друга, ломанулась к крыльцу.
– Батюшка!
– Милостивец!
– Добрый господин!
Какая-то бабка не то с перепугу, не то в пароксизме лести назвала меня даже 'вашим сиятельством'. Я резко обернулся, встретившись взглядом с вышедшей следом за мной хозяйкой.
– До господина лекаря вот… – пояснила она просительно. – Не откажите, заставьте век бога молить…
– Тихо все! – рявкнул я. Причитания смолкли, но не совсем, а до шелестящего шепотка. – Я действительно лекарь, но я не лечу бесплатно. С тобой, хозяйка, я рассчитался за твое гостеприимство, а если что недополучила – возьмешь с телеги. Но всем прочим я ничего не должен. Так что…
– Вестимо, не бесплатно! – перебили меня.
– Забесплатно только кошки родятся!
– Мы заплатим! Заплатим!
– По кроне за больную! – заломил я цену, слишком высокую даже для города. Можно было, конечно, запросить и еще больше, чтобы уж точно никто из них не мешал моему отдыху, но я решил, что заработать три-четыре лишних кроны на самых зажиточных не помешает. Да и, коль скоро мы хотим провести здесь еще пару дней, злить местных слишком уж явно издевательской ценой тоже ни к чему.
В толпе пошло гудение и бормотание, быстро перешедшее в новый крик и пихание друг друга.
– В чем дело? – удивленно спросил я у хозяйки. – У кого есть деньги – прошу на прием, у кого нет – пусть идут по домам, с чего же тут препираться?
– У нас только восемь крон, – ответила старуха, смущенно отводя глаза, – а кому иттить, как тут решить?
'У нас'? Это что ж выходит – у них тут на все село общие деньги? Если так, то понятно, откуда у них такая большая сумма – притом, что деньги в деревнях сейчас вообще редкость, в ходу в основном натуральный обмен. Но с целого села, наверное, можно наскрести. А мне теперь придется принять восьмерых старух, у каждой из которых, небось, целый воз болячек. Ну, раз уж сам вызвался…
– Я сам выберу, кого осматривать, – громко сказал я вслух. – И учтите – чудес не обещаю. Увы, не все болезни можно вылечить, а мгновенно так и вообще очень немногие.
Старухи покорно закивали. Я велел им выстроиться в ряд и отобрал восьмерых, выглядевших помоложе и поздоровей. Не только потому, что надеялся потратить на них меньше времени, но и потому, что, раз уж я беру деньги, я должен их отработать – а пытаться лечить тех, кто все равно помрет не сегодня-завтра, есть дело заведомо безнадежное. Отвергнутые понуро поплелись прочь.
– Деньги-то с собой у вас? – спросил я оставшихся.
Селянки замялись. Мне это не понравилось.
– Сходите за ними, пока я первую принимаю, – велел я.
Замешательство стало сильнее.
– Потом… Потом все сразу получите, господин лекарь…
– Э, да вы не надуть ли меня хотите?!
– Нет! Как бог свят! Истинный крест! – забожились старухи. – Как, значит, всех примете, так сразу…
Они что, думают, что это я хочу их надуть? Получить деньги и сказать 'проваливайте'? Впрочем, живя у дороги в эпоху войны, они, небось, кого только не навидались…
– Ладно, но смотрите у меня! – я грозно поднял палец и обвел всех самым строгим взором, на какой был способен. – Если что не так – все ваши болезни возвратятся к вам втрое!
Они аж шарахнулись в ужасе и забожились вдвое яростней. Нет, эти обмануть не посмеют. Все-таки и от невежества иногда есть польза.
– Ладно, подождите немного.
