иначе не избежать бы мне смерти от подлого удара сзади.
– Ты позоришь себя! – гневно рявкнул Хабаки, приставив острие меча к горлу Комишира. – Если ты считаешь поражение невыносимым, я помогу тебе с уходом в загробную жизнь, став твоим кайсяку! Я обещаю, что не промахнусь мимо шеи, носящей столь презренную голову…
Вероятно, одним из наиболее знакомых русскому человеку японских слов является далеко не самое приятное – «харакири», дословно означающее «резать живот». Этим термином с незапамятных времен называли популярнейший способ благородного исхода в иной мир. Вообще-то ритуальное самоубийство называется «сэппуку», и совершить его можно по-разному. В горячке битвы можно броситься на собственный меч или копье, перерезать горло или прыгнуть со скалы. Но самый возвышенный, утонченный и доблестный путь – распороть живот. Древние японцы резались тупым деревянным ножом. Но позднее народ измельчал, и во избежание длительных предсмертных мучений полюбили использовать «кайсяку», то есть помощника. Ловкий приятель становился сзади и внимательно следил за происходящим, подняв меч. Как только нож вонзался в живот (или чуточку погодя, в зависимости от договоренности и техники резки) он мигом отсекал голову, прекращая ужасный спектакль. Если это была добровольно-принудительная казнь, голову красиво укладывали на дощечку или изящно свернутую ткань и показывали придирчивому жюри. Быть приглашенным в качестве кайсяку не сулило ничего хорошего. Снести голову отнюдь не легко, здесь требовался особенный удар. Не дорубишь – голова безобразно повиснет на лоскуте кожи, перестараешься – она сначала полетит по воздуху, а потом покатится по земле, точно футбольный мяч. В старых хрониках об этом говорится так: «С древности для самурая считалось несчастьем быть приглашенным на роль помощника при самоубийстве. Ибо, если он выполнит свое предназначение, это не добавит ему славы, если же по какой-то случайности ошибется, это будет считаться самой главной ошибкой его жизни». Быть приговоренным к сэппуку считалось милостью со стороны властей, поскольку на этом обычно все и заканчивалось. Честь оставалась незапятнанной, а родственники не подвергались репрессиям. Иное дело – казнь. В этом случае доброе имя самурая затаптывалось, имущество конфисковывали, а чад и домочадцев ссылали в дикую глухомань. Но самым притягательным являлся добровольный уход. Как правило, отважного самоубийцу восхваляли за правильный выбор, цитировали его предсмертные стихи, а его дети ходили с гордо поднятой головой.
Комишира медленно опустил голову и бросил пику, окончательно признав поражение. Его взгляд угас, уставившись в одну точку перед собой. Сейчас он был похож на зомби, только в отличие от оного не бросался на всех и не кусался. Японец впал в странный ступор, из которого его не вывели даже двое воинов выливших ему на голову холодной воды из своих фляжек.
– Как его наказать? – Хабаки обернулся ко мне. – Его судьба в Ваших руках, капитан Алешин.
Сплюнув на землю, словно мне в рот попала какая-то гадость, я презрительно ответил:
– Когда прилетит вертолет, я заберу его с собой, заодно избавлю вас от него. Пока проследите, чтобы он и вправду не наложил на себя руки или не бросился на меч. Мне потом не хватит мужества смотреть в глаза его отца, объясняя причину этого поступка. А потом хоть потоп.
Не говоря больше ни слова, я порывисто развернулся и вместе с Антоном направился к своему жилищу. По дороге напарник пытался меня о чем-то спрашивать, но я хранил молчание.
Едва мы успели перекусить скудным завтраком из рисовых роллов с крабами, который приготовили Мари и Юкка, как вестовой из штаба гражданской обороны вызвал меня и Антона прямо на передовую. По всем признакам там готовилась крупная атака некроморфов, которая могла стать для нас последней. По слухам у кромки леса скопилось такое количество нечестии, что это серьезно обеспокоило даже невозмутимых ко всему Старейшин.
– Даже поесть не дадут! – ворчал я, целуя на прощание Мари и подхватывая со стола автомат.
– Что поделать, брат, идет война, – философски изрек Антон, кидая мне через всю комнату ременно- плечевую систему с подсумками и громыхающими флягами. – Вперед, смелей, капитан! Если предчувствия меня не обманывают, сегодня ужинать будем в царстве Аида!
– Ты как всегда оптимистичен, дружище! Это то, чего мне всегда не доставало в жизни.
