«Вот и я помогаю, вот и я приношу пользу. Коля похвалит».
Вода шумно закипела. Лиза сняла чайник с огня, сунула длинную булку под локоть, взяла горячий чайник в одну руку, в другую сахарницу и осторожно, чтобы не обжечься, пошла по коридору. Войлочные туфли ступали бесшумно. Лиза была горда. Конечно, это только чай, это пустяки. Но я уже помогаю.
Булка чуть не выскользнула из-под локтя, она остановилась, подхватила ее, снова прижала к груди и вдруг услышала из-за двери голос Николая:
— Стреляй сзади в спину. Дуло надо обернуть.
Лиза толкнула дверь.
Андрей стоял у окна держа в руке револьвер.
Николай, наклонившись, заматывал дуло носовым платком. Они оба обернулись на скрип двери и посмотрели на Лизу одинаковыми злыми, затравленными глазами.
Лиза уронила хлеб на пол, руки ее задрожали, жестяная крышка чайника запрыгала.
— Кого стрелять сзади?
Николай набросился на нее.
— Ты зачем под дверью подслушиваешь?
— Я не подслушивала. Я вам чай вскипятила.
Николай уже успокоился и спрятал револьвер в карман.
— Ну, хорошо, хорошо. Поставь чайник на стол, еще обваришься. Садись чай пить, Андрей.
Андрей поднял хлеб с пола.
— Хлеб на пол бросать грешно. Так меня учила няня. Что же ты, Лиза, уставилась на меня как баран на новые ворота?
— Кого стрелять сзади? — повторила Лиза.
— Ах, ты все об этом? — Николай рассмеялся. — Мало ли кого придется. Пограничника или чекиста. Что же ты думаешь, я в Россию еду, чтобы бабочек сеткой ловить или в снежки играть?
Лиза покачала головой.
— А зачем дуло заворачивать платком?
Николай размешивал в чашке сахар.
— Чтобы выстрела слышно не было. Выстрела никогда не должно быть слышно.
Лиза молча села за стол. На скатерти темнели большие пятна красного вина. И почему-то руки ее снова задрожали и сердце сжалось. Конечно, Коля прав. Отчего я так испугалась?
Ну вот, Лиза, ты сейчас пойдешь на вокзал узнать, когда идет поезд. Сумеешь?
Лиза кивнула. Она старалась не видеть ни Андрея, ни Николая, ни темных пятен на скатерти. Она встала.
— Хорошо. Я сейчас пойду.
Лиза торопливо одевалась. В прихожей она прислушалась, не услышит ли еще что-нибудь, но в столовой говорили шепотом.
Когда Лиза вернулась домой, Николай сидел у окна.
— Узнала, — крикнула Лиза. — Поезд идет в десять тридцать.
— Поезд? — рассеянно переспросил Николай.
— Ну да, поезд. Поезд в Москву, — Лиза рассмеялась. — Ты, кажется, уснул?
— Нет. Я задумался.
— Есть еще утренний.
— Утреннего не надо. Спасибо, что узнала. Так в десять тридцать?
— Да. А где Андрей?
Он ушел домой.
— Зачем? Ведь он теперь всегда ночует у нас?
— А сегодня не мог.
Лиза пожала плечами.
— В последний раз. Ведь мы завтра уезжаем.
— У его тетки гости. Не приставай.
Лиза замолчала.
На столе все еще стояли пустые бутылки, грязные тарелки и стаканы. Лизе снова стало не по себе. Было так весело узнавать на вокзале о поезде в Москву, будто сейчас уезжаешь. И потом бегать по магазинам, присматривать перчатки и чулки, в которых будешь ходить по Москве. А тут, дома, должно быть от беспорядка ей стало неприятно. Она засуетилась.
— Подожди, Коля, я приберу здесь, а то, как в конюшне.
— Брось, не стоит.
— Кром скоро придет.
— Ну его теперь нечего стесняться.
— Почему? — удивилась она.
Она торопливо собрала со стола.
— Да перестань возиться, Лиза. Слушай, — Николай на минуту остановился. — Ты помни: Кромуэль будет ночевать у тебя сегодня.
Лиза покраснела.
— Я ему обещала. Но…
— Нет, — перебил Николай. — Непременно. Ты поведешь его прямо к себе.
Стакан задрожал в Лизиных пальцах и, выскользнув, ударился с жалобным звоном о пол.
— Разбила! — испуганно вскрикнула Лиза. — Ничего. Белое стекло — это к счастью.
Николай взял ее за плечо.
— Кром должен ночевать у тебя. Поняла?
Лиза послушно кивнула.
— Хорошо. Но почему? Его бы можно было уложить в гостиной.
Николай раздраженно поморщился.
— Не рассуждай, пожалуйста. Слушайся.
Лиза снова кивнула.
— Хорошо.
Этот вечер казался ей бесконечно длинным. Николай молча курил. Она сидела на диване, поджав под себя ноги.
— Коля, ты бы затопил. Холодно.
— Ах, оставь, — он сердито бросил папиросу. — Не до того мне. В котором часу Кромуэль обещал?
— Он сказал, как только мать заснет. Часов в одиннадцать.
— В одиннадцать. Как долго еще ждать.
Они снова замолчали. Лиза смотрела на желтую лампу, на пыль, тонким тусклым слоем покрывавшую буфет.
— Коля, я голодна. Я за весь день ничего не ела.
Николай пожал плечами.
— Не маленькая. Могла бы сама о себе позаботиться. Там на кухне есть колбаса и хлеб.
Лиза вошла в кухню, поставила чайник на газ.
«Отчего мне так тяжело? — подумала она. — Чего я боюсь? Ведь все хорошо, все отлично. Завтра мы едем. Что же это?»
Но сердце стало тяжелое и большое, будто не сердце, а камень в груди, и колени ослабели, и руки дрожали.
Лиза отрезала хлеб, положила на него кусок колбасы и, стоя около плиты, принялась есть. Но глотать было трудно, горло стало совсем узким. И есть уже не хотелось.
Она положила хлеб обратно на тарелку и покачала головой. «Отчего это? Ведь я только что была
