Он снял один из миланских домов, в коем изготовлял свои заразные мази и снабжал ими своих агентов- распространителей. Один человек размышлял над подобными россказнями до тех пор, пока не отождествил причудливый полет своей фантазии с реальностью. Он пришел на рыночную площадь Милана и поведал собравшейся вокруг него толпе следующую историю. Когда однажды поздно вечером он стоял у двери кафедрального собора и вокруг не было ни души, он увидел, как рядом остановился темный фаэтон, запряженный шестеркой молочно-белых лошадей. За фаэтоном следовала многочисленная свита слуг в темных ливреях, ехавших на темных лошадях. В фаэтоне сидел высокий незнакомец величавого вида, его длинные черные волосы развевались на ветру, большие черные глаза горели огнем, а губы кривились в невыразимо презрительной улыбке. Незнакомец взглянул на очевидца своего прибытия столь надменно, что тот задрожал от страха. Незнакомец был гораздо смуглее всех тех людей, которых этот человек когда- либо видел, а окружавший его воздух был жарким и душным. Он тотчас же осознал, что видит перед собой существо из потустороннего мира. Незнакомец, видя его тревогу, любезно, но властно попросил его занять место рядом с ним. Будучи не в силах отказаться и не вполне отдавая себе отчет в своих действиях, он сел в фаэтон. Во время безумной скачки со скоростью ветра, завершившейся у одного из домов на главной улице Милана, незнакомец не проронил ни слова. На улице было полно людей, но к превеликому удивлению автора данного повествования никто из них, казалось, не замечал необычного экипажа и его многочисленной свиты. Из этого он заключил, что они являются невидимыми. Дом, возле которого они остановились, снаружи походил на лавку, однако внутри напоминал громадный полуразрушенный дворец. Миланец и его таинственный провожатый прошли через несколько больших и тускло освещенных комнат. В одной из них, обрамленной огромными мраморными колоннами, заседал совет призраков, занятых обсуждением прогрессирующей эпидемии чумы. Другие части здания были погружены в кромешную тьму, которую время от времени озаряли всполохи молний, что позволило миланцу разглядеть некоторое количество тараторивших и гремевших костями скелетов, одни из которых бегали взад и вперед, гоняясь друг за другом, а другие играли в чехарду. Позади дворца находился невозделанный участок земли, посреди которого возвышалась черная скала. С нее со страшным шумом стекал стремительный поток зачумленной воды, которая, впитываясь в почву, попадала во все городские родники и делала их непригодными для использования. После того, как миланец увидел все вышеперечисленное, незнакомец привел его в еще одну большую комнату, заполненную золотом и драгоценными камнями, которые он ему предложил при условии, что тот преклонит колени, назовет его своим богом и согласится вымазать двери и стены домов Милана заразной мазью, которую он ему протянул. Теперь миланец знал, что перед ним сам сатана, и в момент искушения вознес молитву Всевышнему, чтобы тот дал ему силу сопротивляться соблазну. Его молитва была услышана — он отказался от взятки. Незнакомец бросил на него полный ненависти взгляд, после чего тот услышал оглушительный удар грома, увидел яркую вспышку молнии и мгновением позже очутился в полном одиночестве на крыльце кафедрального собора. Он повторял эту странную историю день за днем и без малейших отклонений, и все население города в конце концов поверило в ее правдивость. Неоднократные попытки найти загадочный дом результатов не дали. Рассказчик указал на несколько домов, похожих, по его словам, на искомый; полиция их обыскала, но не обнаружила в них ни демона чумы, ни зала с призраками, ни зловещей скалы. Но эта история так сильно повлияла на сознание людей, что появилось множество «свидетелей», полусумасшедших от болезни, клявшихся, что они тоже видели дьяволоподобного незнакомца и слышали, как в полночь его фаэтон, запряженный молочно-белыми лошадьми, проносился по улицам города с грохотом, заглушавшим раскаты грома.
Невероятно велико число тех, кто признался в распространении болезни по наущению сатаны. Миланцев словно охватила эпидемия безумия, не менее заразного, нежели чума. Их воображение находилось в таком же расстройстве, как и их тела, и полку добровольно раскаявшихся «эмиссаров дьявола» прибывало день ото дня. Они обычно имели на теле отметины болезни, и некоторые умирали прямо во время признания.
