Елена приготовилась было опять ответить резкостью, но Бенкендорф бережно взял ее дрожащую от возбуждения руку и предложил:
— Расскажите нам все с самого начала…
И она, путаясь в словах и обращаясь преимущественно к молодому генералу, рассказала о том, как отец ушел на войну с ополчением, как матушка переживала за него, ждала весточки и не решалась уехать в деревню.
— Вы же сами в своих афишках называли трусами и подлецами тех, кто покидал Москву! — бросила она с вызовом, повернувшись к губернатору.
— Я сам был обманут! — в сердцах воскликнул тот, но тут же язвительно добавил: — Однако умный читает между строк! Афишки писались для простолюдинов, дабы избежать паники…
Уже в слезах, Елена рассказывала о том, как они с маменькой обнаружили тело отца на телеге со сгнившей, зараженной вшами соломой среди целого моря таких же забытых, не погребенных трупов.
— Вы заботились о пожарных трубах, а для раненых не хватило подвод! — снова повысила она голос. — Вы оставили их врагу и подожгли город! Вы — дьявол!
— Что вы плетете, милая моя?! — воздев руки к небу, запричитал Федор Васильевич. — Разве раненые бойцы были в моем ведомстве? Это Главнокомандующий распоряжался ими, и вывезти пожарные трубы я не мог без его согласия. Я прекрасно понимаю ваше состояние, любезная, но не надо на меня вешать всех собак!
Рассказывая о том, как начался пожар, Елена устыдилась в присутствии мужчин упоминать о пьяных французах, покушавшихся на ее честь. В связи с этим и рассказ о храбром юноше, ее спасителе, также был опущен. Вкратце упомянув о своем бегстве в Коломну, она наконец перешла к повести о вероломном дядюшке. Когда исповедь закончилась, Бенкендорф, до этого не проронивший ни слова, обратился к Ростопчину:
— А теперь скажите, граф, как вы намерены помочь бедной девушке?
— Если у бедной девушки есть какие-нибудь документы, подтверждающие ее личность, тогда… — Федор Васильевич сделал паузу и повернулся к Елене, ожидая ответа.
— Вы ведь прекрасно понимаете, что документы сгорели вместе с домом, — отрывисто произнесла она, предчувствуя недоброе.
— В таком случае, мой друг, — губернатор пожал плечами, глядя на Бенкендорфа с заметной усмешкой, — мы с вами не в силах ей помочь.
— Но ведь вы помните меня! — в отчаянии вскочила Елена. — Ваши дочери помнят! Весь город! Неужели какая-то бумажка главнее всех, даже самого губернатора?!
— По закону, только ближайшие родственники вправе подтвердить вашу личность, — обратился он к ней с той же неприятной усмешкой. — А ваш дядя не собирается в вас признавать свою племянницу. Закон на его стороне. Вы этого дела никогда не выиграете!
— Значит, все бесполезно? — с ужасом осознавая свой провал, пробормотала Елена. — И вы оставите все, как есть? Зная, что я права, а он — вор?!
— Я не Бог и не царь… — Ростопчин развел руками. — Сочувствую, соболезную, хотел бы помочь, но не могу…
Глаза юной графини вновь наполнились слезами, а в душе поднялась такая ненасытная ярость, какой она никогда раньше не испытывала. Елена подошла вплотную к губернатору и, забыв последний страх, прошипела прямо ему в лицо:
— Будьте вы прокляты вместе с вашими неправедными законами! — После чего резко развернулась и выбежала из кабинета.
— Постойте, сударыня! — крикнул Александр и поспешил следом за ней.
Оставшись один, граф без сил опустился в кресло, со стоном вздохнул и уперся подбородком в грудь. Проклятие не произвело на него никакого впечатления. Его проклинал целый город, сотни тысяч вернувшихся на родные пепелища горожан. Ничего, со временем они поймут и оценят лепту, которую он внес в победу над французом! Не они, так их дети, внуки или правнуки придут поклониться праху неистового губернатора, спасшего Россию и принесшего ей в жертву Москву!
Со стороны могло показаться, что Федор Васильевич провалился в глубокий сон, но на самом деле он просто выжидал…
Елена бежала по анфиладе комнат, давясь злыми слезами и не разбирая дороги, пока не очутилась в объятьях Софи, караулившей ее на безопасном расстоянии от кабинета.
— Он тебе отказал, — догадалась дочь губернатора. — Так я и знала.
— Господи, неужели все это не сон? — воскликнула Елена. — Мне кажется, я никак не могу очнуться от кошмара!
— Не надо отчаиваться, сударыня! — раздался голос за ее спиной. Александр учтиво поклонился Софи, та, отстранясь от Елены, ответила молодому офицеру бойким реверансом. Генерал представился юным дамам, но его фамилия ровным счетом ничего им не говорила, подруги не слышали ее раньше.
— Вы видите сами, — обратилась к нему Елена, — губернатор палец о палец не ударит ради справедливости, зато потакает мошеннику…
— Ну разумеется, Элен! — покачала головой Софья. — Я и хотела тебе это втолковать! Ведь твой дядюшка принимает у себя отца, тогда как весь город нам отказывает…
— Вот что я хотел вам сказать, милая барышня, — слегка смущаясь, начал Бенкендорф, — поезжайте-ка вы за правдой в Петербург, а вернее, в Павловск и добейтесь аудиенции у матери- императрицы. Расскажите ей вашу историю от начала и до конца, и она вам непременно поможет. При случае сошлитесь на меня. А впрочем…
Он вспомнил в этот миг, как Мария Федоровна журила его за многочисленные любовные похождения и особенно за роман с мадемуазель Жорж. Александр подумал, что императрица может принять Елену за его любовницу и это окончательно погубит девушку.
— Впрочем, не надо обо мне упоминать вовсе, — еще больше смутился он и, неловко откланявшись, поспешил вернуться в кабинет градоначальника.
— Какой ми-илый! — растягивая слова, прошептала ему вслед Софи и с воодушевлением обратилась к подруге: — А ведь он прав! Сейчас, когда Государь император в Европе, всеми делами ведает его мать. У кого же еще искать защиты и покровительства!
Однако Елена отнеслась к новому плану спасения более чем сдержанно. Ее былая наивность таяла с каждым часом, и действительность представала перед девушкой во всей ужасающей наготе.
— Ну что ты говоришь, Софи? — хмуро ответила она. — Как же я доберусь до Петербурга одна, без документов и без денег?
— Мы что-нибудь обязательно придумаем! — не унывала подруга.
Теперь Елена смотрела на нее, как на балованное, наивное дитя.
Дальнейшая беседа Бенкендорфа с Ростопчиным вышла неловкой и скомканной — им словно мешала тень юной просительницы, каким-то мистическим образом задержавшаяся в кабинете. Сославшись на дела, генерал поспешил удалиться. Отобедать гость отказался наотрез, хотя мысли о голубоглазой дочери губернатора все еще не давали ему покоя. В тот же день, ближе к вечеру, Александр снял квартиру в новом, еще не обжитом доме на Покровке. Это оказались две плохонькие, почти не обставленные комнатки едва не на чердаке, но рассчитывать на лучшее жилье не приходилось — дома были переполнены погорельцами.
Глава девятая
За обеденным столом у графа Федора Васильевича обычно собиралась вся семья. Обсуждались домашние дела, строились планы — на какой-то час даже в этом беспокойном семействе наступал мир и
