кроны – да и никто не смог бы, разные покупатели всегда дадут разную цену – но в целом все было без обмана.
В сопровождении Лоиса я вновь вышел на улицу – в чем, признаться, отнюдь не был уверен еще час назад. Впрочем, расслабляться пока было рано. Во дворе замка рядом с моим трофейным конем уже стоял оседланный жеребец герцога. Тоже белый, как и у его отца. На другом конце двора (я потребовал, чтобы к нам никто не приближался) хмуро смотрели в мою сторону десять конных лучников – охрана Лоиса (брать с собой больше для спуска по узкой горной дороге все равно не имело смысла). Больше во дворе, опять же согласно моему требованию, никого не было.
Когда мы проезжали через мост, выглянуло солнце. Оно не грело, лишь заставляло ослепительно сверкать свежевыпавший снег. Я знал, что, если смотреть на него слишком долго, это может вызвать расстройство зрения. Холодная, резкая красота, не предназначенная для человека.
Под копыта легла тропа, еще хранившая мои следы в обратном направлении; других с тех пор не прибавилось. Впереди ехали мы с герцогом, ярдах в сорока позади – его охрана. Никто не разговаривал. Лишь проезжая мимо камня, за которым лежали трупы Трувэля и его людей, я исполнил обещание, указав Лоису на это место и прибавив, что граф встретил смерть лицом к лицу и не нарушил рыцарских традиций. Герцог ответил, что 'позаботится об этом', не уточнив, о чем именно.
Наконец мы спустились на равнину и, оставив стражу дожидаться возвращения своего господина, поехали в северном направлении. Снега здесь не было, и вообще было заметно теплее, чем наверху, но из голой каменистой почвы торчали лишь редкие пучки сухой колючей травы. Здесь и летом почти ничего не росло из-за сильного зноя и недостатка воды. Соответственно, даже привычные к жаре и засухам смуглолицые южные крестьяне не селились на этих бесплодных землях. Дикие козы, и те не забредали в эти места. До ближайшей речки и прилепившегося к ее берегам сельца оставалась еще добрая дюжина миль.
Проехав около четырех миль, я, наконец, уступил все более нараставшему нетерпению Лоиса. Развязав висевший на шее мешочек, я достал маленькую ступку и три коробочки с ингредиентами. Герцог, разумеется, не разбирался в химии, но прозвучавшие названия были хорошо знакомы даже ему.
– Неужели так просто? – поразился он.
– Сейчас сами увидите.
Я сообщил ему пропорции и вручил ступку и пестик, дабы он сам растолок твердые кусочки и убедился, что здесь нет никакого обмана. Затем тщательно перемешанный порошок был высыпан в углубление под небольшим камнем. Я показал Лоису, как вставить фитиль и как поджечь его. Затем мы быстро отошли на несколько ярдов.
Раздался громкий резкий хлопок. На месте, где только что был камень, клубилось облачко пыли и дыма. Мгновение спустя сверху упали несколько мелких каменных осколков.
Лоис молчал, глядя на результаты своего опыта.
– В следующий раз это может быть вражеский замок, – заметил я. – Дело только в дозе.
– Да, – откликнулся юноша. – Я понимаю.
– Вы получили то, что хотели?
– Да, – он повернулся ко мне. – Но я не могу вас благодарить.
– А я не нуждаюсь в вашей благодарности, – ответил я, вновь запрыгивая в седло.
На этом мы расстались.
Февральский ветер холодил лицо и пощипывал свежевыскобленный подбородок. Идеального варианта внешности у меня теперь не было: Ришард видел меня бритым, а Лоис – бородатым. Но охотничий азарт йорлингистов мог уже притупиться от времени, а воспоминания Лоиса были еще слишком свежи, так что я предпочел пока все-таки бриться. Строго говоря, у меня пока не было прямых доказательств, что Лангедарг охотится за мной. Но с его стороны было бы глупо этого не делать.
Я остановил коней возле ворот монастыря, спешился и постучал в уже знакомую калитку.
