— Ну, конечно, она так сказала, — говорит Марко.
— Можно мне подняться наверх? — спрашивает она, нервно теребя край своей шали.
— Нет, — говорит Марко, глядя вверх на окна. Тусклый мерцающий свет освещает стекла. — Пожалуйста, просто скажи то, что пришла сказать.
Исобель хмурится. Она оглядывает улицу, но там темно и пусто, только дует свежий ветер, шелестя листьями в канаве.
— Я хотела сказать, что мне жаль, — тихо говорит она. — Не того, что я ушла. Я знаю, что то, что случилось в последний год — это полностью моя вина.
— Тебе следует извиняться не передо мной, а перед Селией.
— Уже извинилась, — говорит Исобель. — Я знала, что она к кому-то испытывает чувства, но думала, что это герр Тиссен. До той ночи я так и не понимала, что это был ты. Но она его тоже любила, потеряла его, и я стала тому причиной.
— Это была не твоя вина, — говорит Марко. — Слишком много факторов на это повлияло.
— Там всегда было слишком много факторов, которые были вовлечены, — говорит Исобель. — Я и не предполагала, что настолько в этом увязну. Я всего лишь хотела быть полезной. Я хотела пройти через… это и вернуться к тому, что было раньше.
— Мы не можем возвращаться назад, — говорит Марко. — Слишком многое уже стало не таким, как раньше.
— Я знаю, — говорит Исобель. — Я не могу ненавидеть ее. Я пыталась. Даже не могу сделать так, чтобы она не нравилась мне. Она годами позволяла мне делать мое дело, явно подозрительное по отношению к ней, но она была добра ко мне. И я любила цирк. Я почувствовала, что наконец-то обрела дом, место, которому принадлежу. Даже через некоторое время я не почувствовала, что мне следует оградить тебя от нее, я чувствовала, что должна защитить остальных от вас обоих, и каждого из вас друг от друга. Я начала это после того, как ты пришел повидать меня в Париже, где был очень расстроен из-за Дерева Желаний, но я знала, что должна продолжать после того, как прочла карты Селии.
— Когда это было? — спрашивает Марко.
— Той ночью в Праге, когда ты собирался встретиться со мной, — говорит Исобель. — Ты никогда не позволял мне толковать для тебя — ни единой карты до той, что была в прошлом году. Я не думала об этом раньше. Я задумываюсь над тем, а могло бы это продолжать так долго, если бы у меня появилась такая возможность, толковать карты для тебя. На то, чтобы понять, что означали ее карты, у меня ушли годы. Я не видела того, что у меня лежало под носом. Я потеряла так много времени. Это всегда было только делом между вами двумя, даже еще до того, как вы встретились. Я же была лишь развлечением.
— Ты не была развлечением, — говорит Марко.
— Ты когда-нибудь меня любил? — спрашивает Исобель.
— Нет, — признается Марко. — Я думал, что смогу, но…
Исобель кивает.
— Мне казалось, что любил, — говорит она. — Я была так в этом уверена, несмотря на то, что ты никогда об этом не говорил. Не могу сказать, что же было реальностью, а что я хотела, чтобы стало ею. Я думала, что это будет ненадолго, даже когда это продолжалось и продолжалось. Но это не было временным. Никогда. Только я была временной. Я полагала, что, если она уйдет, ты вернешься ко мне.
— Если бы она ушла, я стал бы никем, — говорит Марко. — Тебе лучше следует подумать о себе, чем зацикливаться на этом.
Они стоят в тишине пустой улицы, между ними встает холодный ночной воздух.
— Спокойной ночи, мисс Мартин, — говорит Марко, разглядывая звезды.
— Самым трудным для толкования является время, — говорит Исобель и Марко останавливается, оборачиваясь к ней. — Может быть, потому что оно меняет так много вещей. Я гадала многим по разным вопросам и самым сложным для понимания всегда является время. Я знаю об этом, но это все еще меня удивляет. Как же долго я была готова ждать, чтобы существовала только вероятность. Я всегда думала, что это лишь вопрос времени, но я ошибалась.
— Я не ожидал, что это будет продолжаться так долго… — начинает Марко, но Исобель перебивает его.
— Все это вопрос времени, — говорит она. — Мой поезд опоздал в тот день. День, когда я увидела, как ты уронил свою тетрадь. Если бы все шло по правилам, мы никогда бы не встретились. Может мы и не должны были. Это была лишь вероятность, одна из тысяч, но это не было неизбежным, как множество других вещей.
— Исобель, мне очень жаль, — говорит Марко. — Мне жаль, что я вовлек тебя во все это. Прости, что я не сказал тебе сразу о своих чувствах к Селии. Я не знаю, чего еще ты хочешь от меня, что я могу тебе дать.
Исобель кивает, плотнее укутываясь своей шалью.
— Неделю назад я толковала кое-кому, — говорит она. — Он был молод, моложе, чем я, когда встретила тебя. Высокий для того, кто пока еще не должен быть таковым. Он был искренним и милым. Он даже спросил, как меня зовут. И все было в его картах. Всё. Это было словно толковать для цирка как такового; так было лишь однажды, когда я гадала Селии.
— Зачем ты мне об этом рассказываешь? — спрашивает Марко.
— Потому что я подумала, что он может спасти вас. Я не знаю, как почувствовала это; до сих пор не знаю. Это было там, в его картах, так же как и все остальное, что обычно бывает, что я вижу. Тогда я подумала, что конец будет другим. Я ошибалась. Я, кажется, ошибалась довольно часто. Возможно, для меня настало время, чтобы найти себе новое занятие.
Марко останавливается, его лицо становится бледным в свете ламп.
— Ты о чем? — спрашивает он.
— О том, что у тебя был шанс, — говорит Исобель. — Шанс быть с ней. Шанс, чтобы все решить самым благоприятным образом. Мне хотелось бы этого для тебя, правда, несмотря ни на что. Я все еще хочу, чтобы ты был счастлив. И возможность там была, — она одаривает его грустной улыбкой, когда ее рука тянется в карман. — Но выбор времени неверен.
Она вынимает руку из кармана и разжимает пальцы. На ее ладони лежит горка сверкающих черных кристаллов, как ил или пепел.
— Что это? — спрашивает Марко, когда она подносит ладошку к губам.
В ответ Исобель тихонько дует, и пепел летит в Марко едким черным облаком.
Когда пыль оседает, портфель Марко стоит у ее ног. Исобель берет его с собой, когда уходит.
Последствия
Хотя местность вокруг изменилась, тем не менее, цирк выглядел точно так же, как и на его полях, думает Бэйли, когда добирается наконец до забора, придерживая шарф и тяжело дыша, от быстрого бега по местности, которая оказалась больше лесистой, чем равнинной.
Но было, что-то большее, помимо этого различия. Ему требуется минута-другая, чтобы отдышаться и перевести дух около ворот, уставившись на табличку, на которой написано:
Вывешено над привычной вывеской, сообщающей время работы шапито.
Он понимает, что дело в запахе. Бэйли больше не слышит аромат карамели вперемешку с древесным дымом от согревающего костра. Вместо него в воздухе висит тяжелый запах чего-то жженого и влажного, с тошнотворно-сладким привкусом.
От этого запаха его начинает подташнивать.
За витой железной оградой не раздается ни звука. Шатры стоят не шелохнувшись. Только часы за воротами совершают какое-то движение, медленно отсчитывая минуты.
Бэйли быстро обнаруживает, что уже не может проскользнуть внутрь между прутьями ограды так же
