— А можно я вам после собрания задам один-на-один интимный вопрос?
— Тет-а-тет? Так я ж на то и намекаю!
Народ загудел: ну, молодец, Любка! Не теряется, стерва!
— Есть ещё вопросы? — спросил Зэпп, обводя весёлым мутным взором волейбольную площадку. — Ага, у матросов нет вопросов! Тогда в бочку мёда я суну ложку дёгтя! Вот эта ложка, едрит твою ангидрит, торчит рядом! — тут Зэпп ткнул пальцем в Чирика, который съёжился от страха. — Вы были в пяти минутах от рая, а может даже в трёх! Но этот никчемный человечишко, это пятое колесо в нашей общей телеге, этот мелкий жулик по кличке Чирик, сломал все наши планы. Он украл важную запчасть космолёта, тем самым лишив его хода, а всех вас — радостей большого и долгого пути. Наша прогулка в космос теперь под очень- очень большим вопросом! И я, стоя перед вами, задаю риторический вопрос: быть или не быть, в смысле, что делать с этим гадом?
— Убить! — закричали из толпы. — Утопить, заразу! В Останкинском пруду! Повесить на телебашне! Кругом ворьё, нет от них покоя! Как от них устали! В кои-то веки могли отдохнуть на халяву, а этот идиот ломает рейсовый автобус! Руки отрубить! У-у-у, глаза бесстыжие, даже не смотрели бы!
Зэпп, довольно потирая руки, обернулся к Чирику:
— Что, коллега? Слышишь трели соловья? Это русская картина, это родина твоя! Глас народа, глас Божий! А? Ты говоришь: тройка, семёрка, туз? Хрен тебе! Тройка, семерка, дама из Амстердама! И дама ваша, Герман, подбита, ла-фюнф ин дер люфт, ахтунг, ахтунг, в небе Покрышкин! Понял? А посему — ком цу мир в сумасшедший дом.
Схватил Чирика за ухо и стал его крутить, приговаривая, как тот дядька на вокзале:
— Гони струпцину, свинтус! Гони струпцину! Или сброшу твою тушку в пасть к этим хищникам!
Наташа толкнула Чирика в спину:
— Чирик, не молчи! Говори что-нибудь! Что ты стоишь, как дурак, язык проглотил? Ни бэ, ни мэ, ни кукареку?
А у Чирика все перед глазами плывёт, как под кайфом. Качается крыша под ногами, как плот на воде. Не то, что говорить, он уже и дышать не может от страха, перехватившего горло. Держится за ухо, глаза лупит на толпу и — точно, ни бэ, ни мэ, ни кукареку. Вернее, и «бэ» и «мэ», и ничего больше. Если первое время он трясся при виде Зэппа, вспоминая, что это не человек, а пришелец с другой планеты, то на крыше он забыл об этом и стал трястись от вида реальной многоголовой человеческой толпы, что колыхалась прямо под его ногами, издавая грозный шум, схожий с шумом морского прибоя. Слыша в этом шуме угрозу для себя, Чирик окончательно потерял присутствие духа. И тогда Наташа, видя, как сдувается Чирик, и, понимая, что, не скажи она правду, эти глупые люди из дома № 48 подпишут свой смертный приговор, ринулась, как в омут головой к краю крыши, отпихнула почти невесомого от страха Чирика и закричала даже не на весь двор, а на всю Вселенную:
— Соседи-и! Вы ведь меня знаете?
— Йес! У-у-у! — загудела толпа многими голосами. — Знаем мы тебя, прошмандовку, знаем!
— Бывшая банкирша! «Новая русская», первый подъезд!
— «Гуччи»-фиггучи! «Балдини» — пердини! Дама с приветом!
— На красном «вранглере» рассекала, теперь водкой торгует! Совсем опустилась, неудачница!
— Мужика не удержала! Гулять меньше надо!
— Да ладно, она не такая!
— Не такая, жду трамвая, все вы не такие, не надо ля-ля. Допрыгалась!
— Ремонт делала, по субботам сверлила, стерва! Я говорю: не сверли, а она сверлит! Я говорю: не сверли, а она сверлит! Собачка её мне колесо обоссала!
— Да ладно вам, в чём собачка-то виновата, все собачки ссут!
