— Едешь кататься верхом?
— Да. А почему ты спрашиваешь?
— Потому что считаю это неприличным.
— Что именно ты считаешь неприличным?
— Да то, что ты так внезапно выскакиваешь из дому. И это после того, как ты целую неделю ходила на голове.
— Но ведь уже утро, дядя, — заметила Ники.
— Похоже, что так, — проворчал Остин.
Потянувшись к вазе с фруктами, Ники взяла гроздь винограда без косточек и спрыгнула с веранды.
Засмеявшись, она помахала Остину на прощание и побежала по газону к конюшне.
Позднее утро было тихим, рабочие уже давно ушли с ранчо. Лишь единственный пастух водил по кругу пони. Девушка зашла в прохладную конюшню, с наслаждением вдыхая запах сена и слушая тихое ржание лошадей, выглядывавших из своих денников. Среди них был и ее пони.
— Кажется, ты не прочь прогуляться, а, мальчик?
Пони в ответ довольно тряхнул головой. Ники направилась в помещение, где хранилась упряжь — там стоял терпкий запах кожи. Выбрав уздечку, Ники пошла вдоль ряда седел, выискивая одно, свое любимое. У нее были и другие седла — новые и более модные, но она предпочитала ездить на том, которое Остин подарил ей в день шестнадцатилетия. За двенадцать лет кожа седла размягчилась, и оно почти идеально повторяло форму ее ягодиц.
Быстро оседлав пони, Ники вывела его из конюшни, села верхом и пустила конька галопом. Они выскочили со двора, и пони молнией понесся по зеленой траве пастбищ. Деревья, заборы и кустарники замелькали перед глазами Ники. Девушка подставила лицо ветру, чувствуя, что хорошее настроение, как обычно, возвращается к ней.
Они были уже на полпути к холму, на который Ники собиралась подняться, когда им встретилась довольно глубокая лощина. Пони как ветер перелетел через нее, но Ники вдруг почувствовала, что парит в воздухе, причем ее бедра по-прежнему сжимают седло, а ноги в сапогах все еще упираются в стремена.
А потом она с грохотом упала, подмяв под себя левую руку. Раздался громкий хруст, и резкая боль пронзила ее руку от локтя до запястья.
Вскрикнув, Кэтрин вздрогнула и схватилась за левую руку. Казалось, она горит огнем, боль рвет мускулы и кожу, проникает до самой кости. Кэтрин оторопело уставилась на руку… Она никак не могла понять, что происходит… Тряхнув головой, девушка силилась собраться с мыслями.
Понадобилось несколько секунд, чтобы она сообразила, что сидит в ванне, а вокруг нее плещется вода. Постепенно ее взгляд сфокусировался на кране и шторе из клеенки, заслонившей собой зеленое пастбище, которое всего мгновение назад она видела так явственно. Исчезла и боль. Подняв вверх руку, Кэтрин осмотрела ее. Кожа была чуть красноватой после целого дня, проведенного на солнце, но ни раны, ни перелома не было — ничего, что могло бы объяснить, чем было вызвано болезненное ощущение, которое охватило ее руку, когда она задремала.
Так она спала? Интересно, как долго? После напряженного дня открытия клиники Кэтрин забралась в горячую ванну и, должно быть, задремала. И теперь вода была едва теплой. Девушка испуганно посмотрела на часы, стоявшие на шкафу с бельем. Все хорошо — до прихода Элиота оставался еще целый час.
Приняв душ, Кэтрин надела махровый халат и вышла на балкон. Было шесть часов, огромный оранжевый диск солнца катился по небу к западу. Девушка опустила глаза на пляж под ее окнами. Как же тут все переменилось благодаря власти советника Рейнолдса! Всего за какой-то месяц убогий берег превратился в очаровательный парк с чистым пляжем, с зоной для купания, отгороженной канатом, вышкой для ныряльщиков, сторожевой башней, полосатыми красно-белыми кабинками для переодевания и еще парочкой тенистых беседок со столиками и скамейками — специально для пикников.
Восемь часов назад Кэтрин стояла на этом самом месте, в ожидании глядя вниз. Она была поражена при виде дюжины ребятишек, собравшихся в одной беседке, и огорчена, когда заметила, как взрослые отдельной группой направляются в другую. Даже издалека она заметила внушительную фигуру Элиота, которого сопровождала целая толпа репортеров и фотографов.
