уродливые горбуньи-березы упруго взметнулись к солнцу, когда буйный сок молодости переборол страшный недуг!
Как-то бродил Толька по сосновому бору. Сосны были высоченные, в два обхвата, — корабельные, и хвоя шумела высоко вверху. Под ногами — одни рыжие иглы, паркет из рыжих игл: это дерево любит чистоту. И ему вдруг представилось, что он не в бору, а в огромном зале с колоннами, и подумалось: а не в таком ли бору древнему римскому архитектору пришла в голову мысль украшать дворцы и залы мраморными колоннами? Ведь самый лучший художник — природа, живописцы и архитекторы заимствуют у нее краски, формы…
А сколько радости доставляли ему запахи! В лесу они хороши во всякое время года. Чуден терпкий запах апрельских березовых почек. Медом пахнет тягучее марево, что повисло в жару над лугом с кашкой и ромашками. А свежий, до оскомины запах первого снега на лесной просеке? Будто разгрыз холодное от росы антоновское яблоко…
Уживались в Тольке эти два очень непохожих парня. О существовании другого Тольки догадывался, пожалуй, один Эрнест, всегдашний его спутник по охоте.
…Хорек выскочил из тайги к путеукладчику, ошалело заметался из стороны в сторону и гибко запрыгал к перелеску.
Потехе час! Парни припустились за ним, бросив работу. Кто-то схватил ружье, но его остановили.
Хорька окружили со всех сторон, сняли спецовки. И тут началось такое!.. Зажатый в тесное живое кольцо, зверек поднял хвост и, кружась на одном месте, начал выпускать такие удушливые струи, что люди чуть не попадали в обморок. Тигр защищается от врагов клыками и когтями, лось — копытами и рогами, еж — иголками, а этот, поди ж ты, додумался…
— Да ну его ко всем чертям! — в сердцах плюнул Каштан и заткнул спецовкой нос.
Но у Тольки появилась одна потешная мыслишка.
— Лови, лови! — закричал он, тоже затыкая нос. — Рассмотрим поближе! Эрнест, держи, уйдет!..
Хорек гибкой молнией проскочил между ног Эрнеста и будто сквозь землю провалился.
— В нору ушел! Вот она! — сказал Эрнест.
— Потешились, и будет, — сказал Каштан. — Работа стоит.
— Какая работа! — азартно кричал Толька. — Сейчас ведерко притащу! Зальем норку — он и выскочит!
— Ну и заводной ты…
Толька сбегал за ведром. Встали цепочкой от гнилого болотца; передавая друг другу ведро, начали заливать нору. Вскоре она наполнилась до краев. Прилизанный водою, как бы сразу отощавший хорек пулей вылетел наружу и пружинисто ткнулся в плотную материю спецовки, которую приготовил Толька.
— Готово! Кусается, собака!..
— Ну, будет маять. Выпускай, живая ведь тварь, — попросил Каштан.
— Нет, не выпущу, — ответил Толька. — Пусть ребята в Дивном поглазеют.
Вечером, незадолго до окончания танцев, Толька незаметно ушел из клуба, захватил лежащего под жилым вагончиком хорька, завернутого в спецовку и привязанного к колесу, и, крадучись, проник через окно в соседний вагончик, где жили девчата.
Хорька Толька выпустил внутри вагончика и загнал под кровать. Начал пугать зверька лучом электрического фонарика. Он незамедлительно повернулся задом и стал обороняться. Испугался хорек до смерти и защищался с таким ожесточением, что через несколько минут вагончик походил на газовую камеру.
— Поддай еще, зверюшечка! — давясь от смеха, шептал Толька.
Затем тщательно закрыл все окна, вылез из тамбурного окна и закрыл его с наружной стороны. Потом направился к своему вагончику.
Каштан и Эрнест, как всегда, усердно занимались. Не люди, а ангелы. Прежде чем взяться за учебник, Толька до предела спустил оконное стекло, чтобы иметь на крайний случай лазейку.
— Все баклуши бьешь? — строго спросил его Каштан.
— Не баклуши бью, а культурно развлекаюсь.
— Садись, обормот, за учебники, садись. Не понимаю, как экзамены в вуз сдавать будешь?
Как когда-то Дмитрий Янаков настойчиво заставлял Каштана учиться, так теперь и он, Каштан, заставлял учиться Тольку.
Толька уступил настойчивости бригадира и осенью собирался поступать в вуз на инженера- транспортника, заочно, как и Каштан.
Вскоре в дверь постучали.
— Ворвитесь! — крикнул Толька и метнул взгляд на свою лазейку.
Но его опасения оказались преждевременными. К ним пожаловал Иннокентий Кузьмич Гроза. Он поздоровался, сел.
Иннокентий Кузьмич зашел на минуту: нужна была подпись бригадира под соцобязательством. Уже вставая, подмигнул Тольке:
— Что, угомонился наконец?
— В каком смысле? — не понял он.
— Ну, девчат перестал задирать, как в Сибири?
— Запомнили…
— Как же не запомнить? Ведь буквально осаждали меня: извел Груздев, помогите! Чем они тебе так досадили?
— Я теперь самостоятельный, — не моргнув глазом ответил Толька. — Детство, понимаете ли, играло. Как и следовало ожидать, прошло. Взрослею! Восемнадцать скоро будет.
— Перебесился, значит? Пора, пора. Вот только уж больно ты речистый!
— Да, поговорить, надо отметить, я не прочь. Таким уж мама родила.
И в эту минуту за окном раздались возбужденные голоса.
В дверь не вошли, а вломились соседки путеукладчиков. Одна из них держала в руке толстый кусок шланга.
— А! И товарищ начальник здесь! Вот и хорошо.
— Здравствуйте! — крикнула та, которая была со шлангом.
— Здравствуйте, товарищи, — сказал Толька. — Проходите, присаживайтесь.
Гвалт поднялся невообразимый. Толька с удивлением оглядел девчат: что такое, мол, случилось? Иннокентий Кузьмич попросил, чтобы говорил кто-нибудь один, а то ничего невозможно понять. Толька, как бы невзначай, перешел к открытому окну.
— Там такая вонища, такая вонища! — кричала девушка со шлангом. — А хорька нам этот ненормальный Груздев подсунул, больше некому! Мы точно знаем, потому что он сегодня на работе его поймал!..
— Кого подсунул?.. — не понял начальник управления.
— Хорька! Такого вонючего!
Иннокентий Кузьмич как бы поперхнулся, потом сделал строгое лицо, глянул на Тольку:
— Ну, держи ответ, Груздев.
— Какая чепуха! Какая гнусная чепуха! — с возмущением сказал Толька. — Я развлекался в клубе после трудового дня, потом пришел сюда, чтобы продолжить свое образование. Хорек, очевидно, сам забрался к вам в вагончик, девчата! За действия этого несознательного зверя я, знаете, отвечать не могу.
— Из сотни вагончиков он почему-то только наш выбрал!.. Девочки, да что с ним разговаривать! Отлупим!..
Оттолкнув Иннокентия Кузьмича, девичья орава полезла на Тольку.
— Опомнитесь! Настоящий преступник где-то сидит и хихикает! — крикнул Толька и с необыкновенным проворством вылез в окно.
Гравий больно впился ему в ноги. Только теперь он обнаружил, что выскочил в одних носках. Скрываться бегством было невозможно, пришлось залезть под вагончик.
