Тем не менее, первый день осады прошел неплохо. Я продолжал рассказывать Эвелине о медицине, затем разговор от обсуждения проникающих ранений перешел на метательное оружие, а от него – на математику: я объяснил моей ученице, как рассчитывается траектория снаряда, выпускаемого требушетом, и как можно узнать расстояние до цели, находящейся за стеной или за иным препятствием, измерив углы, под которыми эта цель видна с разных точек, и расстояние между точками. Эвьет очень заинтересовалась; я задал ей несколько задачек, и, когда после всех расчетов и подстановок ответов в исходные формулы воображаемые снаряды поразили цели, она радовалась так, словно разнесла на куски настоящие укрепления противника. Она даже нарисовала, стараясь соблюдать масштаб, вражескую крепость и пунктирную траекторию, рассчитав положение снаряда в каждой ее точке. Даже жалко было, что потом этот старательный рисунок придется стереть, но что поделать – у меня был с собой лишь один чистый лист пергамента, используемый в качестве классной доски и тетради одновременно. У этих расчетов было и немаловажное практическое следствие – они показали, что 'Корона' находится слишком далеко от городской стены, чтобы до нее долетели каменные ядра требушетов, так что мы в полной безопасности.
Поздно вечером, выйдя на лестницу, я столкнулся с нашим пучеглазым хозяином и спросил его, что слышно в городе. Он ответил, что по слухам, идущим от родственников дежуривших на стенах и башнях солдат, йорлингистская кавалерия уже стоит лагерем вокруг Лемьежа, но, разумеется, никаких наступательных действий не предпринимает; пехоты же пока не видно. Беженцы, не успевшие утром попасть в город, поняв, что ворота им так и не откроют, покинули окрестности Лемьежа раньше, чем подошли враги, так что пострадавших нет. На сем я с ним расстался. Мы с Эвьет еще поболтали о том-о сем перед сном, и я рад был слышать беззаботное веселье в ее голосе – как видно, ужасные воспоминания, пробужденные утренней казнью, больше ее не беспокоили. Потом мы уснули.
Когда путешествуешь один, приобретается умение просыпаться от малейшего шороха. Я это уже говорил. Зато, когда путешествуешь не один, это умение начинает утрачиваться. В самом деле, не устраивать же себе тревогу всякий раз, когда твой спутник перевернется с боку на бок во сне. Да и вообще, невольно как-то расслабляешься, перестаешь ежесекундно помнить, что твое выживание зависит исключительно от тебя…
Поэтому проснулся я не от шорохов, а от криков.
Крики доносились откуда-то издали, но в ночной тишине были хорошо слышны. Эвьет, освещенная луной, уже сидела на своей кровати с арбалетом наготове и, похоже, собиралась будить меня. Увидев, что я уже не сплю, она спрыгнула на пол, тут же оказавшись у окна.
– Что? – я быстро натянул штаны. Крики приближались, и было уже ясно, что это не какая-нибудь пьяная драка припозднившихся гуляк.
– Пока не видно… вроде отблески огня мелькают, но далеко…
– Пожар?
– Нет, похоже, факелы…
И в этот момент на город часто посыпались лихорадочные, панические удары тревожного колокола.
– Одеваемся и уходим, быстро! – скомандовал я.
Эвьет не нужно было упрашивать. Она и сама поняла, что происходит. А если какие-то сомнения еще оставались, их разрешил перекрывший звук колокола, куда более близкий вопль:
– Спасайтесь! Они в городе! Спаса…
Крик захлебнулся. Эвьет сунула ноги в сапоги. Я подхватил меч и перебросил через плечо связанные вместе седельные сумки.
– Ты же говорил, что город неприступен? – Эвьет затянула шнуровку своего костюма.
– Кажется, я был неправ, – я бросил полный сожаления взгляд на наши продуктовые запасы. Паковать их было некогда и некуда. Я лишь ухватил на бегу палку колбасы и выскочил из комнаты. – Черт, почему такое происходит всякий раз, когда заплатишь вперед…
Мы уже сбегали по лестнице, когда наверху распахнулась дверь соседнего номера – выходит, кто-то все же успел туда поселиться, пока мы объезжали окрестные лавки. В темноте я различил лишь силуэт постояльца; кажется, он был полуодет.
– Что происходит? – крикнул он хриплым со сна голосом.
