Его голос замер. Он прикрыл глаза.
– Одного я не понимаю, – сказала наконец Марина, глядя на его обессилевшие руки, – как тебе это удается?
Часы долго отзванивали полночь.
Глава 12
– Все очень просто, – объяснял Вадим. – Это делается так…
Свет в столовой был притушен, горела только одна лампа в углу, на столике, освещая часть ковра и золотых амуров, дравшихся на часах. Часы показывали половину первого.
Марина сидела в кресле чуть сбоку от Вадима, в тени. Он курил, и в облаке легкого голубоватого дыма то появлялось, то исчезало его худощавое нервное лицо. Теперь он казался старше – может, потому, что не улыбался.
– Колода мне известна. Я ее помечаю перед каждой игрой, каждый раз новую, конечно. Вот эта, например, уже не годится. – Он махнул рукой на стол. – Если колода не новая, у клиента не будет доверия. А оно необходимо, особенно на первых порах. Потом-то он сам себя уже не помнит, ничего не видит. Я сдаю всем карты, смотрю на рубашки, считаю… Ну, или играем в открытую, не важно… В закрытую – если клиент особенно недоверчив, как вот этот… Словом, моя главная обязанность – дать всем нужный прикуп. В руках у меня колода, я знаю, какая карта лежит наверху. Сразу считаю, кому ее дать. Делаю знак – у каждого свой – этот человек прикупает. Есть еще знаки перебрать, набрать очко или нужную сумму очков…
– Постой, как же так? – перебила Марина. – Ведь ты берешь карту снизу колоды! Я видела!
– Обман зрения. Это кажется, что беру снизу. Туда идут пальцы. А карты идут сверху. Элементарно!
– Ну, для кого как! – заметила Марина.
Она поежилась, удобнее устраиваясь в кресле. Ее беспокойство понемногу проходило. Объяснение состоялось и прошло мирно, как будто все случившееся в этот вечер было делом обычным. И как ни странно, теперь эта квартира казалась ей уютной. А к Вадиму она почувствовала что-то весьма похожее на уважение. После того как она увидела его «за работой», окончательно убедилась, что рядом с ней человек талантливый и необычный. «Почему я совсем не возмущена? – спрашивала она себя. – Может, я преступная натура?»
Часы громко стучали, подчеркивая тишину, стоявшую в в квартире.
– Но послушай, – решила она продолжить начатую тему. – Ну, всем своим, положим, ты даешь то, что хочешь, они видят, что должны прикупить… А клиент? Вот он захочет прикупить, тебе надо, чтобы у него было очко, а наверху лежит карта, с которой он переберет? Тогда как?
– Ему не дадут прикупить! – спокойно ответил Вадим. – Видишь ли, с самого начала мы все ориентируемся на клиента. Я сразу считаю, сколько у него, если я держу нужный прикуп, даю всем знак ждать, и тогда никто не будет прикупать – будут думать, пока он сам не попросит карту… В этом шуме незаметно, что клиента придерживают… Ну а если он все-таки пробьется вперед и прикупит – не беда, в следующий раз пересчитаем по-своему.
– Но это очень трудно! – сказала изумленно Марина. – Ты же постоянно должен за всем следить, считать… Это такое напряжение!
– Это труднее, наверное, чем дирижировать оркестром, – сознался Вадим. – Несколько часов за столом – страшная нагрузка на глаза, нервы, память… Наконец, на мускулы лица и рук.
Марина присмотрелась и заметила, что кожа под его левым глазом слегка подергивалась.
– Танюша… – обратился он к ней, слабо улыбнувшись. Улыбнулись губы, глаза не изменили своего выражения. Они больше не блестели – погасли, ушли в тень. – Танюша, я не так рад сегодняшнему удачному вечеру – он, по правде говоря, не мог быть неудачным, – сколько тому, что мы, наконец, с тобой объяснились… Честно говоря, трудно ломать комедию, живя под одной крышей с человеком, который тебе не доверяет. А я видел, что все эти дни ты мне не доверяла. Понятно почему – после Делона и его теплого приема ты уже никому не верила.
