Богатейший человек Александрии, банкир и один из тридцати восьми членов Совета при наместнике, назначенном еще Августом, Александр принадлежал к самому влиятельному иудейскому клану в столице. После того, как Цезарь вмешался в династическую войну между Клеопатрой и ее братом Дионисом, прадед Александра и Филона угадал все выгоды и принял сторону победителя. Так же поступил их дед, немедленно признавший право римлян на царство, и умножил родовое богатство. После смерти отца, бывшего ситолога и трапезита столицы, многочисленная семья Александра, как положено правоверным, почитала старшего сына за отца.
Теперь Александр устроил один из своих домов вблизи канцелярии и резиденции главнокомандующего александрийским гарнизоном и юго-восточным флотом военных кораблей в Египте. Здесь за обедами он без проволочек вершил дела с нужными людьми.
Филон, на полголовы ниже брата, сутулился и казался ниже своего роста. В двадцать четыре он выглядел неуклюжим подростком, и, невзирая на зной, зябко кутался в пестрый халат. Он носил черную бородку, немного старившую его, и круглую шапочку, едва державшуюся на густых волосах.
Филон уже написал трактат «Имеют ли животные разум» и часть комментариев на Пятикнижие «О сотворении мира». Его уважали все книжники Александрийского храма, молитвенных домов и платоники Мусейона, где Филон читал лекции.
Братья не спеша спустились по ступенькам к нимфею с прохладной водой и колоннами из розового мрамора. Поговорили о недавней смерти Августа. О закрытии Тиберием народных собраний. Теперь консулов и преторов избирал сенат.
– Так о ком ты просишь? – спросил Александр.
– Его полное имя Йехошуа бен Йосеф из Назарета.
– Я уже слышал это имя от богословов синедриона. Ему позволили читать правоверным писание. Но, как говорят в Ершалаиме, разве может что хорошее прийти из Назарета? Шучу! Твой клиент действительно умен, как о нем говорят?
– Он читал Аристарха Самосского, Страбона, Гиппарха, Евклида, Аристотеля, Платона и еще многих. Сегодня, с твоего разрешения, я пригласил его к нам. Ему восемнадцать. Он ремесленник. Делает плуги, хомуты, плотничает и отлично знает гончарное дело.
– Я просил тебя не якшаться с чернью…
– Известный тебе Захария из Ершалаима их родственник. – Александр одобрительно приподнял бровь. Филон продолжал: – Йехошуа рос без отца. Потому не смог подготовиться в раввинскую школу в Ершалаиме. Они бежали из Палестины от ужасов смуты. Его отец погиб, защищая семью: разбойники хотели обратить их в рабство. Мальчик спас мать, когда они пустились от погони через Иавок, приток Иордана. Выживали по трактирам. Но он выучился и стал «сыном закона». У него своя мастерская.
– В восемнадцать лет? Разумно!
– И знаешь, какой он выбрал себе отрывок при поступлении в школу? Из Исайи. «Дух Господа Бога на мне, ибо Господь помазал меня, он послал меня благовествовать нищим, исцелять сокрушенных сердцем, возвращать свободу пленным и освобождать духовных узников». Он наизусть знает Галахи. Но никогда не будет законником. Он прирожденный мастер Агады. И со временем станет неподражаемым толкователем закона. У него дар проповедника. Его искусство сравнимо с поэзией. И в этом его беда!
Александр вопросительно посмотрел на брата.
– Ты можешь представить среди законников Ершалаима Эзопа или Аристофана, Софокла или Еврипида? Наконец, Вергилия?
– Он что же, думает снискать славу Сократа? – Александр скептически покривил рот. – Нет хуже хитреца, который хочет возвыситься над простаками. Этот оборванец проповедовал дуракам, как не возвращать долги. И за свои богохульства кончил, как Эзоп.
– В конце концов, Сократа убили «Облака» Аристофана, а не проповедь.
– Ну, хорошо. Так о чем хлопоты?
– Он собирается к мереотидским терапевтам поучиться от их мудрости. Вчера его известили о том, что умер один из мудрецов, и освободилось жилище. Медлить нельзя.
