поведение, хоть и знал, что он начинает о чем-то догадываться. Не в первый раз после укола антиоксиданта у меня случались приступы дурного настроения, а иногда и псевдо расстройства желудка – нужно же мне было как-то объяснять свое отсутствие. Если так пойдет и дальше, меня вскоре вычислят. Мне была не по душе идея рассказать ему всю правду, но иного выбора не было – без лекарств, которые раньше доставала Светлана, эти антиоксиданты однажды прикончат меня. С напарником я всегда мог поговорить по душам на чистоту в надежде на понимание и сочувствие. Он мой друг и поэтому я мог доверять только ему.
– У тебя со здоровьем все нормально? – неожиданно спросил Антон. – Выглядишь хреново.
– Да все пучком, а почему ты спрашиваешь?
– Мне показалось, ты уходил к Мари бледный как сама смерть.
– Просто вымотался пока бежал. – Как можно беспечнее пожал я плечами.
Антон понятливо кивнул, сделав вид, что это объяснение его удовлетворило, но в глазах осталась тревога. Определенно он что-то подозревал, но пока не решался на разговор.
– Бежали вы так, что любо дорого посмотреть, словно за вами гнался сам Дьявол. Может, расскажешь, что вы там такого увидали? Ведь не мертвецов же испугались?
– Ничего особенного, просто чуть не попали в ловушку Толстяка…
– Да ладно, мне то не заливай. Я видел в бинокль ваши выпученные от страха глаза. Колись.
К счастью мы уже подошли к дому Старейшин, что избавило меня от ответа.
– А, капитан Алешин! – расплылся при виде меня в радостной улыбке глава Совета, старейшина Хабаки. – Нам очень льстит, что Вы не равнодушны к нашим женщинам, но не забывайте, что идет война, и Вы обязаны присутствовать на всех наших совещаниях и церемониях. Вы ведь не желаете нанести нам обиду? Где Ваш меч?
– Я оставил его дома. – Ответил я, заметив недобрый блеск в глазах Комишира.
– А можно поинтересоваться по какой причине? – неожиданно выкрикнул названный брат.
– Иначе у меня непременно возникнет желание, срубить твою пустую голову!
Комишира взвился со стула и яростно подошел ко мне:
– Ха! Остряк! Ты просто знаешь, что без меча поединка между нами не состоится. Ты специально его оставил, тем самым тянешь время! Думаешь, что я полный дурак?
– Я не думаю, а знаю, – парировал я. – Ты никогда не отличался особым умом.
Комишира победоносно обернулся к Старейшинам и быстро заговорил по-японски:
– Достопочтимые отцы, этот чужак снова оскорбил меня, но он дал клятву на поединок, а теперь трусливо пытается ее нарушить. Вы знаете, как небеса карают клятвопреступников? Сначала они насылают на людей давших ему пищу и кров голод и мор, а потом проклинают всех, кто окажется с ним рядом. Я требую высшей справедливости, которая будет заключаться в выборе богов во время поединка. Клянусь Буддой, я не буду убивать этого нахала, а всего лишь хорошо проучу, чтобы он впредь не вел себя столь дерзко и вызывающе.
Слушая его речь, я недобро улыбнулся, наблюдая, как старики согласно закивали головами. Похоже, от поединка мне не отвертеться. Не то, что бы я волновался по этому поводу, просто не хотелось тратить силы и нервы на драку с этим молокососом. Мне вообще его ненависть была не совсем понятна. Да, его отец обучил меня бою на мечах и часто делился своими размышлениями о бытие, но даже я был для него гаиджином – чужаком. Комишира другое дело, его плоть и кровь. Старик очень огорчится, если узнает, что я скрестил свой меч с мечом его сына. Он всегда учил сдержанности. Умный полководец завершает войну, даже не начиная ее.
– Довольно этого спектакля! – прервал я пламенную речь Комишира. – Если ты желаешь подраться, я тебе это легко организую. Но помни. Если победителем окажусь я, ты вернешься домой к своему отцу. Я постараюсь вздуть тебя с минимальным ущербом для твоего здоровья.
– Странные слова для человека, забывшего свой меч дома! – ухмыльнулся японец, медленно обнажая катану и направляя мне в грудь. – Что мне мешает прикончить тебя прямо здесь и сейчас? А может мне отрезать тебе что-нибудь другое вместо ушей? Я уверен эта маленькая шлюшка Мари примет тебя и таким. Ты даже сможешь петь чудным фальцетом…
Покраснев от гнева, я коротко поклонился Старейшинам и, скидывая с себя бронежилет, вышел на улицу, приглашая за собой Комиширу. Он с гнусной ухмылкой вышел следом, небрежно держа меч на своем плече.