– А могло быть так, что я бы к тебе не присоединилась? – спросила она между тем.
– Да, вполне! Тебе могли помешать самые разные чувства – страх, недоверие, а больше всего – неумение вести себя в подобной обстановке… Даже если бы ты согласилась работать со мной, ты все равно могла не выдержать… Никто не может предугадать, когда с ним случится истерика.
– А тебе непременно нужна женщина для работы? – решилась спросить Марина. – Всегда была нужна?
– Ну, если бы я работал где-нибудь на вокзале или в такси, – усмехнулся Вадим. – Там-то мне женщина была бы не нужна. Но здесь, как видишь, дом… А в доме должна быть хозяйка. Это успокаивает, расслабляет… Но это должна быть не просто женщина…
– А домашняя женщина? – уточнила Марина.
– Ну да. Уютная, добрая, красивая…
В его глазах, померкших еще минуту назад, снова просыпался блеск.
– Ты же все понимаешь. – Марина выдержала его взгляд.
«Мне придется это сделать… Придется идти до конца… Иначе мне долго здесь не продержаться… – думала она. – Он понимает, что с голого сообщничества мне с ним много не перепадет. Здесь должны припутаться чувства. Тогда он будет доверять мне. Иначе выйдет то же, что с Леной. Но Лену он отпустил на улицу – знал ведь, что ей не с руки закладывать его, тем самым закладывая себя. Но она была свободна. А я… Если я еще жива, то только потому, что нахожусь здесь. И мне надо остаться с ним как можно дольше… До тех пор, пока у меня не появится возможность убежать… Ах, просто убежать, боюсь, теперь будет недостаточно! Уж слишком много на мне висит… Может, меня уже ищут! Тогда мне понадобится какая-то заручка. Против них. Против закона. Может быть, против себя. Чтобы жить дальше, мне надо перестать быть собой. Не легче ли умереть?
Он поднялся с кресла, и она тоже была вынуждена встать. Теперь они стояли лицом друг к другу.
– На этих каблуках ты выше меня, – не улыбаясь сказал он.
– Снять? – Она нагнулась было, но он подхватил ее под локти и прижал к себе. Его горячие губы, тонкие и твердые, нашли ее рот. Сердце колотилось, в голове стоял туман. Когда он отстранился, она посмотрела на него затуманенными глазами.
– Пойдем.
Каждый шаг давался ей с трудом. И виноваты в этом были не каблуки.
Она впервые оказалась в его спальне. В эту комнату она никогда не входила, опасаясь, что Вадим или горничная, застав ее здесь, заподозрят что-нибудь. И все время отгоняла мысль, что ей когда-нибудь придется войти сюда.
Вадим зажег ночник над широкой кроватью. Она присела на кровать. Руки Вадима расстегнули ей сзади платье. Она повела плечами, почувствовала на обнаженной спине сухие и легкие прикосновения его горячих губ.
– Что-нибудь не так? – шепотом спросил он.
– Холодно, – тихо ответила она.
– Я помогу тебе раздеться.
– Я сама.
Она поднялась, отвернувшись, стала нарочито медленно стягивать платье, колготки, белье… Сзади скрипнула кровать – Вадим лег. Она повернулась, и, не глядя на него, хотела скользнуть под одеяло. Он удержал ее.
– Постой…
Его рука гладила ее шею, плечи, легко касалась груди. В слабом, голубоватом свете ночника она неясно различила его лицо, и была этому рада. Казалось, что это сама темнота, вдруг обретя пальцы и губы, прикасалась к ее телу так сухо и легко. Ей было легче забыть, кто перед ней, и она заставляла себя не думать об этом. Эта странная, терпеливая нежность была настолько не похожа на грубый кошмар с Делоном, что она чувствовала почти благодарность к этому человеку, обращавшемуся с ней так бережно и мягко. Его поцелуи расслабляюще действовали на ее измученное сознание, и она все больше подчинялась их медленному наркозу. Ей стало трудно дышать, потом она перестала различать свет ночника.
