жилистые пальцы на животе, Катерина напряжённо смотрела на доктора.
Марта опустила глаза вниз, и сердце едва не выпрыгнуло из груди. Руки неподвластного тела сжимали любимую мягкую игрушку: маленького жёлтого зайца, подаренного тётей Маргаритой на пятый день рождения. Потрёпанный, штопанный-перештопанный, испещрённый стёжками, точно шрамами, но всё же живой! На спине игрушки топорщился заметный горб, пересечённый посередине уродливым швом. Кто-то зашил игрушку, предварительно запихав обратно вату, но без особого старания – отсюда и горб. Пищалка съехала куда-то набок, но какая разница: она всё равно не работала.
Марта увидела красный кровоподтёк, саднящим браслетом обхвативший запястье. Попыталась вспомнить, как получила его, и картинка вынырнула из памяти само собой. Катерина Андреевна нависает над ней престарелым злобным грифом. На ней красный берет и старое чёрное пальто, белый узел кашне топорщится из горловины. Они на улице, они перед входом в больницу. Одной рукой Катерина больно выкручивает падчерице запястье.
– На этот раз меня не обманешь, – змеёй шипит она ей в лицо. Тонкие бескровные губы расползаются, обнажая жёлтые зубы и воспалённые дёсны. – За дуру набитую меня держишь? Ты сделала это специально. Тогда, на кладбище. Я же видела. Не пытайся прикидываться, я видела твои глаза…
Трудно поверить, что такая щуплая и хилая на вид женщина может обладать такой силой. Марта уже почти не чувствует пальцев, так сильно ей стиснули руку.
– Доктора ты не обманешь, – свистит Катерина Андреевна. – Не проведёш-ш-шь… Пошли!
Она с силой дёргает Марту за собой, так и не разжав хватки.
Доктор быстро пролистал короткую синюю книжицу – очевидно, историю болезни, – и поднял глаза на Катерину Андреевну.
– Ну, здравствуйте, мамочка, – слово «мамочка» он произнёс с каким-то особенным презрением, и Марта почувствовала, что Катерина Андреевна ему неприятна. – Жалуйтесь.
Женщина немного помедлила, прочищая горло и слегка подаваясь вперёд.
Сердце Марты заколотилось, живот свело. Она замерла.
– Борис Фёдорович, я к вам за советом, – начала Катерина Андреевна непривычно высоким голосом. Марта подумала, что так она кажется себе интеллигентней. – С Мартой происходят какие-то изменения. В последнее время я стала замечать за ней… хм, как бы вам объяснить…
– Объясняйте, как можете, я догадливый, – усмехнулся доктор.
Катерина Андреевна натянуто улыбнулась.
– В общем, в последнее время я стала замечать проблески сознания, если так можно выразиться. Понимаю, звучит глупо, но я не знаю, как объяснить иначе. Первый раз это произошло прошлой весной. Тогда Марта довольно необычно отреагировала на одну вещь... как будто отлично понимала, о чём речь.
История с Никиткой, подумала Марта. Вот она о чём.
Катерина Андреевна помолчала, давая доктору время спросить, что же это была за «вещь», или хотя бы заинтересованно вскинуть брови, но тот хранил молчание. Сцепив руки под подбородком, он слушал пациентку со скучающим выражением на лице.
– А недавно это повторилось, – продолжила Катерина Андреевна, решив не ходить вокруг да около. – Я сразу к вам. Хотелось бы знать: может это… ну, не знаю, означать начало каких-то улучшений?
Катерина умолкла, а Марта осталась в полном замешательстве. Что она имеет в виду, говоря об «улучшениях»? Разе она больна?
Какое-то время доктор сверлил Катерину Андреевну взглядом. Потом сцепленные под подбородком руки упали на стол, и он раздражённо сказал:
– О каких улучшениях может идти речь, мамочка? У вашей дочери…
– Падчерицы, – сухо сказала Катерина Андреевна.
– Падчерицы, – поправился доктор, – тяжелейший диагноз! Полный аутизм, осложнённый мутизмом – самая неблагоприятная форма детского аутизма. При Каннере ребёнок не пользуется речью, не реагирует на речь других, не поддерживает зрительный контакт, не проявляет интереса к окружающему миру. Последние исследования мозга аутичных детей показали: они воспринимают чужие лица как неживые объекты. Поэтому и относятся к вам, мамочка, как к камню, машине, или табуретке.