– Я – дядя Катарины, девочки, которую оставил у вас на попечение в начале января. Я приехал за ней.
– У нас нет никакой девочки, – ответила привратница. Это была не Клотильда; сквозь узкую смотровую щель я с трудом отличил бы глаза одной монахини от другой, но голос был незнакомый, визгливый.
– Да, сестра, именно так вы и должны отвечать, – несколько принужденно улыбнулся я. – Всем, кроме меня. Но я действительно тот, кто оставил ее здесь. Скажите матери настоятельнице, что я вернулся.
– Говорю вам, сударь, здесь нет никакой девочки по имени Катарина.
– Да как это нет! – я начал терять терпение. – Проводите меня к аббатисе, она меня узнает! В смысле, по голосу…
– Мужчина не может входить…
– Да знаю, знаю! У вас тут в башне слева – от вас справа – такая ниша, в ней дверь, за дверью коридор в стене, потом он сворачивает под землю, там этот… как это по-вашему… оссуарий, дальше выход наверх… могу и кабинет настоятельницы описать! Вы все еще не верите, что я здесь был и с ней разговаривал?
– Мне не ведомо, кто из сестер рассказал вам это, но…
Я выдохнул. Если ей так твердо вбили отвечать, что девочки нет, то и призывы рассказать обо мне аббатисе бесполезны. Она закроет окошко, подождет две минуты, а потом откроет и скажет, что настоятельница говорит то же самое. Вот уж воистину – заставь дурака богу молиться…
– Позовите сюда сестру Клотильду. Этого вам устав не запрещает?
– Хорошо, если вы так настаиваете, – недовольно ответила привратница, – но она скажет вам то же самое.
– Давайте все же спросим у нее, – произнес я с ангельской кротостью.
Хлопнуло окошко. Я принялся ждать, повернувшись спиной к ветру. Они тут что, меня измором взять надеются? Вот недаром же я не люблю всю эту чернорясную братию… и сестрию, хотя и нет такого слова… почему, кстати, нет?
Наконец окошко вновь открылось.
– Что вам угодно?
– Сестра Клотильда! – я был почти что рад ее видеть. – Вы меня узнаете? В январе я был с бородой. Я приехал за своей племянницей, а ваша… э… – с языка чуть не сорвалось 'коллега', но я поправился, -
…сестра принялась твердить, что ее здесь нет!
– Здесь нет вашей племянницы, сударь, – холодно ответила Клотильда.
– Что?! – я приблизил лицо к окошку с такой скоростью, что она невольно отпрянула. – Вы что, осмелитесь заявить мне в глаза, что меня не знаете? Поклянетесь в этом спасением вашей души?
Последний аргумент, кажется, сработал. Она отвела взгляд.
– Я знаю вас, сударь.
– В таком случае, где Катарина?
– Ее здесь нет, сударь, – твердо повторила Клотильда.
– Куда, ч-ч… во имя всего святого, вы ее дели?!
– Она… она умерла.
Я почувствовал себя так, словно провалился под лед. Живот обожгло холодом, дыхание на миг пресеклось. Так же было и когда я узнал о смерти учителя… но тогда, по крайней мере, я готовился к худшему заранее. Сейчас же удар обрушился неожиданно, когда я ощущал себя уже на вершине триумфа… Нет, нет, нет, не может быть!!!
Должно быть, Клотильда видела, как изменилось мое лицо, поскольку сочла необходимым забормотать какую-то свою утешительную чушь на тему 'с Господом ей будет лучше'. Я еле сдержался, чтобы не рявкнуть, чтобы она заткнулась.
Нет, Эвьет, нет! Только не ты, только не сейчас! Ты же была уже почти здорова! Я бы ни за что не оставил тебя, если бы была хоть какая-то опасность…
– Что вы с ней сделали?! – вновь накинулся я на монахиню. – Как вы умудрились ее уморить?!
– Укротите свой гнев, сударь, – строго сказала она. – Мы сделали для нее все, что могли. Но все в руках Господа нашего.
А разве не сам я говорил, что человек может умереть от любого пустяка? И никакие высшие силы для
