Пока мы остаемся вместе, будем все до одного выполнять принятые большинством решения и терпеливо сносить их последствия. Согласны? И разумеется, не станем потом жаловаться, если сперва добровольно согласились поступить так, а не иначе, даже когда убедимся, что лучше было действовать по-другому. Кроме того…
— Добровольно?! А как можно было не согласиться, коли уж…
— И еще одно! — продолжает Хинес, повышая тон. — Давайте соблюдать определенные нормы поведения — и гораздо внимательнее, чем прежде, потому что мы попали в положение… чрезвычайное положение, когда соблюдение порядка особенно важно. Так что тебе придется погасить сигарету.
— Ага, значит, положение у нас чрезвычайное, — говорит Уго, злобно гася сигарету о тарелку. — Слава богу! Слава богу, что кто-то сказал об этом вслух, а то только и слышишь вокруг смешки да шуточки, всякие хи-хи-хи да ха-ха-ха… А тут, ребятки, происходит нечто серьезное, слышите? Тут происходят весьма неприятные вещи, и ни у кого не хватило духу это признать!
Слова Уго словно пришибли всех, кто находится в гостиной. Никто ничего не говорит, никто больше не жует, никто не решается даже моргнуть. Глаза ловят взгляд соседа, надеясь увидеть в нем что-нибудь еще, кроме страха и растерянности.
— Это другое дело… — говорит Хинес уже иным тоном, более спокойным. — Это мы можем обсудить… разумно проанализировать.
— Разумно? — еще больше заводится Уго. — А как разумно объяснить тот факт, что мы до сих пор не встретили… за все утро не встретили ни одной живой души? Именно здесь кто-то должен был быть, черт побери, именно здесь. А получается так, будто некая сила утащила жителей поселка прямо у нас из-под носа, как раз когда… когда мы к нему приближались.
— Что ты хочешь сказать? — спрашивает Хинес. На миг на его лице вспыхнули изумление и смятение, точно слова Уго натолкнули его на мысль, которая до сих пор не приходила ему в голову.
— А я и сам не знаю, что хочу сказать. Уже не знаю… Не знаю, что и думать.
— Давайте посмотрим на дело трезво, нельзя… сейчас нельзя давать волю воображению. Надо оценить ситуацию объективно, вот что надо сделать! Факты оценить. А факты таковы: произошла целая серия событий… необычных, но отнюдь не необъяснимых…
— Когда ты так вещаешь… — комментирует Ампаро, которая сидит в кресле очень прямо, отодвинувшись от спинки, — мне это напоминает тон, каким говорят врачи, когда кажется, будто от тебя скрывают что-то плохое.
— Ладно, ладно, не буду, — говорит Хинес, ставя на пол предмет, который он держал в руках. — Только не думайте, что я боюсь посмотреть правде в глаза. Вот что мы имеем на сей час: не действуют электроприборы, никакие электроприборы. И еще: мы не видели ни одного человека, с тех пор как… с тех пор как вчера приехали в замок…
— Нет, я видел, я видел скалолазов, — напоминает Ибаньес.
— Но это было до отключения света.
— Да, разумеется.
— Значит, из нас ты — последний, кто видел человеческие существа. Согласен. Потом, за все сегодняшнее утро мы не встретили ни души; а вот животных встречали, и вели они себя вполне обычно — нельзя сказать, чтобы с ними случилось что-нибудь странное.
— Они ведут себя чуть доверчивее, чем им положено, — добавляет Ампаро. — Этот гриф, например… И косуля.
— Косуля умчалась со всех ног, как только нас заметила, — говорит Ньевес.
— Кроме того, совершенно очевидно, — продолжает Хинес, — что и вообще очень мало признаков присутствия человека… в тех местах, по которым мы недавно прошли.
— Да, это правда, мы не заметили… на самом деле не заметили вообще никаких признаков человеческого присутствия, с тех пор как вышли из замка: мы не повстречали ни одной машины, даже шума мотора не слышали или…
— Вот именно! — Марибель резко поворачивается к остальным, для чего ей пришлось встать на диване на колени. — Когда раньше мы сюда наведывались, всегда кто-то нам попадался.
— А еще то и дело раздавались охотничьи выстрелы, — вспоминает Ибаньес. — Охотники встают спозаранок — иначе им нельзя.
— Но ведь мы уже много лет тут не были, — говорит Хинес. — И не знаем, что теперь происходит воскресным утром. Мы даже спорили по поводу того, живет сейчас кто-нибудь в поселке или нет, разве не помните? Еще вчера в приюте мы это долго обсуждали…
— Я приезжала сюда несколько лет назад с друзьями, — говорит Ампаро, — в ущелье, и были другие туристы. Несколько машин стояло там, где начинается тропа, да и потом мы с ними не раз сталкивались…
— Ущелье — совсем другое дело, — говорит Ибаньес.
— И вот здесь… только подумайте: ведь все открыто настежь, — говорит Ньевес, — как будто они внезапно покинули свои дома… никого нет…
— Да, нельзя не признать, что это очень странно, — говорит Хинес. — И не только это. Мария рассказала мне… Когда-то она сама занималась скалолазаньем…
— И надо думать, не так уж давно. — Уго многозначительно поднимает брови.
— Именно! Что в данном случае гораздо полезнее, ведь у нее сохранились совсем свежие познания — она разбирается в привычках таких людей… Так вот, недавно она мне рассказала, что… в палатках она видела…
— В каких еще палатках?
— В палатках скалолазов — они ведь разбили лагерь у реки. Короче, в палатках лежала их экипировка, и очень даже дорогая: какие-то специальные сверла или что-то в том же роде, а они стоят бешеных денег. Мария уверяет, что ни один спортсмен не уйдет, не прихватив все это с собой.
— Ты уверена? — спрашивает Ньевес, глядя на Марию едва ли не сурово.
— Только это были никакие не сверла, а френды; в остальном же все правда, — подтверждает Мария, вставая с подлокотника дивана, на котором сидела.
— А почему ты сразу нам об этом не сказала?
— Не знаю… Мне не хотелось… не хотелось пугать вас, но… но есть еще одна вещь: я видела ее недавно, когда мы шли сюда…
Мария на миг замолкает, прежде чем продолжить. Сделанная ею пауза лишь накаляет нетерпение, вызванное таким признанием.
— На диване валялись куски пирога…
— И на столе тоже… — быстро добавляет Ньевес.
— Нет, я имею в виду те, что были на диване… — настаивает Мария, — два довольно больших куска… на которых очень хорошо видны следы зубов, безусловно человеческих зубов; мало того, они принадлежали двум разным людям, это легко определить, на каждом куске — свои следы.
— Теперь я знаю, где работает эта девушка, — говорит Ампаро, — в
— Увы, нет, — объясняет Мария с улыбкой. — Дело в том, что когда-то… я училась на стоматолога.
— И не закончила? Да они такие деньжищи зашибают!
— Так что ты хочешь всем этим сказать? — спрашивает Уго. — Я имею в виду куски пирога, ведь если тут живут два человека, вполне логично…
— А то, что оба куска валялись на диване, — продолжает Мария. — Они «упали» туда, словно люди буквально сорвались со своих мест — с такой скоростью, что не успели даже положить их на стол.
— Не исключено, что они их на стол и положили, — говорит Марибель, — а потом гриф…
— Нет, он бы обязательно раскрошил пирог своим клювом… а эти куски остались… такими, какими и должны быть, если…
— К чему ты клонишь? — спрашивает Ибаньес.
— Сама не знаю, — отвечает Мария. — Хуже всего как раз то, что я не нахожу этому никакого объяснения…