— И эта на море захотела? На халяву-то чего ж не слетать!
— Эй, банкирша, по женихам у нас Любка, она их распределяет, к ней записывайся, там очередь!
Сейчас Наташа боялась только одного — сорвать голос. Ей уже было всё равно, кто творил несправедливость в их дворе — земляне или инопланетяне, ей было важно донести до людей правду. Вот если её не услышат, тогда этой правды не узнает никто. Так и будут жить в неведении!
— Люди, соседи! — закричала она, прижимая руки к сердцу. — Не верьте этому человеку! Он вам чудовищно лжёт! Никаких вам благ не будет! Вас жестоко обманывают. Вас хотят забрать в рабство. Вас и ваших детей! Над вами будут ставить медицинские эксперименты и заставлять работать до кровавого пота! Не верьте его словам о страховке и о бесплатных обедах. Вы что, забыли, как они прибыли к нам? Под покровом ночи, тайно, как воры! Подняли нас с постелей, согнали за проволоку! И вы хотите поверить, что у них добрые намерения? Вот этот человек, — тут она показала на Чирика, терящего от страха сознание, — спас нас всех. Он украл запчасть корабля и только поэтому эти люди не смогли унести наш дом со всеми нами на другую планету.
Часть толпы захлопала в ладоши, закричала:
— Молодец, Чирик, герой! В депутаты его от нашего округа! Герой России, как Чапмэн!
— В председатели правления! Пожизненно!
Другая стала свистеть и улюлюкать:
— К чёрту! В кутузку его, ворюгу! Всю Россию растащили, аферюги!
Наташка пытается перекричать всех сразу:
— Товарищи! Разве мы просили нас куда-то вывозить? Мы что, твари бессловесные, что не надо спрашивать нашего мнения? Мы разве просили, чтобы нас выбрасывали из постелей и тащили на площадку! Не верьте им, не верьте! На крыше нашего дома бьются за свободу наши товарищи, проливают свою кровь. За вашу и нашу свободу!
— А вот этого не надо, — сказал Зэпп скрипучим голосом с чеченским акцентом, любуясь на раскрасневшуюся Наташку. — Правда никому не интересна, не по теме. Отключите первый микрофон! И второй — тоже! Это я так, для красного словца. Зетцен зе зих, с ядьте пожалуйста! Да просто дайте по башке и заткните ей рот! Заберите эту девушку Джеймса Бонда и киньте в кипяток, пусть охладит свой пыл. Кстати, румянец во всю щёку вам идёт, мадам.
На Наташу набросились солдаты, стали крутить ей руки, зажимать рот.
Толпа заулюлюкала:
— Во, зажигает баба! А как достоверно!
— Не наврала Ирка Пионерская, точно — «Розыгрыш»! Первый канал — всегда первый! Тут же кругом камеры, дураков нет.
И хотя кругом были только дула автоматов, люди видели то, что им хотелось видеть — съёмки передачи «Розыгрыш». До Зэппа долетали отрывки фраз:
— Ишь, молодцы, как натурально. Видно, Абрамович денег дал, такую дуру повесили. Настоящий монстр, как в «Дне независимости».
— Да ладно, из фанеры, поди, двухслойной. Из железа, что ли, привет, как бы он в небе держался? На гвоздях, что ли?
— Сколько денег распилили, прикинь!
— Да какой из фанеры, вы что? Это все компьютерная графика, голограмма, ничего этого нет в природе. И дом перевернут в компьютере, как ты его в натуре сдвинешь?
— Да ты сам голограмма! За квартиру третий месяц не платишь!
— Слушайте, а этот мордастый — просто вылитый фашист!
— Да это ж Стоянов! — радостно воскликнули в толпе. — Из «Городка»!
— Точно, Стоянов! Жиряга! А этот, который воришку играет, вылитый Башаров. Да тот, что Кот Бегемот в «Мастере»!
— Тот Баширов! Башаров — на коньках.
— Нет, но надо ж, какие гады, такой гнусный розыгрыш — отдых на халяву. А я, дурак, повёлся! Больше не приду на собрание, клянусь честью!
И этот обиженный человек стал продираться на выход.
— Не, ребята, — выступил кто-то с голосом скептическим, — это не Стоянов. Это этот, Довгань,