По улице напротив нашего дома в полном молчании тянулась мрачная колонна пикинеров и мечников, часть из которых была вооружена луками, а некоторые автоматическим оружием и охотничьими ружьями. В самом конце этого разномастного воинства плелись солдаты Гнезда, задыхающиеся под тяжестью пулеметов, гранатометов и ящиков с боеприпасами. Узнав меня, они с дурацким улюлюканьем стали стрелять в воздух, пока я не дал в лоб одному такому стрелку. Патронов кот наплакал, а они тут еще будут устраивать глупый салют в мою честь. Я и так понял, что уже всем стало известно о моем поединке с Комиширой.
Отняв бинокль от глаз, я долго смотрел в сторону побережья, откуда медленно надвигалась сплошная стена густого тумана. Ветерок принес со стороны леса сладковатый запах тлена и гнили, вызывающие рвотный рефлекс. Нечестивые орды медленно пересекали травяное поле, то и дело, проваливаясь в вырытые ямы и калечась на острых как иглы пиках, врытых в землю. Неспешная походка некроморфов вызывала уныние и апатию, давая время лучникам поражать их горящими стрелами с удивительной точностью на расстоянии свыше сотни метров. Но тысячи других продолжали приходить на место павших, заставляя меня все сильнее хмурить брови. Не в первый раз я вижу подобную картину, но удивляло другое – количество нежити. На всем острове едва ли наберется треть от тех сил, что наступали на нас с двух направлений одновременно.
– Беглый. Осколочно-фугасными. – Приказал я в рацию, снова прильнув к окулярам бинокля.
Минометы глухо захлопали у меня за спиной, отсылая в полет смертоносную начинку, начиненную шрапнелью. Все травяное поле затянуло дымом, огнем и кусками подброшенной земли. После первого залпа, солдаты успели выстрелить еще по разу, когда я поднял руку.
– Прекратить! Когда дам приказ, открывайте огонь из тяжелых пулеметов.
Ветер расчистил видимость, открыв нашему взору горы изуродованных, шевелящихся тел, лишенных кто рук, а кто ног. Но лишь очень немногие лежали неподвижно – масса некроморфов даже после столь мощного артобстрела продолжала жить своей поганой жизнью, невзирая на утрату конечностей, а многие упрямо ползли по траве в нашу сторону.
– Греческий огонь! – чуть подумав, приказал я, временно решив поберечь боеприпасы.
Мгновенно пришли в движения спусковые механизмы самодельных катапульт, за минуту наполнив небо горящими кувшинами заправленных горючим маслом и обмотанных горящей паклей. Следом за кувшинами полетели огненные стрелы баллист и каменные ядра требушетов. Весь этот огненно-каменный ливень обрушился на головы некроморфов, охватывая языками пламени их гнилую плоть. Раскатывая по земле всю эту скверну в кровавую кашу, японцы не поскупились на огонь и камень. Эффект оказался еще более впечатляющий чем от минометов.
– Теперь сотками по краю леса! – приказал я по рации уже артиллеристам. – Огонь!
Полевая артиллерия дружно бабахнула за спиной, потом еще раз и еще, обрабатывая кромку леса, словно огромным плугом. Не знаю, повлияла ли артиллерия или просто закончилось терпение, но залпы тяжелых орудий выгнали прямо на горящее поле нескольких Толстяков, Охотников и массу Хиляков. Оглушительно ревя от боли, объятые огнем Толстяки, с трубным ревом неслись прямо на передовые позиции, словно атакующие носороги. Расшвыривая зомби со своего пути, они стремились, во что бы то ни стало добраться до нас раньше остальных. Тяжелые туши опрокидывали зомби на землю и бежали прямо по их головам.
– Пулеметчики и стрелки катапульт! Переведите огонь на центр атаки!
Массированный огонь из огнестрельного оружия скосил передовые группы зомби. Изодрал в лохмотья хрипящих, обливающихся слизью Толстяков, которые почти добрались до первых окоп, где оборонялись уже мои люди. Когда силы подвели гигантов, они навеки застыли на земле огромными кулями пупырчатой, гноящейся плоти. Что же до Охотников, мы приготовили для них сюрприз. Когда они огромными прыжками стали преодолевать разделяющее нас расстояние, в дело вступили противотанковые взводы с ручными гранатометами и несколько зенитных самоходных комплекса “Шилка”. Не все из ракет попали в цель, но некоторые поразили прыгунов с завидной точностью, остальных достали зенитчики. Одна ракета из РПГ легко пробивала лобовую броню танка, а Охотника просто разрывал на куски.
– Танками давите на фланги, а пехота довершит разгром!
Азартно подхватив с колена автомат, я передернул затвор и ринулся вместе со всеми в атаку.
