и мастей. Все происходило словно в священном писании – И армией моей станут небо, и камни и птицы в небесах…
Спрятавшись, как и все за круглым щитом, я быстро перезаряжал ружье и стрелял снова и снова на вскидку, почти не целясь. Глухой стук пружины и стрела впивается очередному гитаэ прямо под маску шлема или в грудь, выбивая того из седла прямо в реку, где его уже с нетерпением дожидаются, распахнутые пасти речных пнумеков.
Почувствовав чудовищный удар о плот, я потерял равновесие и упал на деревянный настил. Когда же попробовал встать на ноги, бревна подо мной утратили целостность и стали медленно разъезжаться в разные стороны. Протаранивший нас на полной скорости утыканный дротиками зоран с клекотом и пронзительным визгом бился в агонии в шести метрах от меня, разрывая чудовищными когтями и зубами любого, до кого успевал дотянуться. Убравшись от греха подальше от его жутких лап, я оборвал его мучения – просто прыгнул ему на спину и погрузил в воду с головой. Там мне не составило особого труда, перерезать его глотку позаимствованным у Котана ножом из позвоночника рыбы-дракона. Всплывать на поверхность, где свистела смерть, в виде когтей и стрел я не собирался. Плывя под водой к соседнему плоту, я рассмотрел в алой мути реки запутавшегося в ременной петле Кон Рата, идущего на дно вместе с извивающимся под ним связанным вормом. Когда я подплыл к нему и стал освобождать, хлорианец стал мучительно вращать глазами, ожидая пока я, распутаю его и помогу всплыть. Что касается его верного ”скакуна” по кличке Мясник то он очень быстро захлебнулся. Древесные черви были не приспособлены к жизни в воде и мгновенно тонули. Подтолкнув Кона в сторону плота, на котором ожесточенно оборонялись защитники, ощетинившись целым лесом копий и костяных алебард, сам я в качестве разумной предосторожности заплыл под бревна плота, решив переждать бой в безопасном месте. Эта была не моя война, а рисковать собственной шкурой ни за хрен собачий я не собирался. Мне давно стало чуждо глупое геройство оставленное в далеком прошлом, когда я кидался во все тяжкие, не подумав, как следует о последствиях.
Наблюдая, как в воду падают, зораны со своими наездниками, воины Кона в полной амуниции и истекающие кровью речники я не испытывал ни грамма угрызений совести. Через какое-то время, проводив напоследок взглядом пнумека сжимающего в челюстях чью-то оторванную конечность, я решился всплыть и осмотреться. Вытолкнув себя из воды мощным рывком прямо на мокрые бревна, невольно содрогнулся, встретившись взглядом с мутными глазами разодранных в клочья воинов лежащих в лужах собственной крови. Одна половина отряда наемников была полностью истреблена, а другая часть изранена и деморализована. Искусанные зоранами воины те, кому посчастливилось выжить медленно отходили от шока боя. Сидящий в стороне безмолвный Кон Рат устало поднял на меня потухший взгляд и в качестве благодарности за собственное спасение протянул свой богато украшенный металлическими полосками и камнями меч, но я тактично отказался. Небо постепенно очистилось от обезумевшей живности, а остатки разбитого воздушного воинства верхом на зоранах бежало прочь – догонять свой летающий остров едва видимый на горизонте.
– Сейчас бы выпить, – вслух сказал я, невольно пошарив по поясу в поисках фляги.
– Это моя вина, – бормотал Кон Рат, закрывая лицо ладонями. – Мое родовое проклятие…
– И в чем оно заключается? – поинтересовался я, выбирая себе из груды оружия подходящее по размерам духовое ружье с укороченным стволом и отсутствием громоздкого приклада. Пошарив немного среди трупов, прихватил себе в качестве трофея еще и связку стальных стрел.
– Проклятье рода, саитин. Это самое ужасное, что с тобой может произойти. Никто из моих предков за всю свою жизнь не смог добиться ни славы, ни богатства. А потеря половины отряда окончательно загубит мою собственную репутацию на родине. Никто не захочет ходить со мной в походы. Мое имя растопчут недруги. Его никогда не увековечат в камне в доме славы.
– Зато ты остался жив, а это немало, – подбодрил я его, наблюдая за другими плотами, на которых зашевелились выжившие туземцы, с опаской выбираясь из-под щитов и груд тел. – Поверь, я повидал на своем веку много разных войн и малых и больших. Участвовал в таких кровавых заварухах, которые не приснятся даже в ночном кошмаре. И если я что и вынес из всего пережитого то это еще большее желание жить. Войну боготворит лишь тот, кто не изведал ее на собственной шкуре. Плоды войны всегда кислые, будь то победа или поражение. Я против насилия, но прекрасно осознаю, что иногда оно происходит без твоего на то желания. Это жизнь и главное не искать себе проблем, а всячески избегать их. Вот мое правило.
