...Имеются человеческие жертвы

консервативные и инертные, вряд ли пойдут голосовать за неведомого им «кота в мешке». И наконец, он жаловался на отсутствие средств для проведения предвыборной кампании в столь ограниченное время, для обеспечения необхо­димой информации, а просить о денежной помощи и без того разоренное до нитки население считает для себя совершенно недопустимым. Хотя, конеч­но, если бы он сумел стать губернатором, он навел бы порядок, и прежде всего начал бы с разоблаче­ния тех, кто нажился в годы правления нынешнего властителя области, с решительного разрушения всей системы коррупции и круговой поруки. Он сменил бы всех чиновников, погрязших в поборах и казнокрадстве, восстановил бы «оборонку» и нала­дил бы экспортную торговлю основным товаром их города и области через систему прямых договоров и много еще чего...

—  Ну, посмотрим, посмотрим, — задумчиво произнес Турецкий. — Как бы то ни было, а наша работа идет своим чередом. А что касается «Граж­данского действия», они сумеют себя отстоять. Зна­чит, так! Военный совет объявляю открытым. Да­вайте-ка взглянем на наши полевые карты и отме­тим, какие объекты мы уже отработали и что оста­лось.

Турецкий подошел к карте и поднес шариковую ручку к серому квадратику, изображавшему пло­щадь Свободы.

— Вот примыкающие улицы. Вот дом, во дворе которого нашли трупы тех двух кавказцев. А вот... — Тут ручка выскользнула из пальцев, он вдруг резко наклонился, чтоб успеть ее поймать, и в этот мо­мент зазвенело стекло, раздался характерный звук и, выбив пыль из стены, прямо в карту на уровне головы Турецкого ударила пуля.

—  Шеф! — заорал Данилов, но Турецкий не впе­рвые в своей жизни оказывался под обстрелом на боевой позиции. Он пластом рухнул на пол, успев выкрикнуть своим:

—  Ложись!

Шторы были раздвинуты, и все трое понимали, что тот, кто вел обстрел, по всей видимости, из окна лестничной площадки дома напротив, а может, с крыши или чердака здания повыше, стоявшего в полутора сотнях метров, по-прежнему держит их в поле зрения оптического прицела. Все трое тяжело дышали.

—  Как считаете, — спросил Турецкий, — он со­образил, что я упал раньше, или думает, что снял цель?

Они сползлись на середину комнаты.

—   Вот тебе, бабушка, и военный совет! — прого­ворил Турецкий. — Что будем делать?

—   А нечего тут гадать, — сказал Данилов. Нас же по телику не показывали. Да и нужны мы им, как в бане гудок, коли есть дичь покрупнее. Лежите, шеф! Начинается паника!

И он вскочил, распахнул окно, рискуя и вправду схлопотать «маслину» в лоб, заорал что-то нечлено­ раздельное, в то время как Рыжков и Турецкий вы­ползли в прихожую номера, таща за собой телефон на длинном проводе. Турецкий сорвал трубку и один за другим набрал два самых известных двух­значных номера, сначала «Скорой», потом, спустя минут пять — милиции.

—   Алло! Милиция? Дежурного по городу! Гово­рят из вашей спецгостиницы. Кто говорит? — Ту­ рецкий подмигнул Рыжкову. — Говорит следова­тель Генеральной прокуратуры Данилов. У нас ЧП — покушение на старшего следователя из Мос­квы Турецкого! Он ранен. Огнестрельное в голову. Без сознания. «Скорая» уже вышла. Высылайте опергруппу. Третий этаж, комната триста восемнад­цать.

—  Ну а дальше что? — спросил подошедший Да­нилов.    '

—   Видно, придется мне временно исчезнуть, — сказал Турецкий. Если кто-то получил задание по­ ставить точку в моей карьере, мне лучше тут больше по улицам не шляться, сами понимаете. Сейчас приедет «Скорая», прибудет опергруппа, меня вы­несут и увезут. Так что тот, кто стрелял, и его группа прикрытия получат подтверждение, что выстрел был удачен.

—   Ну хорошо, а дальше, дальше? — повторил Данилов.

—  А дальше пока не знаю, — сказал Турец­

кий.

— Но если сюжет швырнуло в эту сторону, стало быть, мы, может, и сами того не понимая, вышли на след.