Она говорила ему, что будет очень нервничать в день открытия. И умоляла, чтобы он не устраивал шума. Что, если после пышного начала строительства Прибрежной клиники дети не захотят прийти туда и вся суета окажется напрасной? К сожалению, Элиот не обращал внимания на ее слова… Как обычно.
Кэтрин стала подробно вспоминать события прошедшего дня. Глядя на то, как Рейнолдс разговаривает с журналистами, она понимала, что больше всего его интересует предвыборная кампания. До дня выборов оставались считанные месяцы, и политику требовалось приложить немало усилий и сделать что-то выдающееся для своих избирателей. И вот теперь, когда стараниями Рейнолдса клиника стала реальностью, Кэтрин почувствовала себя предательницей, потому что все больше и больше уставала от того, как его «кампания» влияет на все остальное.
Взяв папку с ручками и регистрационными бланками, девушка пошла на пляж. Стоя на переходе, Кэтрин вдруг осознала, что даже мысль об очередном интервью для нее невыносима. Но Элиот ждет, что она поговорит с журналистами, и она сделает так, как он хочет. Она всегда делала то, чего хотелось ему.
Однако, перейдя улицу, Кэтрин внезапно поняла, что делает как раз то, чего не должна. Приветливо помахав взрослым, она повернулась к ним спиной и направилась к той беседке, в которой собрались дети. Их было четырнадцать — от малышей, еще ходивших в детский сад, до подростков.
Самым старшим, который, без сомнения, был заводилой среди детей, оказался Кенни Блэк. Кэтрин не видела его с того самого дня, когда паренек едва не утонул. Кенни с радостным возгласом бросился девушке навстречу, и ей показалось, что всего за месяц он вытянулся и повзрослел.
— Это та самая леди, что спасла мою задницу, — заявил Кенни, когда Кэтрин приблизилась к ним.
— Кенни… — укоризненно пробормотала Кэтрин.
— Но ведь вы это сделали, — пожал он плечами.
Не успела она перемолвиться с детьми и парой слов, как к ним подошел Элиот, за которым, как обычно, бежали журналисты; некоторые из них на ходу фотографировали известную пару.
— Я могу минутку потолковать с тобой наедине? — спросил Элиот, взяв Кэтрин за локоть и увлекая ее в сторону. — Я-то думал, что ты остановишься, поздороваешься и дашь этим людям возможность сфотографировать нас, — сказал он, когда они отошли от беседки.
— Извини. Просто я не хотела опаздывать в первый же день.
— Понимаю. — Он улыбнулся дежурной улыбкой. — А я хочу, чтобы сегодня вечером ты пошла со мной в гости. У меня появился новый жертвователь. Причем очень богатый и щедрый. Так вот, они с женой пригласили нас на ужин.
— Но мы всю неделю ходили куда-то вечерами, — возразила Кэтрин. — Ты забыл про то, что я должна работать? Я уже говорила тебе, что буду писать весь уик-энд.
Элиот посмотрел ей прямо в глаза.
— Я помню об этом, но для меня это очень важно. Они оба хотят познакомиться с моей девочкой. Иначе я бы не стал настаивать. Ты же не позволишь мне опростоволоситься, не так ли?
Кэтрин молча кивнула и задумчиво посмотрела вслед Рейнолдсу, уверенно шедшему по отгороженному канатом пляжу. И тут невдалеке она увидела Марлу — та, замерев как изваяние, смотрела на нее, держа в руках фотоаппарат. Кэтрин быстро подняла руку, чтобы помахать подруге, но та то ли не заметила ее, то ли не захотела заметить. Потому что, отвернувшись, Марла тут же пошла к дороге.
А Кэтрин решила наконец заняться детьми, которые уже вовсю расшалились. Когда они стали шуметь уж слишком сильно, вперед вышел Кенни. Кэтрин догадалась, что мальчик готов стать ее помощником. День прошел замечательно, и она ушла с пляжа в приподнятом настроении.
И теперь, глядя на заходящее солнце, Кэтрин хотелось бы вернуть то настроение. Похоже, дела в клинике пойдут успешно. Она почти дописала свой второй роман. И у нее назначено свидание с одним из
