— Мы что, дураки, воевать с НАТО? Тратить деньги на гонку вооружений?
— Правильно, их лучше на рулетку в Монте-Карло! На недвижимость в Геленджике!
— Новые реалии даёт жизнь, а вы, коммуняки, как маразматики, тащите нас назад в стойло. Мы лучше поможем НАТО в Афганистане, зато сократим наркотрафик в Европу.
— В Европу! Да у вас вся Россия на игле! Всё от неустроенности, он неверия в завтрашний день, от несправедливости. Одним — всё, другим — дырка от бублика! Жди, Людка, революцию! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Увидишь небо в алмазах, как твоя Слизка! Пустят в твои хоромы «красного петуха»!
— Какие у меня «хоромы», окстись, дура! Я что, олигарх, что ли, корова?
— Сама корова! Пол у тебя — паркетный? С красивым таким рисунком?
— Паркетный! У меня линолеум с рисунком паркета, деревня!
— Нет, блин, это не концлагерь, а какой-то клуб по интересам, — пробормотал Зэпп, оглядывая площадку. — Проявили мы с товарищами мягкотелость. Надо было ток подвести, да за ноги повесить пару- тройку самых крикливых. Нет, даже прикольно, как легко свыкаются наши люди с трудностями! Я угораю! Аж колбасит!
И сделал новую попытку привлечь к себе внимание.
— Народ, подпевай! «Жили у бабуси два весёлых гуся». Вас приветствует группа «Ласковый май»! Здорово, сельчане!
У «сельчан» ноль реакции.
— Не катит репертуар, — почесал Зэпп в затылке. — А эта? «Мы с тобой не пара, не пара, не пара. Вот такая, блин, запара, запара, запара»! Тоже нет? Уф, точно запара. «Катя-Катерина, маков цвет, без тебя мне, Катя, жизни нет! В омут головою, если не с тобою!».
Никто даже не почесался.
— Жаль, нет омута, — вздохнул Зэпп и вытер пот со лба, видя, что никто не обращает внимании на скачущего в чёрном плаще человека. — Хорошо бы охладиться. Или этих фанатов утопить. Какая-то аудитория не активная, не разогретая, хотя вроде жарко, — сказал он, обернувшись к Чирику, и, набрав в грудь воздуха, сделал последнюю попытку привлечь внимание волейбольной площадки:
— Товарищи, аллё-кино! Блин, минуточку внимания! Пренеприятное известие, к вам едет ревизор! — Никто на эту разводку не повёлся. Ноль эмоций на площадке. Толпа жужжит, как улей, обсуждая свои проблемы и ей нет дела до какого-то сумасшедшего, скачущего по крыше будки.
— Господа, прошу вас! — стал канючить Зэпп. — Ну, что вам стоит? Я вас не задержу, всего на два слова! Эй, ребята нашего двора! Граждане, дзинь-дзинь-дзинь, призываю к порядку! Я уже зверею! Покупатель и продавец, будьте взаимовежливы! Нет, в конце-то концов, мать вашу ети, — обиделся Дикий Зэпп. — Я, как комендант оккупированной территории, имею право на минутку внимания! Выслушаем друг друга, мы же в одной ложке, блин, в одной вилке, шах королю, и у нас один резус-фактор!
Сложил руки домиком и прокричал:
— Граж-да-не, атас, воздушная тревога! Тихо! Я пришёл дать вам в волю, в смысле, в тыкву, то есть, мне есть, что вам дать!
Видя, что словами делу не поможешь, Зэпп вынул из кобуры огромный револьвер марки «Верхуверн» 17-го калибра, и, трижды выстрелив в воздух, прокричал:
— Ша, бояре! Молчать! От имени и по поручению оккупационной власти двора дома № 48 по улице Академика Королёва! Слушают все или оставлю без сладкого!
Он повернулся к Чирику:
— Согласись, тут бы хорошо горн и барабан! У тебя нету?
Чирика не ответил, его качало от страха.
— Началось! — закричали в толпе. — Вали скорей, ребята! Все сюда!
— Вот так всегда, — сказал Зэпп. — По-хорошему не допросишься.