– Йорлингисты в городе! – крикнул я в ответ, не снижая темпа. – И, похоже, уже близко!
– Вот…!!! – он грубо выругался и, даже не пытаясь вновь заскочить в номер за вещами, побежал следом за нами. Но темнота и спешка сыграли с ним злую шутку: запнувшись о первую же ступеньку, он кубарем покатился вниз по крутой лестнице, едва не сбив нас с ног на площадке; мы едва успели, ухватившись за перила, резко свернуть на следующий пролет. Я почти не сомневался, что в результате такого падения он сломает себе шею, но громкий вопль убедил меня, что это не так.
– Ааа! Нога! – орал он, корчась на маленьком квадрате площадки. – Черт, я сломал ногу, черт, черт!
Разумеется, остаться и пытаться помочь ему было бы самоубийством, и я продолжал бежать вниз, на всякий случай ухватив за руку Эвьет. Но она, похоже, даже и не думала о том, чтобы помочь грифонцу.
Мы добежали до первого этажа, не столкнувшись больше ни с кем из постояльцев – то ли они просыпались и одевались не столь оперативно, то ли надеялись отсидеться в гостинице. Лишь у самого выхода на улицу мы увидели хозяина. В одном исподнем, если не считать башмаков, он направлялся к двери с двумя широкими досками под мышкой и молотком в другой руке. Очевидно, собирался заколотить вход изнутри. Наивная надежда! Если солдаты захотят выбить дверь, они ее выбьют, с досками или без.
– Обратно не войдете! – крикнул он нам, когда мы выбегали на улицу. Я не удостоил его ответом.
– Что теперь? – спросила Эвьет, когда мы оказались снаружи.
– За Верным! – ответил я на бегу, продолжая держать ее за руку. – На нем у нас будет шанс в темноте и суматохе вырваться через ворота.
– Но это же наши! Надо просто найти офицера и объяснить ему, кто мы…
– Увы, баронесса, ваше имя и титул не написаны у вас на лбу! А если бы и были написаны, те, кто сейчас громят и грабят город, не умеют читать!
– Не могут же они просто убить нас – я имею в виду, если мы не будем убегать, а сами к ним обратимся!
– Ты в самом деле в это веришь?
Навстречу нам уже бежали люди, но это были не солдаты, а жители города. Один из них, топавший громче всех, тащил на плече сундук, другой нес на руках молодую девушку, обнимавшую его за шею. Дурак, наслушавшийся романтических баллад – так ты ее долго не протащишь… уж если она не умеет бегать сама, надо было сажать ее себе на плечи. Неприлично? Солдаты догонят – покажут приличия… Еще три женщины бежали своим ходом, одна из них волокла за собой спотыкавшегося ребенка. 'Куда вы?!' – крикнула она нам, когда мы промчались мимо. Вопрос был вполне резонный, ибо мы бежали как раз туда, откуда доносились – нет, не просто доносились, а быстро приближались! – крики и лязг оружия. И это, конечно же, было чертовски скверно. Но нам необходимо было во что бы то ни стало добежать до конюшни раньше, чем это сделают йорлингистские солдаты. Без лошади у нас в обреченном городе никаких шансов. Краем глаза я заметил, что кое-кто из горожан растерянно остановился, а потом припустил следом за нами, как видно, решив, что там, откуда мы так торопимся, путь к спасению уже перекрыт. А вот это уже глупость, но мне было не до того, чтобы их разубеждать… Странно, кстати – мы бежим в сторону центра города, и солдаты наступают как раз оттуда. Как же так – ведь они должны двигаться от стены или от ворот? Неужели они уже прошли больше половины города насквозь? Тогда почему тревога поднялась так поздно? Ладно, об этом подумаем потом, если доживем, конечно…
– Эвьет, поднажми! – крикнул я, хотя девочка и так бежала изо всех сил. Я подумал, что, если отпущу ее руку, то смогу добраться до конюшни несколько раньше, а потом, конечно, подберу ее, уже сидя на Верном. Я собрался объяснить ей это, но не успел.
Ибо увидел впереди, как из харчевни, к которой мы стремились, выбежали три человека. У одного из них было какое-то оружие, тускло блеснувшее в лунном свете – должно быть, мясницкий тесак. Но оно ему не помогло. Буквально в следующее мгновение он рухнул с разрубленной головой. Второй беглец попытался