Во время великой бубонной чумы в Лондоне, случившейся в 1665 г., люди столь же жадно внимали предсказаниям мошенников и фанатиков. Дефо пишет, что в то время люди были более падкими до пророчеств, астрологических прогнозов, вещих снов и бабьих сплетен, чем когда-либо прежде или впоследствии. Астрологические календари и содержавшиеся в них предсказания приводили их в смертельный испуг. Как раз за год до эпидемии их сильно встревожила замеченная тогда комета, которая, по их мнению, являлась знамением голода, моровой язвы или пожара. Как только появились первые заболевшие, по улицам города забегали исступленные фанатики, предвещая, что через несколько дней Лондон вымрет.
Еще более необычный пример веры в предсказания имел место в Лондоне в 1524 году. В ту пору город кишел астрологами и прочими провидцами, к которым ежедневно обращались люди всякого звания и достатка, желавшие заглянуть в будущее.
Еще в июне 1523 г. некоторые из них совместно предсказали, что 1 февраля 1524 г. уровень Темзы поднимется настолько, что река затопит весь Лондон и смоет десять тысяч домов.
Это пророчество было без колебаний принято на веру и посеяло панику среди жителей города. За несколько месяцев она усилилась настолько, что многие семьи собрали свои пожитки и отбыли в графства Кент и Эссекс. Чем меньше оставалось времени до наводнения, тем больше было число переселенцев. В январе можно было наблюдать, как толпы мастеровых в сопровождении жен и детей пешком плелись в деревни, расположенные на расстоянии пятнадцати-двадцати миль от Лондона, чтобы переждать в них катастрофу. Люди более высокого социального статуса проделывали тот же путь в фургонах и других перевозочных средствах. К середине января обреченный город покинули как минимум двадцать тысяч человек, не оставивших из своего имущества ничего, кроме голых стен домов, которые должны были пасть под натиском грядущего наводнения. Многие из тех, кто был побогаче, селились на возвышенностях Хайгейта, Хэмпстеда и Блэкхита, а некоторые ставили шатры аж возле Уолтемского аббатства к северу и Кройдона к югу от Темзы. Болтон, настоятель монастыря св. Варфоломея, был так напуган, что за очень большие деньги построил в Харроу-он-зе-Хилл своего рода крепость, в которую завез двухмесячный запас провизии. 24 января, за неделю до ужасного дня уничтожения Лондона, он удалился туда вместе с монахами, послушниками и всей своей челядью. Погруженные в фургоны, в крепость были доставлены лодки, туда же прибыло множество опытных гребцов. Эта мера предосторожности была принята с тем, чтобы обитатели крепости могли отправиться на поиски нового пристанища в случае затопления Харроу. В крепость хотели попасть многие состоятельные горожане, но благоразумный и предусмотрительный настоятель впустил только своих друзей и тех, кто имел с собой запасы съестного.
И вот наконец пришел «роковой» для Лондона рассвет. Толпы оставшихся в городе любопытных были с утра на ногах, дабы следить за подъемом уровня воды. Было предсказано, что он будет постепенным, а не внезапным, и люди рассчитывали, что у них будет достаточно времени, чтобы спастись бегством после того, как старушка Темза начнет выходить из берегов. Но большинство было слишком напугано, чтобы этому верить, и сочло за благо заранее удалиться от реки на десять-двадцать миль. Темза, не обращая внимания на толпы глупцов, собравшиеся на ее берегах, несла свои воды столь же плавно, как и прежде. В свой обычный час наступил отлив, затем его сменил прилив до обычного уровня, после чего вновь наступил отлив[204], будто двадцать астрологов и не предсказывали обратное. Близился вечер, и их недоумение росло. Все более озадаченными становились и горожане, начавшие понимать, какими дураками они оказались. Наступила ночь, а упрямая река ни в какую не желала выходить из берегов и сносить хоть один дом из десяти тысяч. Люди тем не менее боялись ложиться спать. Многие сотни оставались на ногах до прихода следующего дня, чтобы потоп не застал их врасплох как тать в нощи.
На следующий день лондонцы всерьез обсуждали целесообразность утопления лжепророков в реке. Последние, к счастью для себя, придумали уловку, успокоившую массовую ярость. Они заявили, что в результате арифметической ошибки (весьма незначительной) назначенная ими дата сего ужасного наводнения отстает от истинной на целое столетие, и что правда в конце концов оказалась на стороне звезд, а они, простые смертные, ошибались. Нынешнее поколение горожан могло спать спокойно, ибо Лондону предстояло быть смытым с лица Земли не в 1524, а в 1624 г. Узнав эту благую весть, настоятель Болтон снес свою крепость, и все утомленные беженцы вернулись домой.
В отчете одного из очевидцев великого пожара в Лондоне, хранящемся среди харлейских манускриптов Британского музея и опубликованном в протоколах Королевского общества антикваров,
