— Какой вопрос?
— С чего в вампиры подались? Просто стыдно за вас…
— Кто вам сказал, что я вампир? Ничего подобного! Обыкновенный покойник. Вот только тлен меня не берет.
Федька не сдержался и хихикнул.
— Зря веселитесь, господин капитан, — вдруг обиделся Батюшков. — Мне б тихо умереть, а я все маюсь, как и душа моя неприкаянная.
— Да, — согласился Ал, — после укуса Карла Антоновича вы еще долго среди людей прожили. Лет девятнадцать, если не ошибаюсь?
— Вам и то ведомо?!
— Я читал ваши письма.
— Уж ли?! Сохранились?
— Мне их в музее дали, — объяснил Федя. — Когда я вашим «Соломенным Дворцом» интересовался. До сих пор глаза дом радует. Молодец вы были, Гаврила Степанович.
Ну, Федька, ну, дипломат! Если бы покойники умели краснеть, Батюшков точно залился бы краской. По крайней мере, старик смутился.
— Скажите, Гаврила Степаныч, как вам удалось выжить после укуса?
— Верою спасся, юноша, верою. В храм ходил, свечи ставил, молился, святую воду литрами пил. Поначалу воротило, а потом ничего, свыкся. Я ведь успел до электричества дожить. Оно мне помогало. Наложу руки на батареи, тряхнет меня — легче становилось.
— Легче? Значит, все-таки тянуло на кровушку?
Старик не ответил, уставился в пол и долго молчал. Наконец вздохнул:
— Тянуло… Но чтоб человечью? Ни-ни… Я от животных питался. От свиней там, курей… Откровенно признаюсь — гадость. А уж когда совсем невмоготу стало, решил помереть. Я все же, господа, офицер! Пусть разжалованный, но чести меня никто не лишал.
Он поднял голову и гордо посмотрел на Охотников.
— Как же вы умерли, Гаврила Степанович?
— Очень просто. Лег в гроб, велел на своей могиле здоровенный крест воздвигнуть и преставился. Вернее, думал, что преставился. Лет сто находился в заблуждении. А в одна тысяча девятьсот семьдесят пятом году какие-то идиоты решили полутора вековой юбилей декабрьского мятежа отпраздновать. В связи с чем меня, бедолагу, решили перезахоронить и вместо креста памятник поставить. А крест тот меня в могиле накрепко держал.
Батюшков вновь смолк, уставившись в землю. Федька тихонько толкнул Ала локтем в ногу, мол, что дальше делать будем? Он не знал. Понимал одно, расспрашивать Батюшкова о его дальнейшей судьбе было бы неделикатно, да и мучило его совсем другое.
— Зачем вас Берг вызвал?
— Из-за вас, господа хорошие. Чай, вы ему невосполнимый урон нанесли. Видать, моя инженерия ему понадобилась.
— А сманил чем?
— Похоронить обещал. По-человечески. Поверил нечисти, обманул он меня, подлец.
— Каким образом?
— Гроб мой, в котором я прибыл, в щепки разнес. А нам без гроба никак нельзя.
— Значит вы туда хотите попасть? — Ал указал пальцем на произведение искусства.
— Весьма желательно. Гроб этот не простой, он из Святой Земли Иерусалимской, из ливанского кедра сколочен. Ишь, как светится, красавец. Выбросить из него все барахло, да и лечь. Навек упокоюсь, да крест не пускает…
Батюшков посмотрел на Охотников, но ничего не сказал. Гордый старик, не мог он, мертвец, к живым людям, да еще к Охотникам — явным врагам, с просьбой обратиться.
— Гаврила Степаныч, нам ничего не стоит крест убрать.
Промолчал…
— А кто ж его туда положил? Карл Антонович? Значит, он может крест в руки взять?!
— Ничего он не может. Это Нюрка, кикимора…
— Его дочь?
— Какая она ему дочь? В наследство досталась от Байрона. Хотела зачать от него — не удалось, вот и погубила поэта. За Карла принялась, а тот даром, что бретер и дуэлянт, слаб оказался. Бедный Мишель Соломин! Который век скорблю, что свел их…
— Я знаю, Гаврила Степанович. Мы с Федей письма читали.
— Ага, — кивнул простодушно Федор. — Только тогда ничего не понял. Трудно было с «ятями» разобраться, так сейчас не пишут…
— Так Берг не главный вампир?
Батюшков скрипуче рассмеялся:
— Не смешите меня, юноша! Она прежде всех нелюдь, Нюрка. Ей что крест деревянный в руку толщиной об колено сломать, что на образа плюнуть — все нипочем. Истинная сатана!
В голове у Ала вдруг повернулось колесико, и он наконец сообразил.
— Нюра, Марианна, Маша! Ее могут звать Машей?
— Да как угодно, но подлинное имя — Дьявол!
— Федя, это же ночная дежурная на нашем этаже, — пробормотал Ал. — Времени нет, пора бить тревогу. Подвинься.
Федор чуть сдал в сторону, и Ал выдвинулся вперед.
— Гаврила Степаныч, будьте так любезны сделать шаг к стене. Из предосторожности. Все же вы не совсем человек, но я постараюсь помочь. Федя, будь на стреме.
— Само собой.
Батюшков послушно отступил, и стало заметно, что он сильно прихрамывает. Как же он скакал возле гроба? Ал спрыгнул в помещение, а Федор тут же взял канистру наизготовку.
— Что с ногой, Гаврила Степанович?
— Бревном на стройке в Тобольске прижало. Срослась быстро, а неправильно. Кабы не трость, все время в сторону заносило бы, как лешего.
— Еще один вопрос. На нее что, управы нет? Такая ли она всесильная, ваша Марианна?
— Больно хитрая она, господин Агеев. В этом ее сила. Но и слабость имеется. Нечисть кончается вместе со своим потомством. Нет продолжения рода, и они хиреют.
Ал почему-то подумал об Алексее; ему стало тревожно, не случилось бы с ним что-нибудь нехорошее — чересчур много он общался с этой самой Машей. Потом повернулся к гробу и совершенно упустил момент, когда нарисовался Карл Антонович фон Берг собственной персоной…
Волк вцепился в глотку вампирши железной хваткой и норовил достать до позвонков. Но и она была не хилая дева. Вначале, пытаясь оторвать от себя Малыша, она вырывала у него клочьями шерсть, но тот только сопел и хрустел ее неживой плотью. Вампирша обхватила зверя руками, стала прижимать его к себе, норовя удушить.
Ольга видела, что волку приходится туго. Он по-прежнему находился сверху, лапы его скользили по полу, но он не позволял вампиру ни выскочить из-под него, ни перевернуться на спину. Нечисть колотила каблуками, и они кружили по номеру, как моторная лодка в водовороте. Ольга давно достала пистолет с глушителем, но никак не могла поймать в прицел чернокудрую голову Марианны. То она скрывалась за мордой Малыша, то перед стволом возникал волчий хвост.
— Я здесь! — раздался голос Василия Константиновича. Он уже пришел в себя, достал из сумки боевую трость и держал ее наготове, чтобы в любой момент вонзить в грудь вампира.
Иван Николаевич тоже решил не отлеживаться в уголке. Он вскочил и со всего маха сиганул на волка сверху.
— Держись, зверек! — крикнул он.
Хоть роста полковник был невысокого, но мужчина плотный и весу достаточного. От его прыжка они
