– А то как же, – кивнул Жером.
– То не просто висельники! – поднял палец одноглазый. – То была, если хочешь знать, стратегичная операция, как говаривал наш капитан, упокой господь его душу. Приблудились тут в нашем лесу какие-то беженцы, не знаю уж, откуда – может даже и грифонцы, а хоть бы и нет, мне-то что за дело. Приблудились, землянки себе вырыли, вроде как жить собираются. На дороге не промышляли, нет. Ну да все равно, к чему нам тут лишние людишки? Вот я и отправил Антона в замок с доносом: вот, мол, где та самая шайка укрывается, каковую господин барон давно изловить хочет… Ну а дружинники, они долго разбираться не будут. В лесу живут? Живут. Оружие есть? Ну, а какой же дурень сунется в лес совсем без оружия? Стало быть, каждому по петельке. Те, не будь дураки, отбиться пытались, ну да где ж им супротив баронских-то умельцев… У них, у беженцев этих, еще девки какие-то были, но их дружинники с собой увезли. Сказывают, господин молодой барон девок пытать-казнить самолично любит, даром что однорукий… А Антон еще и награду получил, что за нас была обещана – не обманул барон, цельных полста крон уплатил до гроша! Мы их, вестимо, по-братски поделили… Так что, Жером, как говорил наш капитан, мир его праху, с юридичной точки зрения меня с ребятушками на свете уже нет. Это ж мы там на деревьях висим, лихим людям в назидание, добрым в ободрение…
– Хитер ты, Пьетро, хитер, – покачал головой Жером. – Долго жить будешь.
– А добрым людям ободрение ой как нужно! – продолжал атаман. – А то в последнее время совсем уж худо стало: по дорогам одни баронские дружинники рыщут, а простые путники лучше крюк в три дюжины миль сделают, чем мимо леса поедут… А теперича едет путник, видит удавленничков, и на душе у него светло и радостно: закон и порядок, стало быть, торжествуют, и можно ехать дальше без опасения… Признайся, ведь и ты так подумал, а?
– Твоя правда, – со смешком признал Жером.
– Ну, вот видишь. Кабы не моя стратегичная хитрость, мы бы и с тобой не свиделись.
Круглое лицо крестьянина расплылось в очередной улыбке, выглядевшей, впрочем, несколько принужденно – Жером явно не считал эту встречу такой уж необходимой.
– Ты уж смотри, не подведи старого друга, – добавил Пьетро уже серьезно, с нажимом. – Не болтай почем зря, что нас тут встренул.
– Знамо дело, – торопливо подтвердил крестьянин, – мне в ваших краях и задерживаться-то не с руки, я ж дальше еду… и спешу, вообще-то…
– Ну ладно, брат. Поболтал бы еще с тобой, да, гляжу, ребятушки мои притомились, нас дожидаючи. Так что и впрямь, езжай себе с богом.
– Да, да, поедем мы… Рад был свидеться…
Когда подвода вновь тронулась, провожаемая угрюмыми взглядами 'ребятушек', я все еще не чувствовал себя в безопасности и сидел вполоборота, чтобы видеть, что творится позади. Особенно меня беспокоили лучники. Но никто не попытался стрелять нам в спину; Пьетро махнул рукой в сторону леса, и спустя считанные мгновения вся банда бесшумно растворилась в чаще.
– А ведь они собирались нас убить, – констатировал я. – Не просто ограбить, а убить всех. И поступают так с каждым, кто попадает к ним в руки, иначе барон быстро узнает, что шайка вовсе не уничтожена.
– Да, Дольф, – кивнул Жером, – вот ведь как вышло, а? Я тебя взял, думая, что ты, коли что, меня спасешь, а получается, что я тебя спас…
Я не понял, звучит ли в его тоне упрек, но поспешил заметить:
– Я бы им без боя не дался. Но обошлось без кровопролития – вот и хорошо… Не думал, признаться, что ты солдатом был.
– А то как же? Десять лет под знаменами его светлости герцога Йорлинга… В деревне-то и тогда, в начале войны еще, житье было не малина. Вот я и записался… думал, может, богатство завоюю… а то и титул…
– И как тебя жена отпустила, – усмехнулся я.
– А нешто этот дурень слушал? – впервые подала голос Магда. – Я уж говорила ему, уйдешь – ждать не буду…
– Ну и?
