открывая глаз, громко закричала:
«Посмотрите, как они бегут! Мой сын победил! О, господи, он упал! Поднимите моего сына! Смотрите, смотрите, там, у изгороди, мертвый принц Конде!»
Одни недоуменно пожимали плечами и вздыхали, но другие знали причину нервного приступа. Екатерина занималась колдовством и, видимо, во сне увидела результаты своих колдовских чар. Может быть, ей привиделся страшный очаг в каморке Руджиери, где они вместе резали жертвенных кур и непорочных младенцев и на их крови гадали о жизни или смерти того или иного избранника. Возможно, она увидела капельку крови, выступившую на восковой фигурке Конде в том месте, где иголка была воткнута в ее сердце. Именно так еще с полгода назад она пыталась призвать смерть на головы своих врагов: Колиньи, Конде и Д'Андело. Ежедневно с помощью астролябии Руджиери составлял гороскопы этих троих и время от времени переставлял иголки с места на место. Не была ли смерть Конде результатом этих заклинаний, тем более что кровь она увидела однажды при мерцающем от пламени очага свете на сердце фигурки принца именно там, куда попала вторая пуля Монтескье? Если бы ей сказали сейчас об этом, она возблагодарила бы дьявола и всю его черную науку, которые помогли ей избавиться от одного из смертельных врагов, и еще усерднее принялась бы ворожить дальше, чтобы так же извести двух других.
Всю жизнь Екатерина Медичи оставалась верна магическим заклинаниям и колдовским опытам, особенно после того, как ей сообщат о смерти сначала Д'Андело, потом Колиньи, но утратит веру в магию тогда, когда умрет предпоследний ее сын, а последний, так и оставшись бездетным, растеряв остатки своей власти и популярности в народе, станет искать союза с ненавистным Беарнцем, который и унаследует королевство вопреки всем ее колдовским чарам.
На другой день по всему замку пронесся слух, что ее видение сбылось и герцог Анжуйский уже спешит к королеве-матери, дабы сообщить о своей победе.
— А принц Конде? — с замиранием сердца спросила она, когда сын рассказал ей о битве при Жарнаке.
— Он мертв, матушка.
— От чего он умер?
— От пули.
— Куда она попала?
— В сердце.
Она с любовью и благодарностью подумала об итальянце Руджиери, колдующем на самом верху Луврской башни.
— А остальные двое?
— Им удалось спастись.
— Ничего, мы доберемся и до них. Моя наука поможет нам. Кто же застрелил Конде, назови мне имя этого Персея?
— Его зовут Монтескье.
Екатерина сразу же вспомнила сцену, которая произошла в Лувре в прошлом году.
— Передай ему, что я хочу поблагодарить его и жду у себя.
— Его больше нет, матушка, он убит.
— Вот как. Что ж, я думаю, Гера уготовила для него особое место в саду Гесперид. Как-нибудь мы помолимся за упокой его души. Он погиб в сражении?
— Нет, пуля угодила в лоб.
— Кто же убил его?
— Господин Лесдигьер, капитан гвардии вашего королевского величества, — и герцог Анжуйский, растянув рот в улыбке, с поклоном повернулся к королю.
— Лесдигьер?! — воскликнули Екатерина и Карл одновременно.
— Да, ваше величество, это случилось на моих глазах.
Королева покачала головой, и легкая улыбка тронула ее губы. Какая-то дерзкая мысль пронеслась у нее в голове в это время, глаза ее загадочно заблестели, улыбка стала двусмысленной. Подняв высоко брови и выражая этим сожаление, она проговорила:
— Что ж, надо признаться, он избавил меня от лишних хлопот по отношению к этому Монтескье.
Юный полководец с удивлением посмотрел на мать.
— И какие же меры вы приняли, сын мой? — снова с любопытством спросила она.
— Я арестовал его.
— Хм! И не боитесь, что он убежит, пока вы будете отсутствовать?
— Не боюсь, потому что я привез его сюда.
Екатерина искренне удивилась, и неожиданный румянец заалел на ее щеках.
— Сюда, в Мец? — спросила она.
— Он находится в карете, которую охраняют мои всадники.
— Браво! — воскликнул Карл Лотарингский и от радости даже захлопал в ладоши. — Вот теперь мы точно отрубим ему голову. Ведь налицо тот факт, что он переметнулся в стан врага, коли публично застрелил капитана Монтескье, храброго и доброго католика.
Екатерина уничтожающим взглядом смерила кардинала:
— Дай вам волю, ваше преосвященство, вы всем отсечете головы, оставив лишь тех, кто принадлежит к семейству Гизов. Почем вы знаете, быть может, у них личная вражда?
— А вы, кажется, собираетесь защищать этого убийцу и изменника?
— Во всяком случае, вина его еще не доказана.
— Как, разве убийство Монтескье не служит доказательством его вины?
— Екатерина устало поглядела на него, потом перевела взгляд на Карла.
— Не забывайтесь, кардинал! — воскликнул Карл IX. — Вы все-таки говорите с королевой, а не с ее фрейлиной. Матушка права, надо выслушать господина Лесдигьера, а уже потом принимать решение. Анри, прикажите своим людям, чтобы привели пленника сюда.
Генрих Анжуйский отдал распоряжение, и через несколько минут Лесдигьера со связанными за спиной руками ввели в зал.
Каждый воспринял его появление по-своему. Придворные дамы и кавалеры с любопытством и страхом глядели на человека, о котором слагались легенды, чье имя уже несколько лет было у всех на устах. Королева Екатерина Медичи, подперев голову рукой, хитрыми, чуть сощуренными глазами глядела, на него не поднимая головы, но вскинув брови; Карл IX, по привычке склонив голову на правое плечо, предался размышлениям; лицо Карла Лотарингского выражало ненависть, а из глаз, кажется, вот-вот посыпятся отравленные стрелы на Лесдигьера. Герцог Анжуйский сжал губы и хмуро глядел на пленника, готовый согласиться с любым решением, которое примет его мать, но все же радевший за справедливость по отношению к такому опасному преступнику. Взгляд Франциска Алансонского не выражал ровным счетом ничего, даже любопытства, а Маргарита Валуа упивалась зрелищем такого мужчины, о котором она втайне давно мечтала. Ее широко раскрытые глаза выражали безграничный интерес к рыцарю чести и шпаги, о котором она столько слышала, а раскрытые ярко-красные губы словно сложились в ожидании жаркого поцелуя.
Окинув взглядом присутствующих и догадавшись по выражению их лиц, что у кого на уме, Екатерина вновь обратила взор на пленника и тут заметила, что его руки сложены за спиной. Стоять в такой позе перед королем не подобало.
— Развяжите ему руки, — приказала она. — Я даже не беру с вас слова, капитан, что вы не сбежите, ибо уверена, что вы себе этого не позволите.
Лесдигьеру развязали руки.
— Благодарю вас, ваше величество. Кажется, в этом зале вы единственная, кто имеет сострадание к пленнику.
Ее, как женщину, не могли не тронуть эти слова.
— Не думаю, — ответила она, вспомнив о бархатных глазках и алых губках принцессы Маргариты. — Но речь сейчас о другом. Господин Лесдигьер, я сердита на вас.