– Всё это мне известно, – вставила Катерина Андреевна, не оставляя попыток нести себя соответствующе интеллигентной даме.
– Да нет, очевидно, неизвестно! – живые глаза доктора скользнули по ещё свежим синякам на лице Марты. – Воспитывать таких детей чрезвычайно трудно, не говоря уже о лечении. Домашняя терапия аутичных детей включает в себя комплексный подход. Это не только медикаментозное лечение, но и изменение коренным образом всего образа жизни родителей. Причём пожизненно, ибо на данный момент эта зараза неизлечима. Существует огромное количество развивающих методик, направленных на коррекцию аутизма. Упражнения на внимание, вербальное и невербальное общение, и многое другое…
– Я всё это знаю, – сопротивлялась Катерина Андреевна. Из голоса исчезла напускная выспренность, он приобрёл холодные металлические нотки. Первый симптом просыпающейся в ней злости.
– И ничего этого вы не делаете! – вскричал доктор. – А потом приходите сюда и начинаете говорить о каких-то улучшениях…
– И всё же, я бы хотела, чтобы вы её осмотрели, – настаивала Катерина Андреевна. – Мне же не привиделось! Она всё осознавала, следила за мной взглядом… вот, как сейчас! Видите? Видите? Взгляните в её глаза!
Доктор без особого энтузиазма посмотрел на Марту.
– При аутизме ребёнок может обострённо реагировать на одни явления внешнего мира, и почти не замечать другие, – сказал он. – Например, испытывать неадекватную привязанность к неодушевлённым предметам, – тут его взгляд скользнул по искалеченному телу Мартиного зайчика, а потом вернулся к Катерине Андреевне, – и чураться предметов одушевлённых. Случаи, которые вы упоминаете, всего лишь временные вспышки…
Доктор продолжал внушать что-то Катерине Андреевне, но Марта больше его не слушала. В неподвластной ей голове кто-то устроил фейерверк. Нет, какой там фейерверк – настоящую войну! Гремели пушки, скрипели гусеницы танков, кричали раненые… Это просто не могло быть правдой! И всё же было. Всё объяснялось так легко, так просто… и так убийственно непостижимо.
«Весь мой мир», – думала Марта, – «моя семья, моя любимая мама, мой братик, мой папа, Стив – всё это лишь плод воображения тяжело больной девочки. Совершенный мир бесконечного счастья. Мир иллюзий».
Теперь она вспомнила всё. Настоящую маму – Марту. Они так похожи друг на друга, как под копирку срисованные. Мама ушла из жизни, когда Марте едва исполнилось три. Она вспомнила Виктора, родного отца. Он подбрасывал дочку в воздух и улыбался: «Куколка моя! Красавица ненаглядная! Вся в мать «. Тогда он был другим: красивым, сильным, живым. А потом, после смерти мамы, запил, женился на Катерине Андреевне, у которой уже был сын.
Марта вспомнила тётю. Она – само жизнелюбие, фонтан энергии. Даже когда потеряла сестру, фонтан не заглох, хоть и изрядно обмелел. А потом её сбила машина, и у неё стала подтекать крыша.
Марта вспомнила слова брата: «Мы будем любить тебя всегда, потому что только в любви заключён тот смысл жизни, благодаря которому все мы продолжаем существовать». Они не могли не любить Марту, потому что были созданы ею, придуманы, предназначены с одной единственной целью: любить её. Наконец, все части мозаики встали на свои места, образовав картину реальности. Жестокой и беспощадной. Дверь на задний двор ведёт в реальный мир.
Марта почувствовала, как по щеке течёт слеза. Доктор всё говорил, говорил, говорил. Потом чей-то незнакомый голос зашелестел в ушах. Он что-то нашёптывал. Марта прислушалась…
– Ты можешь выйти отсюда, – сказал голос. – Навсегда покинуть мир иллюзий. Просто переступи порог, вступи в реальный мир. Переступи порог двери, ведущей на задний двор. Переступи... переступи... переступи…
Голос показался Марте отталкивающим. И лживым. Конечно, её мгновенное избавление от страшного неизлечимого недуга наверняка стало бы медицинской сенсацией. Может быть, её даже показали бы на
