– Лучше не вспоминать. Такая ужасная ночь.
– Ночь? – Он отвернулся и замолчал.
– Что ты? – спросила я. – Я ведь не спрашиваю, как у тебя с Аликс.
– Ну, ты ведь понимаешь, что это происходит.
– Понимаю, потому и не спрашиваю. – Я почувствовала, что слезы близко, и вскинула голову. В кафе было темно и душно, и облака сигаретного дыма стояли неподвижно, словно клочья тумана над ночным болотом.
– Лиза, послушай. Я не могу ревновать, не имею права.
– Не имеешь. И я, наверное, тоже. Я ведь думала об этом – ну, что ты и Аликс… Думала, а потом решила: лучше так, чем никак. И перестала думать. И мы с тобой поехали в лес.
– Я хочу объяснить тебе одну важную вещь, Лиза. Только не думай обо мне плохо.
Я молча смотрела на него. Улыбка счастья давно исчезла, и мне было важно одно – не разрыдаться. Здесь, в этом кафе… В этой дыре… В этой норе… В этой чужой вонючей норе.
– У Мити, когда он приезжал, как раз была связь с одной… девушкой. Моей студенткой. Девушкой ее можно назвать только в смысле возраста. Она авантюристка. Стриптизерша. Заодно – журналистка. Сейчас выбилась в писательницы – моментально. Причем и у нас, и в Париже. Представляешь, что она пишет? Ну, не в том дело. Он брал ее зимой в Кострому. Она могла его заразить чем угодно. Понимаешь, какая это грязь? А после этого ты… Ты спала с Митей. А потом со мной. Какая грязь…
Я встала и пошла по лестнице. Туда, где вверху виднелось светлое пятно – выход.
Слез не было – они высохли в одно мгновение. Я не оборачивалась.
Я не успела выйти на солнце. Он догнал меня и держал крепко.
– Нет, Лиза, ты не можешь так уйти. Послушай, подожди. Вот, успокойся, сядь. – И он подвел меня к белому пластмассовому столику под раскрытым зонтом. Я послушно села, не глядя на него. А на мою сумку села бабочка – рыжая крапивница, яркая и счастливая красавица. – Нет, я не могу, Лиза. Зачем я это сказал? Прости. Я не… Я не хотел. Я не этого хотел… Ох, я совсем запутался, совсем. Я обезумел от этой двойственности, раздвоенности, вечной необходимости все скрывать, от любви. От любви, Лиза. Это ревность. Я ревную тебя, понимаешь? Я не могу пережить, что ты спишь с Митей.
– Я с ним не сплю. А ты с женой – спишь.
– Прости меня. Я запутался, понимаешь? – Он был весь мокрый. На голубой рубашке темнели мокрые пятна. Крупные капли пота выступили на лбу. Губы потеряли свой четкий изгиб, расплылись и дрожали. Сердце мое сжалось.
– Хорошо, – сказала я. – Только есть у меня одно чувство. Одна мысль…
– Что? Скажи, что, Лиза, милая…
– А вот что. В конце концов я не достанусь никому – ни тебе, ни ему. Ему я вовсе не нужна, а тебе – почти. Ну, прощай. Я пойду одна.
Бабочка, до сих пор неподвижно распластанная на моей сумке, вздрогнула крыльями и упорхнула. Я встала на ноги. Ничего. Стою.
Солнце палило так, словно скатилось по Крымскому мосту прямо на площадь перед метро.
Он шел рядом со мной и что-то еще говорил. Я старалась не слышать. Не помню, как я оказалась в своей «Зоне». В полумраке Митиной квартиры, за толстыми каменными стенами главного здания. И – одна. На этот раз навсегда.
От слез я уснула. Эсэмэска разбудила меня, когда уже стемнело.
«ЛЮБИМАЯ! ЕДИНСТВЕННАЯ!»
«Какой ужас, – подумала я. – Я этого не выдержу». И ответила:
«МОЖЕТ БЫТЬ, ОНА – НО НЕ Я».
Наступила пауза. Она длилась, и я поняла, что это и есть конец. С трудом встала. Вымыла лицо холодной водой. С трудом переставляя ноги, добралась до кухни и поставила на плиту чайник. Как хорошо, что Сашки нет дома. В гостях, у кого-то на даче, и приедет даже не завтра. А к тому времени я справлюсь.
И бегом бросилась на сигнал прилетевшего письма.
«НЕТ, – читала я. – ТЫ, А НЕ ОНА. ТЫ, ЛИЗА!»