– Ждала, конечно, куда денешься? Где другого-то возьмешь? Он уходил – мне уж тридцать годков стукнуло, старуха совсем… такая и в мирную пору кому нужна, а тут еще мужики по армиям разбежались… Где твой титул-то, лыцарь недоделанный? Скажи спасибо, живой вернулся, и с руками-с ногами…
– Да нет, поначалу-то оно даже и неплохо было, – ответил, словно защищаясь, Жером. – И платили справно, и добыча кой-какая бывала… накопить, правда, ничего не выходило. Не будешь же за собой целый воз таскать. Да и деньги тоже – только своих же в искушение вводить… Один у нас такой правильный был, лишней кружки не выпьет, все откладывал – ну его прямо в палатке ночью и прирезали. А так – пропьешь, в кости проиграешь, все какое-никакое удовольствие. Неровён час убьют завтра, так и пропадет все впустую… А потом все хуже и хуже пошло.
– Поражения?
– Да и победы тоже бывали – а что толку? Нам жалованье задерживают, говорят, у врагов возьмете. А им, ну, грифонцам то есть, то же самое про нас говорят. Вот и выходит, что кто кого ни побей, а взять с побитых нечего… И подкрепление тоже все жиже. Сначала-то я в большом полку служил, нами цельный граф командовал, и при ём рыцарей десять дюжин, да к ним легкие конники, а уж нас-то, пехоты, вообще без счету. Через четыре года вполовину осталось, это вместе с новыми-то. А потом на Тагенхаймском поле нас собственная конница и стоптала, и добро бы еще в тумане, а нет, при ясном солнышке… Я тогда чудом уцелел. Кое-как собрали новый отряд, в нем и сотни не было. С тех пор уж я крупных битв не видал, все по глухомани какой-то рыскали. Засады, бывалоча, делали – на обозы, на караваны… Встречали грифонцев такими же кучками: если нас больше – мы их гоняем, если их – они нас… а коли поровну, так, бывалоча, просто сойдемся так, чтоб не вплотную, друг друга облаем по-черному, ну и расходимся. Сегодня возьмем какую крепостишку поплоше, завтра приказ – уходить из нее, а послезавтра опять велят ее брать. Зачем, почему? То начальство ведает, а нам знать не положено… Под конец уж нас шешнадцать оставалось, жалованье мы уж и не помнили когда видали, что у местных отберем, тем и сыты – а у местных уж тоже по три раза все отобрано… и офицеров давно не видали, окромя капитана нашего, и вестовых даже никаких со штабными приказами… И вот наскучили нам такие дела, приступили мы к капитану, говорим – мы, мол, его светлость Ришарда безмерно уважаем, но пущай он нам или платит, или идет к такой-то матери. А капитан нам – мол, недолго осталось продержаться, идет новое перефар… рефармав…
– Переформирование, – подсказал я.
– Во-во, оно самое, а там, мол, с новыми силами и победа недалече. А пока – есть тут в округе грифонский замок, там в кладовых денег полно, их только взять и осталось. Слыханное ли дело – вшешнадцатером замки брать? А он говорит, там оборонщиков еще меньше. Ну да – десяток их там где-то сидел, такими силенками даже и крепкие стены не оборонишь, не успеешь просто вовсюда, да и не уследишь, ночью особливо. Ну, перелезли мы в темноте через стену, этих, конечно, всех побили, ну и наших шестеро полегло. А в замке всех сокровищ – пыль да паутина. Пожрать-выпить после боя и то нечего. Тринадцать медных хеллеров только и нашли у порубанных. Кажись, они даже и не местные были, ну, не дворянина тамошнего люди, а просто забрались в замок, что пустым после прошлых штурмов остался… В общем, плюнули мы в сердцах, бросили наш флаг – а до того дня всё его сохраняли, хотя уж он такой грязный и рваный был, что не поймешь, лев там али грифон – да и разбрелись в разные стороны. Я свой меч в первом же трактире продал, чтобы было хоть на что домой добраться. На том моя воинская карьера и закончилась.
– А что так, поодиночке разбрелись? – усмехнулся я. – Никому ни с кем по пути не было?
– Да, веришь ли, так за эти годы глаза друг другу намозолили, что видеть больше не могли! Это ноне Пьетро обниматься лезет…
– А капитан ваш, значит, в том последнем бою погиб?
– Нет. Он рубака знатный был, с ним бы тем пацанам не совладать.
– Так Пьетро же все приговаривал, мол, земля ему пухом и все такое…
– Так Пьетро, если хочешь знать, его и прикончил! Мы ж, когда расходиться решили, так капитан сильно супротив был, пускать не хотел. Мечом размахивал, кричал, что порубает первого, кто дезертирничать попытается. И порубал бы, верно – один на один его бы никто из нас не одолел, а скопом
