но видно было, что гонял.

К Володе приходили каждую неделю по несколько раз адвокаты и господа из спецслужбы из трех букв и предлагали отдать им его бизнес и выйти на волю. А приходили они к нему, потому все магазины у него были в собственности. Не могли они просто забрать бизнес. Магазины в собственности, значит их нельзя отнять, забрать как-то. Например, если площади простаивают, то арендатор просто расторгает договор, и бизнес на этом заканчивается, а здесь магазины никуда не денутся. Будут хозяина ждать. И клиент знает, что там – магазин, место застолбленное. Это очень большой плюс для владельца бизнеса. А вообще я не очень удивлен, что наше государство работает рейдерскими методами. Не знаю, чем закончилась эта история, отдал – не отдал...

Другой – Олег, молдавский разбойник, грабивший коттеджи на Рублевке. Совсем маленького росту, юркий, как форточник – им-то он поначалу и являлся. Тоже лет сорока.

Паша разбойник, пухлый, как олимпийский мишка, ушлый и неприятный тип.

И Сурен, вор в законе. Тоже маленького роста, лет пятидесяти, но совсем без здоровья, постоянно на сердце жаловался.

Зашел, поздоровался. Там и так про меня все было известно – кто, чего. С Пашей уже пересекался.

Чувствую, что у меня настроение такое же, как когда только-только арестовали, даже хуже. Потому что тогда, во-первых, меня арестовали одного, а во-вторых, что самое главное, я знал, что за мной никто не поедет. Когда переживаешь за соратников – это на много хуже... Залез на шконарь, лег, уснул.

На следующий день вся камера смотрела Евровидение. Не знаю как так получилось, может какие подсознательные движения, но я просто раздирался от двух внутренних установок: с одной стороны я терпеть не могу Диму Билана и всю его музыку, всю его рожу и вообще все что с ним связано, с другой стороны за Россию выступает. И я понимаю, что я одновременно болею и против Димы Билана и за Россию, но это не совместимая какая-то вещь. Думаю: “Блин! Ну, на хрен! Просто буду смотреть, раз включили. Что делать?!”.

Единственное, что меня в то время повеселило, это новости, что кто-то постоянно жжет машины в Москве. Поджигают автомобили по десять штук за ночь. Действует некий “Бутовский пироман”. Цели его не ясны, зачем это делает не понятно, но у него уже появляются подражатели в других городах. Караул! Поймать его не могут, он неуловимый. Отряды самообороны организуются. Автолюбители защищают свои машины. Не могло здесь обойтись без кого-нибудь из тех, кого я знаю! Душу греет, конечно, но поймают же дурака! Приедет сюда в гости, потому что дело будет громкое, закроют сто пудов на спецблок. Через несколько лет узнал, этим занимался мой товарищ Максим Гусь. Он за несколько дней до смерти рассказал об этом.

С Суреном как-то интересный разговор вышел. Не то что бы был интересный, он был предсказуемый. Естественно, началось все с того, по какой статье я сижу. Я объяснил, что за статья. Он спросил_

Почему на кружке руны нарисованы? Что – ССовец, что ли?

Нет, я не ССовец точно. Я национал-социалист.

Что это значит?

Я ему начал объяснять. Я он говорит:

А у меня как-то одного друга избили скинхэды в переходе. Он пошел сигарет купить в палатку, а его избили. Это, наверное, твои друзья были.

Я думаю, может и мои, но сейчас об этом говорить не в тему. Я объясняю:

Да, скинхэды бьют нерусских, действительно. Но они бьют, потому что не видят другой альтернативы выразить свое мнение и повлиять на как-то ситуацию в стране. Много очень преступности, много, много изнасилований, грабежей.

А сам он наркоман, он сидит по 228-ой.

– Да, наркотиков много.

Я объясняю, что если все скинхэды были бы в одной организации, то они не нападали бы толпой в переходах, а занимались бы политическими акциями, были бы дисциплинированными, и всем было бы от этого только лучше. Как-то в таком ключе все объяснил. Смотрю ему совершенно не интересно это слушать – вроде объяснение получено, но вникать особо тяжело. И разговор, естественно, закончился ничем, как всегда.

Через несколько дней Сурена отправили в карцер, потому что он отказывался доклад делать. То есть при проверке отказывался говорить, что в камере “все в порядке”. По “воровским традициям” это означает сотрудничество с администрацией, то есть не приемлемо. На “Девятке” все жестко, и если нарушаешь, то сразу уезжаешь в карцер. Один раз не доложил – расписался за нарушение, второй раз – поехал в карцер. Если у тебя есть “карцер”, это значит, что у тебя скорее всего не будет никакого УДО. Но для воров и условно-досрочное освобождение не приемлемо, – там все хитро.

Выкружил адвоката.

Мне “повезло”. Пришел следователь по делу о доведении до самоубийства – но на самом деле по убийству – моей подруги Кати. Ее еще до моей посадки, 2 января 2007 года, выбросили в окно с лестничной площадки шестого этажа. Сперва по самоубийству дело вообще отказывались возбуждать. Потом ее родители подняли шум, собрали сами доказательства, что такого быть не могло. Менты крутили-крутили – возбудили “по доведению до самоубийства”, вроде, что сама она не прыгнула бы. Ясно, что убийство, просто заплатил кто-то денег, чтобы не было 105-ой. Я же с ней по телефону за полчаса до гибели разговаривал – она в гости ко мне собиралась, с Новым годом поздравить.

Пришел, говорит:

- Я расследую дело Кати. Она была твоей подругой, расскажи, что ты о ней знаешь. Потому что если ты сейчас мне не расскажешь, мы напишем, что она была тоже экстремисткой и дело легко закроем.

Я понимаю, что он врет и понимаю, что одно из другого никак не вытекает.

- Уважаемый, я легко расскажу все про Катю и дам полную характеристику и ее личности и тому, что с ней произошло. – Тем более что я разговаривал с ней незадолго до этого случая. -То есть был одним из

Вы читаете Реструкт
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

7

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×