Я зашел к Эвьет – которая на сей раз открыла глаза, стоило мне отворить дверь – и сообщил о принятых на себя обязательствах, а чтобы она не скучала, задал ей несколько математических задач. За время нашего путешествия Эвелина перестала рассматривать получаемые от меня знания исключительно в контексте полезности для уничтожения Карла и иных врагов, что меня, конечно же, радовало. Но это отнюдь не означало, что она намерена отказаться от планов мести. Так, уступая ее требованиям, я уже рассказал ей рецепты нескольких ядов, как быстрого, так и медленного действия. Однако я специально выбрал такие, для которых, не имея химической лаборатории, крайне трудно достать ингредиенты.
За следующие три часа в комнате, предоставленной хозяйкой в качестве полевого лазарета (там имелась широкая кровать и грубо сколоченный стол), я вправил еще один позвонок, сделал два массажа и два кровопускания, вскрыл гнойный нарыв, выдернул гнилой зуб (вообще я не специалист по этому делу, да и клещей у меня нет, но зуб был настолько плох, что его удалось вытащить пальцами), а по поводу прочих недугов ограничился советами относительно лекарственных растений, диеты и образа жизни. Рекомендации по травам старухи воспринимали с плохо скрываемым недоверием, явно полагая, что их баба Лиза знает об этой теме все, и не заезжему горожанину с ней тягаться. На самом деле, разумеется, познания сельских знахарей фрагментарны и бессистемны, а главное – крупицы истины в них растворены в густом бульоне суеверий; ну да мое дело было дать пациенткам совет, а не убеждать ему следовать. Я, как известно, никому не помогаю против его воли.
Трем пациенткам я не мог помочь ничем. У одной развивалось слабоумие, вторая слепла от помутнения обоих зрачков и у третьей в желудке росла опухоль. Каждой из них – включая первую, которая пока еще не вовсе лишилась ума – я честно объяснил, что их ждет. Это тоже мой принцип.
– Ну ладно, – объявил я, выходя из 'лазарета' следом за последней пациенткой, случившейся поблизости хозяйке (похоже, она все же подслушивала под дверью – понятие врачебной тайны явно не пользовалось популярностью у сельских сплетниц). – Теперь я хочу получить свою плату.
– Не извольте беспокоиться, добрый господин, сейчас все будет… А пока вот костюмчик-то оцените.
Она куда-то вышла и почти сразу вернулась с костюмом Эвьет. Он был еще немного влажный после стирки, но уже зачиненный. Причем разорванный рукав был не просто зашит – сверху, маскируя шов, была нашита по всей длине рукава аккуратная полоска черной материи, и точно такая же, для симметрии, была пришита и на левый рукав. Все это выглядело исключительно как декоративные элементы, а не как латки, и смотрелось очень даже неплохо. Я поблагодарил старуху за хорошую работу и понес обновленный наряд Эвелине.
Девочке тоже понравилось, как починили ее костюм, который она уже считала испорченным; она хотела сразу же одеться и пойти прогуляться, но я посоветовал все же подождать до следующего утра. Заканчивая с медицинской практикой на этот день, я сделал Эвьет новую перевязку (рана заживала хорошо). Едва я завершил это дело, в комнату заглянула хозяйка.
– Добрый господин, ваша плата…
– Наконец-то! Давай сюда.
– Пойдемте…
– Куда еще? – удивился я, снова чувствуя нечто недоброе.
– Туда… в горницу, где только что были…
– Да что за черт? – возмутился я (старуха испуганно перекрестилась, заслышав упоминание нечистого). – Почему я не могу получить мои деньги здесь?!
– Здесь неудобно… – бабка покосилась на Эвьет.
– По-твоему, моя племянница не знает, что я беру плату за работу? – я посмотрел на старуху, как на законченную идиотку. Та лишь попятилась из комнаты, явно ожидая, что я последую за ней, и снова повторила уже из коридора:
– Пойдемте…
Я переглянулся с Эвьет; та уже сидела на постели, прикрывшись одеялом, и сжимала здоровой рукой арбалет.
– Не нравится мне это, – констатировал я. – Пожалуй, лучше тебе и впрямь одеться. И будь начеку.
– Ты тоже, Дольф.