—   Все так, — ответил Данилов. — Но тут ведь, конечно, свои порядки. Наверняка есть свои тихие кадры и в милиции, и в прокуратуре, так что ваш спектакль не сегодня-завтра откроется. Мы и в Москве-то можем секретность обеспечить с боль­шим скрипом, а уж тут...

—   Согласен, — сказал Турецкий. — И даже удивляюсь, Миша, отчего ты еще не «важняк». Ко­роче, я ложусь в больницу с огнестрельным ранени­ем. У всех членов бригады «Скорой» и у персонала приемного покоя отберем подписки о неразглаше­нии данных следствия. Надо, чтобы закрыли рты на замок. Все остальное — по законам жизненной правды — сообщение в прессу и так далее. Тем более тяжесть моего ранения неизвестна. Может, только царапнуло, а может, на грани жизни и смер­ти. Если кому-то очень надо довести дело до конца, вполне возможно, забредут в больницу. Тогда есть шанс сцапать их там.

—   Ну а кровь? — спросил Рыжков. — Сейчас же сюда прикатят криминалисты, судебные медики. С этими ведь наш фармазон не пройдет!

—  Ну все, братцы! Прибегнем к членовредитель­ству!

И, схватив осколок стекла, Турецкий сморщил­ся, зажмурил глаза и, задрав рукав, решительно взмахнул острым осколком. Кровь так и брызнула.

—   А ну глянь, вены целы? — сквозь зубы спро­сил Турецкий.

—  Порядок, — ответил Рыжков. — Кровопуска­ние в лучших традициях семнадцатого века.

Как

у

вас

со сворачиваемостью, шеф?

—  Сейчас узнаем, — сказал Турецкий.

—   Ну живодеры! — сказал Данилов. — Пропади­те вы пропадом, голова кружится!

—  «Голова обмотана, кровь на рукаве, след кро­вавый тянется по сырой траве», — пропел Турецкий и что есть силы махнул рукой, забрызгав и карту города, и голубое покрывало на койке. А затем щедро окропил голову и лицо. Получилось вполне натурально. Он, кажется, и не пожалел себя, и не переборщил. Кровушки было предостаточно.

И неожиданно он почувствовал дурноту и сла­бость в ногах, и руки задрожали предательски: он вдруг понял, что пять минут назад мог быть убит наповал и жив сейчас только по чистой случай­ности.

—   Вот что, Миша, — сказал он, жадно глотнув воздуха. — Сообщи о случившемся в городскую ад­ министрацию и в секретариат Платова. А теперь выбегайте в коридор, кричите, сзывайте народ, а я падаю замертво. Никого, кроме следственно-опера­тивной группы и медиков, не впускать! Как у меня с цветом лица?

Данилов взглянул критически. И прежде чем вы­бежать из номера, иронически улыбнулся:

—  По-моему, подходяще.

Турецкий крякнул и, с силой отшвырнув ногой стул, который перевернулся и отлетел в угол, раски­ нулся на полу в ожидании своих спасителей.

52

В понедельник двадцатого апреля в десять часов утра начальник МУРа Вячеслав Иванович Грязнов явился к заместителю министра внутренних дел по кадрам, имея на руках рапорт с просьбой об уволь­ нении с занимаемой должности: всегда лучше само­му рулить, опережая события и чужие инициативы. Однако на сей раз обойти противников на вороных не удалось. Тем же числом было датировано уже поступившее часом раньше распоряжение и. о. ми­нистра внутренних дел об отстранении Грязнова от

обязанностей начальника Московского уголовного розыска в связи с превышением им служебных пол­номочий и о переводе его в резерв Управления кад­ров МВД.

Просто удивительно, как у этого бесцветного че­ловека поднялась рука подмахнуть такой документ! Видно, и его маленько потрясли, а он, этот регент на министерстве, отлично понимая свое место и то, что он фигура сугубо временная и разменная, кочев­ряжиться не стал. Ну, Грязнов так Грязнов... Был Грязнов — и нету! Подмахнул не глядя. И с плеч долой.

Остаток дня был угрохан на разные бюрократи­ческие закавыки, сдачу дел, оформление бумаг и прочее канцелярское занудство. Торжественных прощаний устраивать не стали, сочли излишним. При той чехарде, что творилась тут уже не один год, легко было предположить в недалеком будущем торжественную