен тебе!» и, стиснув зубы, вернуться к работе, чтобы и дальше останавливать таких, как Вэнс. Он вспомнил, что когда-то в его жизни не было ни отцовского дома, ни Кэрол, и, хотя сейчас тогдашняя жизнь казалась ему пустыней, все же Тони как-то ухитрялся в ней существовать. И делать дело.
Похоже, настало время начать все сначала.
Допив остывший чай, Тони решительно поднялся на ноги. Как говорится, подумал он, тому, у кого ничего нет, нечего и терять.
40
Чувствуя себя совершенно разбитой, Пола прислонилась к капоту машины и закурила.
— Дай и мне, — попросил Кевин. Он казался даже бледнее, чем обычно, а залегшие под глазами тени имели отчетливый зеленоватый оттенок. Выглядел Кевин так, словно почти не спал. Собственно, так оно и было: Шинед приехала в больницу вскоре после полуночи, и им обоим пришлось провести с ней около двух часов, пытаясь найти какие-то слова утешения там, где ни о каком утешении не могло быть и речи. Потом Пола поехала домой. Несмотря на усталость, уснуть ей никак не удавалось. Довольно долго она лежала, глядя в потолок, а Элинор нежно держала ее за руку.
— Я думала, ты бросил, — машинально отреагировала Пола, протягивая Кевину пачку.
— Бросил. Но иногда… — Он содрогнулся, и Пола кивнула. Она прекрасно понимала, что он имеет в виду. Бывают дни, когда к сигарете тянутся даже самые ярые противники курения.
Между тем Кевин закурил, демонстрируя сноровку человека, который хорошо помнит, насколько приятной бывает эта вредная для здоровья привычка. Глубоко, жадно затянувшись, он сказал:
— Знаешь, после вчерашнего… Я, грешным делом, даже подумал, что уже все повидал и меня ничто не может удивить… или напугать. Но потом я увидел
Под «этим» подразумевалась картонная коробка, которую кто-то оставил позади магазина замороженных полуфабрикатов в непосредственной близости от квартала муниципальных домов в Скенби. Рано утром ее нашел подсобный рабочий, которого отправили на задний двор, чтобы открыть грузовой люк и принять товар. Коробка была примерно метр в длину, полметра в ширину и примерно столько же в высоту. Она стояла прямо на люке — совершенно обычная коробка из-под замороженного картофеля фри. Внутри, однако, судя по проступившим на картоне темным пятнам и растекающейся под коробкой луже красновато-коричневого цвета, лежало нечто совершенно иное. Впрочем, рабочему платили не за наблюдательность и не за способность думать, поэтому он открыл коробку — и сразу же потерял сознание. Падая, он к тому же ударился затылком о бетон, оказавшись в глубоком нокауте. Так его и нашел водитель грузовичка доставки — валяющимся в полной отключке рядом с коробкой, в которой лежали части расчлененного трупа. Водитель падать в обморок не стал, зато заблевал все вокруг, что крайне затруднило поиск улик.
Прибывшие на место происшествия патрульные сразу позвонили в отдел по расследованию особо тяжких преступлений, поскольку сверху в коробке лежала отрезанная женская рука с татуировкой «МОЯ!» на запястье. Пола и Кевин приехали как раз к тому моменту, когда полицейский врач формально констатировал смерть уложенных в коробку останков.
— Ну, что скажете? — поинтересовался у него Кевин.
— Что-то определенное будет известно только после вскрытия, — привычно отозвался врач. В сером утреннем свете даже он выглядел бледным и подавленным. — На данный момент можно утверждать только,
