Началась дискредитация.
Вызвали меня в следственный кабинет и говорят:
- Сейчас ты осужден, касатка тебе ничего не сбросит, мы тебе предлагаем иди к нам в отряд хозобслуги.
- И что там делать?
- Ну как что? Ремонты всякие делать, будешь за порядком смотреть, чтобы все было исправно. Ты все равно к блатному миру отношения не имеешь, так что посидишь и к концу лета пойдешь на свободу.
Мне воровские понятия вообще до пиписьки, но ведь найдутся же уебки которые начнут вопить, “Тесак на баланде сидел, испугался уехать на зону!” И я не ошибся!
Через неделю принесли в хату газетку “МК”, там частично был написан текст моей касатки. И еще, что я сижу не по понятиям, опускаю черных в хатах и что соратники от меня отвернулись. Об этом отписал из другой тюрьмы Никола Королев и приговорил меня к тряпке. Думаю, ну нифига себе, шустрый парень. Обсудили в камере эту статью, посмеялись.
Ну, написали и написали! Какая-то еврейская газетенка. Если за день евреи не написали про тебя лжи и клеветы, то считай, что день прожит зря! Но с другой стороны, зная наше Движение, понимаю что “кто-то пернет – напишут, что обосрался”!
Пишу письма соратникам, чтобы объяснили, откуда это идет, что это за фигня? Жду ответов.
Тут приносят новую газетенку “МК” и там опровержение. Что соратники Тесака связались с редакцией и слухи опровергли, что у Тесака и у Николы были разногласия на религиозной почве и до тюрьмы. Один язычник-гитлерист, другой христианин ... Обсасывают тему и потирают еврейские ручки. Николу тоже, в принципе, можно понять. Он меня не любит и решил немного насрать. Стал забывать уже об этом.
Тут меня дергают опера показывают первую газетенку.
– Давай иди на баланду уже! Соратники от тебя отказались все равно. Ты же не уголовный, а политический. – Нет, с чего бы это им отказываться?
И тут опер меня спрашивает
-А что ж они тебе не пишут, не отвечают?
ААА! Раз ответов нет, значит он их и не пропускает! Что они, псы, задумали, интересно?
Возвращаюсь и пишу заявление, прошу меня перевести на общую тюрьму. Там и условия похуже, и чурбанья побольше, но там есть связь! Да и надо решать на какую я зону поеду, а сидя в 99/1 этого не сделать. Тем более, от того, какая зона, много чего зависит. Есть зоны разные – красные есть, черные, есть голодные зоны, есть беспредельные зоны, разные...
Опять меня вызывают. Говорят “Ты что дурак? Сиди себе спокойно, никто никуда тебя не переведет!”
Приходит мне ответ на касатку, что все без изменений, ничего в приговоре не поменялось. И я начинаю отсчитывать дни до отправки на зону.
Вы даже не представляете, как мне хотелось по траве походить, по земле, а не по асфальту! На деревья посмотреть! Что-нибудь повырезать, руками что-то поделать! Всю жизнь я что-то изготовлял: кастеты делал, из глины лепил, ложки вырезал... Порисовать хотя бы красками, а здесь только синей ручкой можно рисовать!
Министр сорвался!
И тут на касатку уезжает Евгений Олегович. Сварили с утра суп и он говорит:
- Вы мне супчика-то оставьте на вечер.
- Да вы же домой пойдете из зала суда.
- Не, оставят, наверное. Так, хоть супчика овощного вечером похлебаю.
А вечером по всем каналам: “Евгений Олегович Евин освобожден из зала суда! Срок ему заменен на условный!”
Порадовались мы за Евгения Олеговича, съели суп. Сейчас придут за его вещами. И поэтому надо быстро его вещи поделить, матрасик поменять, баул забрать. Все, кроме действительно личных, обычно раздают в таких случаях сокамерникам.
А надо понимать, что вещи, на воле не стоящие ничего вообще, в хате представляют большую ценность. Например, баул. Если кто-то освобождается из тюрьмы, то ему отдают самый худший баул в хате. Дело в том, что независимо от того, олигарх ты или почти бомж, как я – у тебя будет обычный клетчатый баул, под названием “челнок”. В правилах написано, какой баул ты можешь иметь, и это будет клетчатый пропиленовый баул. Ты не можешь сумку от Кардена, рюкзак, ты можешь иметь только баул, причем большой баул тоже нельзя. Это уже мусорской наворот. Надо идти договариваться, что бы родственникам разрешили тебе передать большой баул.
Кому-то еще и не разрешат, напишут “только маленький”, и все – будет у тебя только маленький. Ограничения вообще во всем! Я потом с баулом Евгения Олеговича ездил еще полтора года, он у меня испортился только на зоне его крысы изгрызли.
Кто-то матрас поменял, еще что-то взял. Личные вещи – книги, материалы, письма, очки, белье отдали продольным. И остались мы в хате втроем – я, Вадим, Саня Питерский.
Толя-либерал.
