— Кому?
— Ну жене Марата Антоновича, твоей матери. Не звонил?
— Зачем?
Сева недоуменно взглянул на него, потом качнув головой негромко произнес:
— Да, это ты, пожалуй, верный вопрос задал. А вообще-то они давно не виделись?
— Кто?
— Родители твои?
— Ни — ког-да. — радостно, как показалось Мерину, сказал Герард. — Я к деду пойду. — Он опять поднялся.
На этот раз Сева не стал его удерживать, бросил в спину:
— А ты?
Он застыл в дверях, затем повернулся и с хитрой, заговорщической улыбкой прошептал:
— Я про нее все знаю. Все. Но отцу я ничего не говорю.
Мерин рванулся, собой загородил выход.
— Что ты знаешь?!
— Она живет на даче у писателя Колчева, — продолжил свой шепот Герард, — давно уже, мне Федя сказал, а отец не знает.
— Какой Федя?
— Друг мой. Он хороший, добрый. Пусти, я к деду пойду.
— Подожди, скажи, Гера, а ты ее давно видел?
— Кого?
— Свою мать, Валерию Модестовну?
— Она мне не мать. У меня нет матери. Не было. У меня отец, папа мой, Марат, очень-очень люблю, очень, и он меня, мы всегда вместе, я всегда с ним… но сегодня… сегодня, — лицо его искривилось, и он, громко всхлипнув, уткнулся в меринское плечо, — сегодня его увезли… «скорая»…
Он зарыдал.
Сева обнял его за плечи, усадил на прежнее место, присел на корточки рядом.
— Ну давай перестанем, давай, а? Давай? Все будет хорошо, вот увидишь, поверь мне. Хочешь, обзвоним ближайшие больницы, наверняка его в ближайшую доставили, и все выясним. Хочешь?
Герард долго смотрел в глаза Мерина, потом опустил голову и сказал:
— Нет. Не надо.
— Почему?
— Очень страшно.
Они помолчали, Герард постепенно успокаивался, в очередной раз сообщил, что он «к деду пойдет», но продолжал сидеть, его била лихорадка. Мерин мучительно соображал, что же ему дальше делать — оставлять в таком состоянии больного человека не хотелось, но и сидеть с ним тоже не выход — неизвестно, на сколько может затянуться это сидение.
И вдруг Герард произнес:
— Несколько дней назад.
Это прозвучало так неожиданно и непонятно, что Сева вздрогнул. Его только и хватило, чтобы переспросить:
— Что «несколько дней назад»?
— Видел.
— Что видел? — опять не понял Мерин.
Герард повернулся к нему всем телом, глаза его говорили: «Вот уж не думал, что ты такой несмышленый? Ведь это я даун, а не ты». Он сказал:
— Она меня попросила на скрипке поиграть, а сама не умеет.
У Мерина бешено застучало в висках, стали мокрыми ладони.
Он все понял. И по спине у него побежали мурашки.
— Когда это было?
— Недавно.
— Вспомни точнее.
Герард сложился пополам, руками охватил свою выбритую голову, скрюченные пальцы оставляли на ней белые вмятины, но они тут же синели, изнутри заполняясь кровью. Потом он попросил:
— Не смотри на меня так, я боюсь.
Мерин отвернулся. Подошел к окну — Тверская улица жила своим ярко освещенным, шумным, суетливым, внешне беззаботным бегом. Ему подумалось, какой чудовищный обман: произойди сейчас что угодно — землетрясение, шторм, обвал, чья-то смерть — каждую секунду на планете гибнут десятки тысяч людей — умри сейчас Марат Твеленев, уйди из жизни он, Сивый Мерин, — ровным счетом ничего не изменится — эта подвижная декорация за окном будет все так же бездумно весело лгать и обольщать праздником бытия. Наконец, он не выдержал:
— Ну вспомнил?!
— Я стараюсь.
— Хотя бы до того, как обокрали вашу квартиру или после?
— До. — Герард выпрямился, руки его безвольно повисли вдоль туловища, лицо растворилось в цвете белесого потолка, он тяжело дышал. — Я очень устал. Я к деду пойду.
— Подожди.
Мерин знал, что в кабинет Антона Игоревича право на вход имеют три человека: Нюра, Надежда Антоновна, Герард. И еще врачи. Все. Больше никто не смеет переступать порог святая-святых девяностолетнего песенника. Значит… Он опять присел на корточки перед Герардом, тряхнул его за плечо, стараясь заглянуть в глаза.
— Где она хранится? В шкафу?
— Да.
— Шкаф закрыт на ключ?
— Да.
— И ты знаешь, где он спрятан?
— Да.
— Где?
Герард молчал.
— Она попросила тебя украсть скрипку?
— Нет. Поиграть. И вернула, я положил на место.
— И долго она играла?
— Не знаю.
— Вернула когда?
— Быстро. В тот же день.
— Зачем ты это сделал?
— Папа Марат попросил.
— Марат Антонович? Он сам тебе это сказал?
— Нет.
— А кто?
— Она.
— Понятно. Подожди, не уходи. — Он достал из кармана мобильный телефон, набрал несколько цифр. — Яша, Твеленева Валерия Модестовна, повестку на завтра, на девять.
Герард встал.
— Я пойду к деду.
— Да что ты все заладил-то: к деду, к деду, как попугай, — в сердцах вырвалось у Мерина, — не помрет твой дед!
Герард подошел к двери, обернулся, сказал:
— Он умер.