Потери оказались не маленькими, но меньше чем предполагал Кон Рат – двадцать убитых и раненых воинов арвари, три десятка дивеев, три ворма и четыре хоппера. Основные потери понесли речники. Не защищенные доспехами они потеряли пять десятков слуг и кормчих, не считая утонувшего товара на сумму двухсот тысяч секвинов и трех уничтоженных грузовых плота. Котан, как ни странно выжил, но снова получил стрелу в плечо почти в тоже место, что во время нападения на нас в джунглях дикарей зурбов. Пришлось мне снова взяться за врачевание и лечить ему рану, а потом и всем остальным, так что к концу дня я был вымотан, словно целую неделю бежал сломя голову вверх по крутой горе. Обессилено вытянувшись на мокрых бревнах, я закутался окровавленным куском шкуры и постарался унять озноб, всегда возникающий, когда психофизические силы исчерпываются почти в ноль – крайне неприятное чувство, словно у больного тяжелой формой лихорадки. Забывшись тревожным сном до самого вечера, я был разбужен начавшимся дождем и топотом множества ног по плоту. Воины и дивеи столпились в носовой части, возбужденно переговариваясь меж собой. Нехотя подойдя к ним и все еще страдая от упадка сил, я увидел на горизонте яркую россыпь разноцветных огней создавших эффект иллюминации. Сначала я принял их за обычное сияние квантовых всполохов в верхних слоях атмосферы, но этот свет был нежно зеленым, а не надоевший до смерти багровый.
– Сивиш! Акатош! – вразнобой повторяли дивеи, благоговейно раскачиваясь на ногах из стороны в сторону словно маятники. – Город божественной Морвы! – пытались их переорать мадары. В зависимости от того, кто какому богу поклонялся, так город и величал.
– Город Полуденного Заката, – вздохнул я, возвращаясь на свою лежанку и снова укутываясь с головой в вонючую шкуру. – Ненавижу.
Этот город был тем самым раем, где как утверждали бродячие саитины, любой хлорианец из любой касты не взирая на свой социальный статус и древность рода, не прилагая особых усилий, мог прикоснутся к божественной силе владык небес и получить от них частицу своей божественной мощи. Что касается меня, если бы не учебный маршрут, я ни за что на свете не пошел бы через этот город, как бы сильно она не сводил местных жителей с ума. За пролетевшие тысячелетия с момента возведения этого колоссального по размерам монстра, много пролетело событий. Империи Хлории поднимались из пепла и снова исчезали в войнах, а город Полуденного Заката жил своей жизнью и разрастался во все стороны, захватывая все новое жизненное пространство. Если в этом мире и существовало место, где ты мог навсегда и безвозвратно утратить душу то этот город, был лучшим из всех кандидатов.
Часть 3
Цитадель хаоса
Всю ночь речники как проклятые ворочали жутко скрипящими веслами в уключинах, стараясь поскорее доплыть до города и оказаться в безопасности под защитой его могучих стен. Водометы работали на пределе возможностей только на двух головных плотах тащившие за собой все остальные связанные друг с другом канатами. Остальные водометы были сорваны во время боя и утоплены в реке. Апатично наблюдая за купающейся в грязной от промышленных стоков воде резвящейся детворой из местных трущоб, я облокотился локтями о поручень плота. Стоило нам заплыть в зону административной ответственности столицы, как илистый берег Толимана сменился титаническими плитами, из которых были выложены пирсы и погрузочно-разгрузочные площадки складов. Грузовые краны вполне современного вида без устали тягали по воздуху тюки с товарами, а зычные окрики портовых старшин живописно разбавляли унылый галдеж потных портовых работяг и слуг-дивеев. На фоне футуристического вида гигантского многоярусного города с золотыми храмами и каменными дворцами. Деревянных рыболовецких шхун бедняков. Полукилометровой длины барж промышленных корпораций, пассажирских лайнеров беллатрианцев и сторожевых судов речной охраны, жалкая вереница наших плотов, выглядела, словно сор и грязь. Середина Толимана негласно считалась самой судоходной и если на пути нашего следования появится какая-либо посудина, она даже не сделает попыток уклониться от столкновения с плотами