– Чем же ты собрался защищаться “брат”? Уж не своим ли дурацким чувством юмора?
Старейшина Хабаки, сердито наблюдая за нашей перепалкой, неожиданно извлек свой меч и порывисто протянул его мне рукоятью вперед, придерживая за лезвие.
– Я буду очень горд, если Вы примите на время поединка мой. Это хороший меч.
Проверив балансировку, насколько раз махнул перед собой для пробы. Рукоять удобно лежит в руке, становясь ее продолжением. Я слегка поклонился в знак признательности. Пусть клинок не такой тонкой работы как мой, но важен не металл, а рука, которая его сжимает. Я принял стойку чудан-но камаэ. В такой стойке меч расположен на среднем уровне, как, будто я собрался уколоть соперника в грудь или солнечное сплетение. Локти выдвинуты чуть вперед, всем видом показывая готовность выполнить ”цуки” или укол по нашему. Некоторые самураи считали эту позицию очень сильной, а я из личного опыта могу сказать, что противник, ставший в нее, делается каким-то ”неудобным”. Комишира принял такую же стойку, скрестив меч с моим. Чтобы без риска для жизни стоять, таким образом, нужно быть абсолютно уверенным в быстроте реакции и способности адекватно оценивать происходящее.
Комишира тихо шепнул, так чтобы никто кроме меня, его не услышал:
– Если Будда мне будет благоволить, я докажу что мой отец ошибся в выборе ученика.
Сконцентрировавшись на мече, я почувствовал, как от моих рук и далее по лезвию, потекла энергия, усиливая любой удар во много раз. Классический захват длинной рукояти представляет для мастера широкое поле возможностей, а сила концентрированного удара такова, что за тысячу с лишним лет человечество так и не изобрело ничего лучше. Доподлинно не известно, пользовались ли могучие русы или северяне какими-нибудь особыми секретами во время битвы на своих чудовищах, но удержание в руках японского меча подчинено неукоснительным правилам, писаными реками человеческой крови.
– Ну и чего ты ждешь? Атакуй трус или боги проклянут тебя навеки! – заводился брат.
Я сделал короткий шаг вперед. Комишира на один шаг отступил. Я про себя обрадовался, когда понял, что он втянулся в мою игру, ожидая моей атаки и последующей за ней жестокой сечи. Только не бывает в битве двух мастеров красивых финтов и выпадов. Все решает один единственный удар, который либо калечит, либо убивает соперника наповал. Японец думает, что я буду играть по его правилам и попадусь в его ловушку. Как же он заблуждается…
– Эй, олух, – шепнул я, мешая его концентрации. – Знаешь, как гаиджины называют педиков?
Заметив раздраженный блеск в его глазах, в следующий миг нанес мощнейший удар своим лезвием по боковине его катаны. Меня пронзила зубодробительная вибрация, когда металл ударился о металл. Моя катана, смахнула половину его меча, оставив в руках Комишира жалкий обрубок чуть меньше трети от прежней длины. У названного брата от удивления и шока предательски отвалилась челюсть. Осколки его железяки еще летели на пыльную землю, а мое острие уже упиралось в его горло, не оставляя сомнений в том, кто победил в поединке. Проблема всех японских мечей была в чрезмерной хрупкости. Если сильно ударить по боковине, ни одно лезвие не выдержит, так приходилось расплачиваться за бритвенную остроту и закалку.
– Это бесчестный поступок труса! Только ты мог решиться на столь подлый удар! – прохрипел Комишира, у которого из глаз чуть не хлынули слезы бессильного гнева и обиды, когда он понял, что я безвозвратно испортил его меч. – Это… это даже хуже, чем, если бы ты просто уклонился от боя и сбежал обратно домой! – и он разразился нецензурной бранью по-японски.
– Теперь своим огрызком можешь картошку чистить! – я отступил на несколько шагов, возвращая меч владельцу. Когда Хабаки с благоговением принимал его из моих рук, позади меня раздался предупреждающий возглас. – Берегитесь!
Я мгновенно уклонился в сторону, одновременно отпрыгнув в сторону. И вовремя. Комишира не находя себе места от душащего его унижения и гнева, выхватил из рук ополченца пику, и я чуть не получил острием прямо в спину. Хорошо один из моих людей просек его маневр и успел вовремя предупредить,