Во французской кадрили танцующие пары образуют своеобразное каре. Вышедший из церемониального контрданса, этот танец довольно продолжителен и неспешен. Однако Савельев спешил. Он без лишних слов взял Татьяну за руку и быстрым шагом направился в центр зала, так что девушка едва поспевала за ним.
— Вы не слишком-то любезны! — возмущенно воскликнула она.
— Я в первую очередь жандарм, сударыня, — с усмешкой отозвался статский советник, — и танцую не из удовольствия, а потому, что должен быть рядом с преступником.
Но Татьяна уже не обращала внимания на бесцеремонность своего кавалера. Девушка уже некоторое время пристально наблюдала за тем, как Евгений разговаривал с какой-то незнакомой дамой, с виду иностранкой, а теперь увидела, что он пригласил ее на танец. Она непременно должна была разглядеть эту даму поближе!
Савельев уже почти бежал, его спутница, воодушевленная ревнивым любопытством, не отставала. На долю секунды опередив другую пару, они успели замкнуть каре и теперь получили возможность отдышаться, потому что первая фигура под названием «Le Pantalon» начинали первые две пары, а другие ждали. Их визави оказались виконтесса и граф Шувалов.
— Не припомню, чтобы мы с вами прежде танцевали контрданс, — говорила своему партнеру Элен де Гранси. — Тогда в ходу были все больше вальсы да мазурки.
— А я вдруг вспомнил своего учителя танцев, старого француза-эмигранта Девольтьера! — неожиданно воскликнул Евгений. — Бедняга всякий раз ужасно возмущался, когда я называл его просто Вольтером. Каждую фигуру контрданса он вдалбливал в меня с таким священным трепетом, словно это являлось вопросом жизни и смерти.
— И я прекрасно помню Девольтьера! — улыбнулась Елена. — Что сталось с ним впоследствии?
— Он долгое время жил у нас на хлебах, так как сделался дряхлым и неспособным к преподаванию. А когда Людовик Восемнадцатый сел на престол, наш славный Вольтер начал паковать вещи. Бегал по дому в крайнем возбуждении, кричал: «Я увижу родину! Версаль и Фонтенбло!» И так переволновался, что не доехал даже до первой заставы. В дорожной карете его хватил апоплексический удар.
— Бедняга! — протянула Елена, но, подумав, добавила: — Хотя умереть на пути к мечте — это красивая смерть. Кто знает, быть может, обновленная родина жестоко бы его разочаровала.
Виконтессе было приятно вспоминать довоенное прошлое, хотя оно уже казалось невероятно далеким и походило на яркий сон, оставивший ощущение радости. Она без стеснения признавалась себе в том, что все эти годы любила Евгения, обитавшего в том сне, довоенного Евгения, открывшего ей когда-то свое сердце. Они сидели в лодке посреди Яузы, едва перебирая веслами по зеленоватой воде, и были, наверное, самыми счастливыми людьми в Москве. Если бы не война… Елена часто думала, как сложилась бы ее судьба, не будь на свете Бонапарта, сражения под Бородином и московского пожара. Жизнь текла бы ровно и безмятежно, как любимая Яуза. Они с Евгением прожили бы эти годы душа в душу и были бы нынче приглашены на бал во дворец, представлены государю императору и императрице… «Как?! — опомнилась вдруг Елена, опускаясь с небес на землю. — Ведь Эжен под домашним арестом! Отчего он оказался здесь, под боком у Савельева и Бенкендорфа?» Она изумленно посмотрела на своего партнера и в тревоге перевела взгляд на Савельева, танцевавшего в противоположной паре с какой-то юной девицей.
…Когда подошла их очередь вступить в танец, статский советник шепнул Татьяне:
— Не рассматривайте ту пару так откровенно! Это, в конце концов, неприлично!
— Учите меня шпионить исподтишка, господин жандарм? — вспылила девушка. Она была вне себя. Евгений немилосердно любезничал с красивой иностранкой в роскошном платье цвета морской волны, а та смотрела на него томными голубыми глазами. — Кто эта дама?
— Давняя знакомая вашего дядюшки, — скупо пояснил Савельев.
— Они любовники? — Ноздри девушки раздулись и задрожали.
