Принимает ли Бафомет фальшивые жертвы? Фальшивые смерти? Сомневаюсь, очень сомневаюсь!»
«Кто-то ИМИТИРУЕТ жертвоприношения, чтобы… Чтобы что? Зачем это нужно?»
Единственный ответ, пришедший на ум Александре, был таким же прозрачным и ясным, как утренний воздух, уже пронизанный первым рассветным лучом.
«Затем, чтобы все думали о ритуале алхимика и не замечали кое-чего другого. Очевидного и простого. Того, что иначе сразу бросилось бы всем в глаза и выдало бы преступника».
«Что прячется за имитацией ритуала? Ведь что-то прячется. Если нечего скрывать, зачем воссоздавать всю эту кровавую мишуру?»
«Прошлым летом Лыгин получил от Олега молитвенник якобы в обмен на ценнейший трактат Фомы Эвбия. Лыгин утверждал, что молитвенника не резал. Мне досталась книга с вырезанными страницами. Предположим, он получил книгу уже порченную. Но заупокойная месса мистическим образом вернулась к нему в день смерти… Оказалась на столе, испачканная вороньей кровью, в окружении вороньих перьев. И все выглядело так, словно Лыгин САМ ее вырезал для нечестивого ритуала. Никто бы в этом не усомнился, зная, чем он увлекался. Никто. Ни следователь, ни знакомые, ни таксист, передающий с чужих слов байки о “московском профессоре, заклинавшем нечистую силу”. Но Лыгин этих страниц в руках не держал, да и вырезать их из СВОЕЙ книги не мог. Они были вырезаны из ДРУГОГО молитвенника. Имитация ритуала. Имитация святотатства. Кощунство над кощунством. Сделать это мог лишь тот, кто изначально владел вырезанными страницами».
«Олег!»
«И сейчас ему снова приходится приманивать и травить птиц, чтобы сымитировать ритуал… Чтобы скрыть… Что?!»
Очнувшись от тягостного оцепенения, женщина торопливо пошла к крыльцу. Она обогнула издохшую птицу, так и оставшуюся лежать в луже с завернутым за спину крылом. Другая ворона агонизировала под стеной сарая, стараясь забиться в щель. Стая исчезла с крыши, в соседнем дворе было тихо.
Александра поднялась по ступеням крыльца. Снова дернула ручку запертой двери. Это было бессмысленно, но все же она это сделала.
Дом у последнего фонаря не отзывался. Покинутый, остывший, немой, он смотрел на гостью отсутствующим взглядом темных окон. Спускаясь с крыльца, женщина неловко подвернула ногу и едва не упала. Наклонившись, чтобы растереть сустав, она вдруг обратила внимание на крохотные темные кружочки, матово отражавшие утренние лучи, упавшие во двор. Кружочков было несколько, на самой нижней ступеньке и на земле рядом. Недоумевая, женщина склонилась и осторожно собрала их. Она была выбита из колеи необычностью всего происходящего и не сразу сообразила, что перед ней банальные пуговицы.
Маленькие пуговицы с мужской рубашки. Не черные, как ей сперва показалось, а темно-синие. Всего три штуки. У двух была сломана тонкая перемычка между отверстиями для нитки. На одной уцелела и нитка.
Словно их сорвала с рубашки сильная, отчаянно сопротивлявшаяся рука.
И Александра, разглядывая пуговицы, лежавшие на ладони, вдруг увидела Олега, провожавшего ее на Ленинградском вокзале. Увидела его пальто, распахнутое, несмотря на ледяной ветер. Он изрядно выпил, и ему не было холодно. Увидела его руку… Олег все перебирал расходившуюся планку синей рубашки, словно пытаясь нащупать на ней отсутствовавшие пуговицы и застегнуть их.
Глава 14
Александре с большим трудом удалось дотащить отсыревшую лестницу от сарая до дома и установить так, что верхний ее край пришелся под окном мансарды. В ладонях осталось несколько заноз, но женщина едва обратила на них внимание.