Чирик, увидев под собой море людских голов, так перепугался, что у него началась икота, подкосились ноги и стало сухо во рту. Он вспомнил, как не раз был бит толпой, и ему показалось, что это именно тот случай. Не стой за его спиной солдаты, вооружённые автоматами, он давно бы сиганул на землю и помчался, куда глаза глядят.
Лиц Чирик не видел, все лица слились в единую серую массу. Он вдруг почувствовал себя тринадцатилетним пацаном, вспомнив, как в переходе на площади Трех вокзалов, где торговали мышками на резинке — «мышка-норушка, детская игрушка, не бьётся, не ломается, только кувуркается!», его держал за ухо могучий дядька в шляпе и в очках, в карман к которому он запустил руку и больно выворачивая ему ухо, шипел по-змеиному: «Будешь воровать, щенок? Будешь воровать, щенок?». Вспомнил и вздрогнул. Всё предстало перед ним так ясно, как будто это было вчера. Даже ухо заныло. Многоликая, многоглазая и многоротая толпа кричала злобно в десятки глоток: «в ментовку его!», «в обезьянник поганца!», «куда смотрят власти?», «уши оторвать ворюге!».
Он не мог разглядеть лиц из-за слёз боли, сыпанувших из глаз, зато чувствовал всю ту ненависть, которую эта толпа излучала, окутывая его ею и обезоруживая. Чирик заплакал от страха за себя, заплакал по-настоящему, не притворяясь, но толпа не верила, она шипела, улюлюкала, тянула к нему руки, готовая разорвать его на кусочки.
Спас Чирика, как ни странно звучит, милиционер, сорванный с Ярославского вокзала воплями: «вора поймали!», которые прошли волной по переходу. Сержант предложил могучему дядьке вывернуть карман, куда запустил руку Чирик, чтобы увидеть, что именно тот мог утащить. Оказалось, что пятьдесят копеек мелочью, старый, измятый талончик на проезд в автобусе, презерватив и горку шелухи от семечек.
— И это вы из-за одного гондона? — спросил сержант раздражённо. — Как вам не стыдно, гражданин! Вы же людЯм негативный жизненный фон создаете! И без того все взвинчены, а вы масла в огонь? А ещё шляпу надел! Эх, вы-и!
Могучий дядька стал с жаром доказывать, что дело не в презервативе и не в семечках, а в самом факте попытки воровства. Мол, в другой раз у него в кармане будет тысяча долларов и этот говнюк (Чирик) её у него стащит. Короче, в целях профилактики он предлагал обломать руки Чирику заранее, не сходя с места.
— Вот, когда будет тыща, тогда и приходи, — сказал милиционер, закрыв тему. Это был, пожалуй, единственный случай в практике Чирика, когда попался «добрый» мент. Все остальные были похожи на того могучего и злобного дядьку — орали на него, заламывали ему руки и тащили в «воронок».
Теперь он стоял перед толпой и трясся от страха, понимая, что помощи ждать не приходится.
— Граждане! Дорогие жэдэ, в смысле, жители дома! Команда молодости вашей! — зычным голосом начал Зэпп. — Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои! Гуд монинг! Доброе утро! От имени «Аэрофлота» приветствую вас на борту нашего авиалайнера! Сейчас вам всем разнесут напитки и завтрак. На выбор: мясо или рыба? Рыба или мясо? Подарок от фирмы, то есть, от меня. Но я отвлекся. Мы прибыли с огроменной планеты Клотримазол, которую отсюда не видно, на этом вот замечательном космическом танкере, созданном руками наших рабочих и конструкторов, чтобы пригласить вас к нам в гости. Кто за, прошу поднять руки!
Но не тут-то было! Народ на площадке собрался ушлый. Голосовать, не зная за что, никто не будет. «А можно вопросик?» — спросил кто-то, на что Зэпп ответил легкомысленно: «Хоть сто!», не предполагая, насколько любознательный народ живёт в доме № 48. И посыпались Зэппу вопросы, как из дырявого ведра:
— А сколько к вам лететь?
— Недолго! Пять-десять минут. Световых.
— А это сколько?
— Пять шесть-часов. Если без света.
— А какая валюта?
— Очень твёрдая! Типа кирпич. Чтоб карманы не рвать, придумали взаимозачеты. Едет телега, собирает долги.
— Так это от вас пошло: время собирать кирпичи?