— Как вы могли такое вымолвить, сударыня! — сдерживая улыбку, укорил он партнершу. — Они дружили с детства, росли по соседству, и только. Не вздумайте из-за этого топиться в Малой Невке, — добавил он не без ехидства.
— Проклятый шпик! — прошипела она. — Вы подслушали наш разговор с дядюшкой в «Приятном отдыхе»! Как вам не совестно!
— О, совесть — это сложная тема… К слову, вы так громко грозились утопиться, что даже покойники на соседнем кладбище вас наверняка слышали. А я по долгу службы заинтересовался и тотчас распознал в вашем дядюшке бунтаря и декабриста, нарушившего закон…
— Ах, вы… вы… — Татьяна хотела надерзить, но статский советник остановил ее:
— Вы бы сперва хорошенько подумали, сударыня, прежде чем осыпать меня проклятьями. Попадись Шувалов на глаза другому жандарму, сидеть бы бедняге сейчас в крепости. А я, как видите, привез его на бал, и вы можете танцевать с ним хоть до утра.
— А завтра? Что будет с дядюшкой завтра?
— Известно что, — выдержав паузу, произнес Савельев, провожая партнершу на прежнее место в ожидании новых фигур. — Возвратится обратно в свою деревню…
Татьяна успела ответить лишь вопросительным взглядом, поскольку по ходу танца должна была выйти в центр и встретиться там с дамой из противоположной пары. Несмотря на пояснения Савельева, она люто ревновала и видела в Елене соперницу. Виконтесса с удивлением поймала на себе воинственный взгляд юной девицы. Поравнявшись друг с другом, дамы слегка соприкоснулись руками, как было предписано правилами французской кадрили, и перешли к противостоящим кавалерам.
— Кто эта сердитая молодая особа? — поинтересовалась виконтесса у Савельева, когда он исполнял с нею круг влево.
— Дочь сенатора Головина, — сообщил тот и, подумав немного, успел добавить: — Нынешняя невеста вашего бывшего жениха…
Возвращаясь к своему партнеру, Элен де Гранси снова встретилась с Татьяной и вновь коснулась ее руки. Теперь и она разглядывала девушку со жгучим, нескрываемым интересом.
— Так вы обручены с дочерью сенатора? — первым делом спросила она у Шувалова.
— Это, очевидно, разболтал господин жандарм? — Он бросил гневный взгляд на Савельева. Тот ответил ему ехидной улыбкой.
— Вы с ним знакомы? — удивилась Елена. — Что вас может объединять?
— Давняя дуэль и шрам на его лице. Это мой автограф, — не без гордости сообщил Евгений.
— Вы дрались с Савельевым? — сдвинула брови она. — Значит, вы все знаете…
— Мы встретились с ним случайно в Васильевском остроге. Он сам все мне рассказал, и мы, естественно, дрались.
— Теперь понятно, почему вы меня не искали.
— Одну попытку я все-таки предпринял, — возразил Шувалов. — Года через три по возвращении из парижского госпиталя я съездил в Савельевку, чтобы убедиться в правдивости неприглядной исповеди Савельева. Я увидел приходскую книгу с записью о вашем венчании и остался в полной уверенности, что вы живете в Петербурге, с вашим законным супругом…
— Никогда бы этого не было! Слышите? Никогда! — Виконтесса так разгорячилась, что сама себе удивлялась.
— Но ведь вы добровольно вступили с ним в брак?
— В порыве отчаяния, Эжен. Я была глуха, слепа и, боюсь, безумна! Никто в целом свете не хотел мне помочь в моей тяжбе с дядюшкой, а он вызвался сразу, и так решительно. Боже! — Ее лицо пугающе исказилось. — Это было еще одно, самое ужасное унижение! Когда я вспоминаю о нем, мне хочется покончить с собой!
— И все же, самого ужасного вы тогда избежали. — Шувалов не разделял пафоса своей партнерши и рассуждал спокойно. — Приходской священник не допустил гнусного оборота событий и обвенчал вас по всем правилам. И наконец, вы отомщены. Верите или нет — Савельев до сих пор хранит вам верность! Вынужденно или добровольно — вот чего я не понял, признаюсь…
— Он всегда вел себя как сумасшедший, — заключила виконтесса с каменным лицом, всем своим видом показывая, что не намерена больше говорить на эту тему.
