— Спасибо.
— Я серьезно. Очень хорошо написано. Я слышал, как про твою заметку говорили сегодня по радио.
— Правда?
— Так держать. Тебя ожидает блестящее будущее.
Редактор ушел, а я поерзал на стуле. Кто бы мог подумать, что я стану репортером «Нью-Йорк таймс»? Интересно, видела ли Сидни мою заметку, прочла ли ее? Мне захотелось позвонить матери и зачитать ей статью. Но прежде всего мне нужно было позвонить семье Келлей.
Мужской голос сразу ответил на звонок. Я узнал голос Стивена-младшего.
— Господин Келлей? Джей Ар Морингер из «Таймс». Я просто хотел позвонить вам и поблагодарить вас за ваше гостеприимство и уделенное вчера время. Я надеюсь, что вам понравилась статья.
— Да. Статья хорошая. Но знаете, вы неверно указали нашу фамилию.
— Что?
— Вы неверно написали фамилию. Она пишется К-е-л-л-и.
— Я не понимаю. В дверях я сказал «К-е-л-л-е-й» и вы это подтвердили!
— Я сказал «да», имея в виду, что так все остальные ее и писали и это неправильно.
— О!
Мое сердце забилось так сильно, что я испугался, что он услышит. Мое сердцебиение казалось мне ненормальным тогда, когда Боб Полицейский возил меня в больницу, но теперь сердце стучало так, будто вот-вот собиралось выскочить из груди.
— Простите, — сказал я. — Мне ужасно жаль. Я вас не понял.
— Все в порядке. Но, пожалуйста, напечатайте поправку.
— Хорошо. Поправку. Конечно. Я поговорю с редакторами. До свидания, господин Келли.
Я пошел в туалет и выкурил четыре сигареты. Затем оторвал ящик для бумажных полотенец от стены и выбросил железки в металлическую урну, потом стал бить кулаком в дверь туалетной кабинки, пока не решил, что уже, наверное, сломал костяшки. Я закрылся в кабинке, пытаясь решить, что делать дальше. Я подумывал пойти в бар через дорогу и выпить с полдюжины рюмок виски. Затем я решил молчать, надеясь, что редакторы не заметят. Но я пообещал Стивену-младшему.
Вернувшись в отдел новостей, я увидел редактора выпусков выходного дня. Я подошел к его столу. Он накрыл рукой мою руку и спросил других редакторов, суетящихся вокруг:
— Что вы думаете насчет этого Морингера, а?
Он произнес мое имя нараспев, и оно прозвучало почти как музыка.
— Молодец, — сказали остальные.
— Здорово пишет.
— Ты видел, что репортеры срочных новостей тоже пытались про это написать? — обратился ко мне редактор выпусков выходного дня. — Но у них не получилось так здорово, как у тебя. Они не поговорили с семьей. К тому же они неверно написали фамилию. Они написали «К-е-л-л-и». — Редактор издевательски рассмеялся.
— На самом деле, — сказал я, — я только что разговаривал по телефону с семьей. — Мой голос дрогнул. — Как выяснилось, их фамилия пишется «К-е-л-л-и».
Редактор поежился. Я придвинулся ближе к нему.
— Сын вчера сказал мне, что в газетах неверно указывают их фамилию, включая, кстати говоря, и «Таймс». В нашей первой заметке про стрельбу фамилия была указана как «К-е-л-л-е-й». Я спросил сына: «К-е-л-л-е-й, да?», имея в виду: «Так пишется ваша фамилия, верно?» Он ответил «да», имея в виду: «Так ее ошибочно пишут в других газетах». Вот такая вышла путаница.
Редактор взял карандаш, покатал его по столу, потом уронил. Похоже было, что он хочет проделать то же самое со мной. Его взгляд кричал:
— Мы напечатаем поправку, — спокойно сказал редактор.
— Хорошо.
— Я подготовлю поправку и отправлю ее тебе. Посмотришь и скажешь, все ли верно.
Я вернулся к столу и стал ждать задания на день. Единственное, что мне прислали, была поправка: «В заголовке под фотографией и в статье в субботнем выпуске, посвященной встрече в память о погибшем мужчине из Бруклина, его имя было указано неверно. Погибшего звали Стивен Келли».
Позже, впервые за двадцать семь дней сидя в «Пабликанах», я рассказал дяде Чарли, что натворил. Он шарахнул бутылкой о стойку.
— Как такое могло произойти? — спросил он.
Я не мог понять, рассержен он или просто разочарован.
Мне хотелось позвонить маме, но в телефонную будку стояла очередь и никто из ожидающих не замечал, что у телефона кто-то заснул. Ну и пусть. Всего несколько часов назад я представлял себе триумфальный телефонный звонок, я собирался сказать матери, чтобы она выбирала курсы, что я отправлю ее в Аризонский государственный университет. Мне нужно было время, чтобы привыкнуть к новой реальности.
Я был абсолютно пьян, когда ко мне подошел Боб Полицейский.
— Трупы, которых я вылавливаю из гавани, выглядят лучше, чем ты, — заметил он.
Я рассказал ему о случившемся.
— Как такое могло произойти? — удивился он.
— Я не знаю.
Боб вздохнул.
— Ну, что ж. Забудь об этом. Ты же не нарочно. Для этого к карандашам и приделывают ластики.
— Ты не понимаешь, — заговорил я сердито. — Эти несчастные сыновья! Сначала какой-то полицейский убивает их отца, потом появляюсь я со своим дурацким блокнотом и окончательно все порчу. И уже ничего не исправишь. Ошибка растиражирована в миллионах экземпляров. Они повсюду, эти миллионы копий, кричащие о моей некомпетентности. И когда газеты выбросят, ошибка все равно останется. На микрофильме. В копиях. И это не просто ошибка в «Сакраментской пчеле». Я сделал ошибку в газете, которую читают все. Из-за меня придется печатать поправку. И хуже всего то, что я ошибся не в возрасте героя или цвете кожи. Я сделал ошибку в его имени. Уж что-что, а имя-то я должен был написать верно!
Я видел, что Боб Полицейский смотрит на меня во все глаза. Я предполагал, что он внимательно слушает, но теперь понял, что мой монолог его взбесил. Он выглядел оскорбленным, а его взгляд был таким пристальным, что я почти протрезвел. Он хотел сказать что-то важное. Но, что бы это ни было, Боб проглотил слова, а вместо этого спросил:
— Почему «что-что, а имя-то ты должен был написать верно»?
— Потому что…
Теперь была моя очередь глотать слова. Я мог бы объяснить ему, почему имена имеют для меня такое значение, но чувствовал, что откровений на сегодня достаточно. Когда я покачал головой и сказал «давай забудем об этом», мы оба уставились на гениталии из цветного стекла авторства Чокнутой Джейн. В конце концов Боб Полицейский положил мне руку на плечо.
— Приходи завтра на работу, — сказал он, — и веди себя как ни в чем не бывало. Нет. Не веди себя как ни в чем не бывало. Они подумают, что ты псих. Веди себя так, будто что-то произошло, но ты выше этого.
— Да.
— Поверь мне. Это не так страшно, Джей Ар. Ты еще не знаешь, что такое настоящие ошибки.
