Знакомое лицо на памятнике.
Считай теперь, что тесть ему достался хоть мертвый, но с большой причудой.
— Вот, Алексей Николаевич, — вздохнул Турецкий, обращаясь к фотографии на памятнике: — Прошу любить и жаловать: — Турецкий Александр Борисович, ваш зять. Так, что еще? А впрочем, вы же знаете, наверно… Вот деньги взял, точнее, взятку взял, под будущее, надо понимать. Теперь преступник я, как вам и обещал. Во жизнь собачья… Ничего в ней нет ни хорошего, ни прекрасного, ни… — он осекся, не решаясь продолжать, хотя трансляция над железной дорогой молчала, как могила. — Вот денежки принес вам показать… — Турецкий приоткрыл кейс и показал его содержимое памятнику. — Видал? Во сколько! И все мы их на днях без сожаленья прогуляем. С вашей дочкой и вашей внучкой.
По дороге домой Турецкий специально заставлял себя не смотреть в зеркало на кейс. Он знал, что если впустит этот яд в себя, полюбит деньги сами по себе как есть, начнет деньгами глупыми, шальными, грязными вдруг дорожить… Вот тут конец. Такой конец — верней, чем пулю в лоб.
Он специально заставлял себя не смотреть назад.
А если б все же посмотрел, то, может быть, удивился.
У него «на хвосте» сидел ничем не приметный чахленький на вид сороковой «Москвич». Им управлял тот самый слепой, из «Бармалея», в котором они с Мариной и Настей были ровно неделю назад.
16
Самолет вырулил на взлетную полосу и замер на мгновение, пока командир воздушного судна запрашивал разрешение на взлет. На это ушло не более сорока секунд, после чего командир корабля кивнул второму пилоту и медленно двинул вперед рукояти секторов газа всех четырех двигателей, одновременно держа крылатую махину на тормозах. Двигатели взвыли, набирая обороты, и наконец зазвенели от напряжения, звонко заныли, прорываясь сквозь этот звон к кромешному реву; тяга их стала настолько велика, что тормоза уже держали самолет на месте из последних сил… Командир корабля отпустил тормоза, и лайнер тут же плавно тронулся с места. Когда до конца взлетно-посадочной полосы оставались считанные две-три сотни метров, командир корабля, прижимавший до этого лайнер к земле с помощью рулей высоты, вывел их плавно во взлетное положение-
Самолет взял курс на Симферополь.
— Дым! Смотрите, мы сквозь дым летим! — восторженная Настенька прилипла носом к иллюминатору.
— Да это, Настя, облака! — рассмеялся Турецкий.
— Мы летим… — Настя указывала в окно, захлебываясь от восторга. — Мы летим над облаками! Как птицы. Мы летим на самолете!
Марина расхохоталась, передразнивая Настеньку.
Самолет набрал высоту и лег на курс.
Передавая Марине и Настеньке пластмассовые плошечки с газированной водой, Турецкий скользнул краем глаза по газете, которую сосед, сидящий через проход, сложил и засунул в карман на спинке кресла перед собой.
— Простите, можно взглянуть? — не выдержав, обратился к соседу Турецкий.
— Пожалуйста, будьте любезны, — сосед протянул газету.
Статья, приковавшая внимание Турецкого, называлась «Где смех, там и слезы». Она сообщала о том, что долгое время Венгрия считалась одной из самых веселых стран социалистического лагеря.
«…В то же время, — читал дальше Турецкий, — эта страна — абсолютный чемпион мира йо количеству самоубийств. В среднем из 100 тысяч венгров самоубийством кончает 41 человек. На втором месте в этом невеселом первенстве стоит северная страна Финляндия: на 100 тысяч — 28 самоубийств.
Каждый год в Венгрии кончают самоубийством более ' 4000 человек. От 15 до 20 тысяч — совершают попытки самоубийства. Для страны с населением 10,5 миллиона это довольно много. Разделение самоубийц по половому признаку в Венгрии таково: добровольно расстаются с жизнью 70 % мужчин и только 30 % женщин. Удивительным также является тот факт, что на столицу Венгрии Будапешт приходится львиная доля самоубийств в Венгрии: 60 % процентов самоубийств совершаются именно в Будапеште…»
Турецкий дочитал статью и откинулся в блаженстве на спинку удобного авиационного кресла.
«Забавно, — подумал он и даже рассмеялся вслух. — Вот это хорошо. Не мы на первом месте. Впрочем, это как обычно».
— Чему вы так обрадовались? — сосед, одолживший газету, с веселым удивлением посмотрел на него. — Как будто это «Крокодил», а не «Известия».
— Да вот, прочел статью. Статистика самоубийств.
— А что вы здесь нашли смешного?
— Ну как же: больше, чем у нас!
— Смешно? Не верите?
— Как раз напротив — верю! Радуюсь!
— Чему ж тут радоваться? Тому, что у соседей хуже, чем у нас?
— Да нет совсем! Тому, что у нас лучше, чем у соседей!
— Какой вы диалектик, право!
— Я? Нет! Я отдыхающий. Лечу вот к морю, к черту, из грязной осенней Москвы. Подальше от этих всех самоубийств, и… И прочих феноменов.
— Вы врач, наверно? Врачи такие циники обычно. Нет, я в хорошем смысле слова, извините.
— Пожалуйста. Да я не врач, я следователь. А вы?
— А я — священнослужитель.
— О, очень рад! — Турецкий протянул руку через проход и — с чувством пожал руку священника. — Какая редкая у вас профессия!
— Ну, редкая профессия — это, пожалуй, у вас. А у меня довольно редкий образ жизни.
Священнику было не больше сорока, он был, возможно, ровесником Турецкого, что давало право на некоторую непринужденность беседы.
— А я вот, честно говоря, давно хотел проконсультироваться… Как наша церковь относится к потустороннему? К нечистой силе, к выходцам, ну, понимаете, и прочее…
— «Беси тешатся, посланцы сатаны», — процитировал сосед. — Что здесь неясного? Их церковь отвергает.
— Но есть оно, потустороннее, вы понимаете? Я говорю вполне серьезно.
— Конечно, есть.
— Ага. Прекрасно. А вот, положим, было мне виденье. Оно от Бога? Или нет, наоборот?
— И так и так возможно. Смотря, что за видение.
— Ну просто. Дух. Умерший вот, положим, взял и явился?
Марина толкнула Турецкого под локоть, но он, находясь в каком-то приподнято-торжественном настроении, лишь мотнул головой в ее сторону: пожалуйста, не мешай.
— Так вот, я говорю, явление. К чему оно — к добру? Ко злу?
— Явление с добром — к добру, а если вдруг наоборот…
— А если невозможно отличить? И так и этак можно трактовать? Вы как считаете?
— Я, как и любой простой смертный, не берусь судить «вообще». А церковь наша за века выработала критерии, позволяющие отличить Божью силу от воздействия иного. Могу лишь сказать вам, что люди незаурядные, обладающие необычайными способностями, особенно легко и незаметно для себя попадают под влияние демонических внушений.
— Ну а откуда, от чего и от кого исходят подобные внушения?
— Отцы церкви говорят, что наряду с миром физическим существует и мир духовный: мир любви и
