— Я с ней так весело играл, — говорит Сережа, — а приехал домой, посмотрел по каталогу, так этот дракончик — страшно ядовитая рыба, мгновенная смерть и никаких противоядий…
У Дины Рубиной вышел в свет роман «Почерк Леонардо» — в Москве каскад презентаций, телевидение, радио. К назначенному часу приезжаю в кафе «Пирамида» на Пушкинской. Дина уже сидит — в белом плаще, осыпала меня подарками, косметика с минералами Мертвого моря…
А в этой стекляшке такая обстановка продувная и довольно специфическая публика. Я говорю:
— Пошли отсюда, здесь, наверное, бляди собираются.
— А мы-то кто с тобой? — удивилась Динка.
В кафе она приехала прямо с выступления на «Серебряном дожде». В конце передачи ее попросили осуществить социальную рекламу.
— Как? Я? Не совсем понимаю. А что я должна делать? — она спросила.
— Вы должны сказать, чтобы водители не пили за рулем. Вы, Дина Рубина, их лично просите…
— Ну, включайте.
— Готовы?
— Готова. Здравствуйте, друзья! — произнесла она своим неподражаемым голосом. — Я, Дина Рубина, никогда не пью за рулем!
Все остались очень довольны.
В прямой эфир ей дозвонилась девушка:
— Ваши книги, — сказала она Дине, — для меня не просто книги…
— А что? — спросила Дина.
— …Часть тела.
— Зря Дина в финале «…голубки Кордовы» застрелила своего героя, — неодобрительно сказал Леня. — И так на его долю выпало немало неприятностей. И сама из-за этого свалилась с гипертоническим кризом…
Тишков:
— И вот большевики уехали из Крыма, всех расстреляли, все разграбили и отступили.
— Мой дедушка, — я говорю, — не мог этого ничего сделать.
— Да? А откуда у вас такие старинные венские стулья?
Поэт Хамид Исмайлов в Москве в 90-е годы отправился на вечер своей поэзии. А перед этим сварил фирменный узбекский плов, целый казан, и нес его, горячий, в рюкзаке, в карманах которого аккуратно лежали ложки и салфетки. Около «Метрополя» его остановил милиционер. Попросил предъявить документы и показать, что он несет.
Хамид подумал — все, сейчас у него отберут плов. Но милиционер взял из рюкзака ложку и сказал:
— Я должен попробовать, что там у вас такое.
Он сытно поел, вытащил из того же рюкзака салфетку, вытер губы и отпустил Хамида на все четыре стороны.
Хамид решил начать новую жизнь в Париже, но пока не было работы, знакомый предложил устроить русский вечер на тему: «Бунин — Цветаева — Хамид Исмайлов». Обзорно с высоты птичьего полета обрисовать жизнь и творчество Бунина и Цветаевой, а остальное Хамид возьмет на себя.
Первый доклад поручили русскому актеру-эмигранту, ему дали переводчика, вот он стал рассказывать о Бунине — видимо, подчитал. И хотя ему предоставили десять минут, он говорил и говорил: тут кошка, тут собака, каким Ваня Бунин был в младенчестве, кто в люльке его качал, словом, к финалу всего вечера дошел до того момента, когда Ивану Алексеевичу исполнилось десять лет.
Ему стали махать, делать знаки, он встрепенулся и сказал:
— Так Иван Бунин прожил семьдесят пять лет. А потом он умер.
Товаровед Аня из книжного магазина клуба «Проект ОГИ» взяла мои книжки на продажу. Спустя некоторое время я позвонила — узнать, как идут дела.
— Сейчас нет денег, — сказала она. — Позвоните в субботу утром. Ночью с пятницы на субботу очень хорошо раскупаются книги.
— Это что — по дороге из ресторана?
— Почему? — она отвечает. — Именно приходят в книжный магазин часов в пять утра — купить книгу…
Даур Зантария был гениальным прообразом, недаром Андрей Битов, гостивший у него в Абхазии, вывел Даура ярким и красноречивым персонажем своего романа. Великий Грэм Грин, мимолетно повстречав Даура в Сухуме, так был им впечатлен, что уже в следующем романе Грэма Грина действует герой Даур Зантария. Светлый образ Даура, именуемый в моем романе «Гений безответной любви» Колей Гублией Легкокрылым, пронизывает всю вещь от начала до конца.
— Пошлю в Абхазию ксерокс! — деловито сказал он. — А то они думают, я в Москве груши околачиваю. А я тут служу прообразом в поте лица!
— А еще про меня будет? — спрашивал Даур.
И чтоб не иссякал родник моего воображения, самостоятельно разрабатывал свою восходящую линию:
— Например, твой Коля Гублия воевал против армии Шеварнадзе и выпускал боевой листок сепаратиста. Однажды, когда он написал прямо: «Долой Шеварнадзе!», он упал и сломал себе ногу. Потом случилась похожая ситуация. Он снова крикнул: «Долой Шеварнадзе!» И, как это ни странно, опять упал и опять сломал ту же самую ногу, причем в том же месте! С тех пор всякий раз, как только он произносил имя этого государственного деятеля, он падал и ломал ногу. Далее в «Боевом листке сепаратиста» Коля опубликовал обличительное стихотворение, в котором несколько раз вместо имени «Шеварнадзе» употребил местоимение «кое-кто». За этот эзопов язык свои же абхазские сепаратисты, все как один горячие головы, бросили Коле в лицо, что он трус. Не стерпев оскорбления и презрительного отношения товарищей по оружию и будучи не в силах разумно объяснить, что с ним происходит, Коля оставил сепаратизм и уехал в Гваделупу, приняв там статус беженца. Погиб Коля, спасая гваделупскую деревню от нашествия ос. И местные жители с особым благоговением съели его мясо.
— Мое земное предназначение я уже выполнил, — говорил Даур. — Я запечатлен в тексте «Гений безответной любви», поэтому спокойно могу завершать тут свои земные дела.
— Что я вижу? — удивлялась Лия Орлова. — Откуда в твоем романе эти любовные телефонные разговоры Даура? Ведь он все это мне говорил на полном серьезе!
— Главное — не слова, — успокаивал ее Леня. — А то, что он в них вкладывал!
Тюнин в клубе «МуХа»:
— Как много незнакомых людей! Так можно проснуться однажды и вообще не увидеть вокруг ни одного знакомого человека.
Я тоже оглянулась и увидела Асара Эппеля. Он стоял с тарелкой и рюмкой.
— Ой, Мариночка! — сказал он. — А я ем селедку с луком, запиваю водкой…