И почти сразу же – новое:
«ЧТО Я НАДЕЛАЛ! ПРОСТИ, ЛЮБИМАЯ!»
Комната наполнилась удушливым дымом. Чайник сгорел.
«ПРОСТИ! – заклинало следующее письмо. – Я ДОЛЖЕН ТЕБЯ УВИДЕТЬ. МНЕ НУЖНО СКАЗАТЬ ТЕБЕ ОЧЕНЬ ВАЖНУЮ ВЕЩЬ. ДО ЗАВТРА, МОЯ ЕДИНСТВЕННАЯ».
Я была так счастлива, что уснула, едва выключив плиту. Мне ничего не было больше нужно – ничего на всем белом свете. Ничего во всем мире. Если бы сейчас мне предложили бессмертие, я отказалась бы. Легко, с пренебрежением, не думая.
Утром, еще в сумерках сознания, не открывая глаз, я все вспомнила. Солнце почти не заглядывало в узкие амбразуры окон – стены «Зоны К» надежно хранили своих узников. И проснулась я очень рано.
Я оттирала гарь от стенок чайника, а перед глазами появлялись вчерашние эсэмэски – и я размышляла. Так мне казалось. На самом деле, я просто решалась. И решилась. Я все сделаю ради этой любви. Ведь другой у меня никогда не было. Были миражи, фантазии, навязчивый бред – что угодно. Но не любовь. Не страсть. В том, что это одно и то же, я теперь не просто уверена – я знаю это, и знаю наверное. Нет никакой любви к мужчине без страсти. Все остальное должно называться иначе – как угодно. Меня это не интересует. Мне важен только этот мой дар, полученный внезапно и незаслуженно, быть может, случайно. Но что-то говорит мне: нет, не случайно. Это твоя судьба. Это рок. Это счастье.
Береги его. Жертвуй ради него. Жертвуй ради него – но только собой. Не другими.
Тут телефон пискнул, и я выронила чайник. Он со звоном покатился набок.
«КОГДА Я ТЕБЯ УВИЖУ?»
«ПРИХОДИ, – нажимала я на клавиши, ошибаясь и путая буквы. – Я ЖДУ».
И думала: ни за что. Здесь, у Мити в доме… У Сашки в доме… Нет, ни за что. Просто поговорим.
Я не могла сидеть в этой камере без света и ждать. Выскочила из подъезда и побежала купить что- нибудь к чаю. У самой двери в магазин, почти загораживая проход, был установлен рекламный постер: тоненькая блондинка в черном, откинув с лица длинные, чуть рыжеватые волосы, протягивала мне книгу. «МОСКОВСКАЯ ЛОЛИТА», – прочитала я на обложке. Но мне было не до того, хотя название понравилось. Понравилась и девочка-автор: задумчивая, серьезная, с печальной чуть застенчивой улыбкой, она легко балансировала на стопке своих книжек, словно «Девушка на шаре» Пикассо. Впору было посадить рядом немолодого мужчину в позе роденовского «Мыслителя».
В магазине было прохладно, сумрачно и пусто. «Ягодная поляна», – прочитала я на белом прямоугольнике рядом с тирольским пирогом. И это название мне понравилось. Куда уж лучше!
Звонок. И еще в дверях – та самая улыбка.
Он проверяет, хорошо ли я заперла дверь, и только потом поворачивается ко мне.
– Ты можешь мне сказать, Лиза, что это все такое? – шепчет он, целуя меня в коридоре. – Что это? Откуда? Что это значит?
Его шея у основания волос, слегка влажная, пахнет утренней свежестью, словно кожа здорового ребенка, только очень большого и сильного. Этот запах исходит откуда-то изнутри его тела, наполняя мои ноздри, мои легкие, мое сердце. В темноте коридора я смотрю ему в глаза, они сияют. Вот тут и происходит главное – превращение.
Я уже не жена Мити, не мать Сашки, не дочь своих родителей и даже не совсем Лиза. Вовсе не Лиза. Это – Я настоящая, такая, какой должна быть. Меня зовут Фокси, и я – рыжеволосая юная женщина, прекрасная, любимая, единственная на свете. Та, какой стану, когда уйду. Та самая, какой пришла. Я – вечная.
Не животное, не человек, не дух – это Я.
Просто Я, но без Него меня нет. Это он вызвал меня сюда, в этот плотский мир, и мое тело, каждая частица моей плоти стремится к нему. Стремится, изнывая сразу от боли и избавления, от жажды и утоления, от неистового движения – и покоя.