Стоило Александре увидеть пуговицы на крыльце, как все стало на свои места. Похороны Лыгина, на которые непостижимым образом не явилась его дочь, единственное горевавшее о нем существо. Олег, внезапно объявившийся вечером, заботливо посадивший художницу в питерский поезд и мимоходом объяснивший свой растерзанный вид тем, что отбивался от пьяной Светланы. «На этот раз Бафомет показал не ближайшее будущее, а то, что уже свершилось! Пуговицы на рубашке оторвала не мать, а дочь! Лиза сейчас должна быть здесь, наверху!»
Взобравшись к окну мансарды, женщина, приложив ладони к вискам, вглядывалась в темную комнату. Постепенно ее глаза привыкли и начали различать детали.
Тахта, на которую Александра упорно смотрела, была пуста. Небрежно постланный плед, какая-то тряпка в изголовье — и все. Совсем не та картина, которую ей «показали» в видении.
Еще ощутимей разочарования было недоумение. «Никого! Однако пуговицы на крыльце означают, что борьба тут происходила! Чем же она закончилась? Как это понять?!»
Толкнув в нескольких местах оконную раму, Александра убедилась в своем предположении: чтобы войти, придется выбивать стекло. «Рама наверняка вынимается целиком, как бывает в старых дачных домах!» Стоять на лестнице было неуютно. Ажиотаж улетучился, и присущий женщине страх высоты давал о себе знать. Ей хотелось вновь ощутить под ногами землю. Кроме того, художницу не покидала мысль, что, стоя на лестнице, она выставляет себя напоказ любому, кому вздумается наблюдать за домом.
Но в поселке было так тихо, что она услышала бы даже шаги по дороге. Александра находилась здесь совершенно одна. Несмотря на уверенность в этом, тревога нарастала.
Причиной тому была отравленная приманка, съеденная воронами. Отсюда, с верхней ступеньки лестницы, Александра видела соседний двор и птиц, которые корчились в последних конвульсиях. Это единственное движение нарушало общую неподвижность открывавшейся перед ней картины. Не будь умирающих птиц, поздний ноябрьский рассвет, медленно разгорающийся в сером небе над опустевшим поселком, показался бы ей прекрасным. Здесь уже не осталось радостных красок лета, и солнце светило скупо, будто сквозь слезы, небо казалось низким, разбухшим, словно беременным близким снегом. В утреннем безмолвии была удивительная умиротворенность. Духовная значимость пустой сцены, с которой убраны ненужные декорации. Актеры ушли, софиты погасли. Пустой темный театр всегда завораживал женщину сильнее, чем зал, в котором идет представление. В любой, самой талантливой театральной постановке ей мерещилось нечто фальшивое. Пустая сцена лишь ожидала и обещала, и это немое обещание звучало сильнее, чем произносимые вслух монологи.
Но на сцене в самом скором времени должен был появиться новый персонаж.
Сжимая в кулаке пуговицы, Александра осторожно спустилась. Обошла вокруг дома, заглядывая во все окна, но ничто не показалось женщине ни странным, ни подозрительным. Присев на ступеньку крыльца, она еще раз рассмотрела пуговицы. «Конечно, они от рубашки Олега. С кем он сражался? С матерью или с дочерью?»
Александра снова попробовала позвонить Лизе — уже без особой надежды, но внезапно услышала голос девушки:
— Слушаю?
— Лиза, ты жива? — едва не закричала Александра.
Она поймала себя на том, что начала разговор почти так же, как Лиза, звонившая ей в последний раз. Но девушка, в отличие от нее, шокирована вопросом не была. Она ответила равнодушно:
— Со мной все в порядке.
— Почему ты не была вчера на кладбище?
— Почему? — вяло повторила та. — Я спала.
— Днем?!
Повисла пауза.
— Ты и сейчас спишь, кажется, — заметила Александра. Как ни странно, на душе у нее легче не сделалось.
Лиза была жива, находилась далеко от этого немого темного дома. Но ощущение нависшей угрозы не