– Что за блажь? Молитвенники, конечно, достойны уважения. Ты передавал им от меня деньги. Но в его годы надо веселиться и наживать. Александрия город безграничных возможностей! И потом, на кого он оставит мать? У него есть братья, родственники?
– Как раз о ней я хочу просить. Его родня не так богата, чтобы заботиться о ней. Путь домой опасен. А в любой таверне наших домов она переждала бы невзгоды…
Александр на миг представил, что обездолил бы свое огромное семейство в этом городе воров и проходимцев, представил проклятия родни, и сердито вскинул руки.
– Твой гончар – хитрец! Посвящение займет три года. А если он останется у них навсегда?
– За восемь лет я многому научил Йехошуа. Его решение не блажь. Он хочет поучиться у мудрецов. От них вышли книги Сивиллы, Премудростей и четвертая Макковейская. Кто знает, какие знания стерегут эти люди? Там ему будет безопаснее. Пусть судьба убережет его от случайностей. Для нас это малость.
Александр молчал.
– Чем больше эти люди узнают о нашей вере, тем быстрее поймут, что мы народ избранный Богом. Я чувствую: этот человек изменит их сознание и отношение к нам. На это грех скупиться.
– Ты не станешь болтать пустое, – наконец сказал Александр. – Я выслушаю его.
Йехошуа бережно скрутил на деревянный жезл старый в трещинах пергамент и понес свиток хранителю Аристарху. Через огромный проем в потолке на высокие мраморные стены косым столбом яркий свет отражался по всему залу. Дюжины две читателей в тишине полупустой библиотеки корпели над рукописями, раскатав их на деревянных столах. Йехошуа здесь знали как одного из помощников Филона. Это звание позволяло ремесленнику беспрепятственно посещать филиал главной библиотеки.
Знаменитая на все средиземноморье Александрийская библиотека находилась близ дворца наместника. Сюда со всего мира стекались ценнейшие манускрипты. Но дворец охраняла стража. Всякий раз добывать для простолюдина разрешение на вход Филону было хлопотно. Парень занимался в филиале библиотеки при святилище Сераписа.
Отдав свиток, Йехошуа скорой, пружинистой походкой пересек зал. Миновал боковой предел и оказался в гигантском святилище Сераписа. Он прошел мимо черной диоритовой статуи быка Аписа с диском солнца из золота между рогами. Рядом со своим звериным воплощением в мраморном кресле горделиво восседал истукан из белого мрамора в хитоне и с двузубцем в руке.
Йехошуа считал нелепостью искать бугая по всей стране по двадцати девяти приметам, откармливать сорок дней, чтобы через двадцать пять лет утопить в Ниле, и всей страной праздновать избавление от собственного «бога». Если несчастный зверь Усир был старшим сыном местного божка земли Геба и богини неба Нут, а сам он брат и одновременно муж Изиды, – поскудней родство трудно вообразить! – брат Нефтида, Сета, отец Гора, Анубиса, внук Шу, правнук Ра и родственник целого звериного племени, тогда не жди от них ни молока, ни здорового приплода.
Йехошуа прошел по огромному залу храма мимо сотен колонн из асуанского красного гранита. Каждую колону стерегли по три красных гранитных человеко-звериных уродца, сфинкса. Внизу под храмом, в галереях, проводились обряды в честь Сераписа. Йехошуа лишь раз спускался туда. И решил: каждый верит во что хочет!
В мастерских при храме готовили сезамное масло и дорогие ткани из шелка, парчи и виссона для жрецов и знати. Глядя на сытые физиономии хранителей веры, Йехошуа думал: эти люди слишком хорошо знали, что им нужно от тех, кто поклонялся истуканам!
У выхода из храма к мраморной стене были приделаны два набора мемориальных досок из золота, серебра, бронзы, фаянса и сухой нильской грязи с текстами на латинском, греческом и египетском иероглифическом письме. В них говорилось о том, что храм воздвигли при Птолемее третьем. Доски из драгоценных металлов навесили так, что бы до них нельзя было дотянуться даже верхом. У царей не было иллюзий о нравах подданных!
Хотя, подумал Йехошуа, не лучше этих табличек обычай его народа прибивать к дверному косяку кусок пергамента с молитвой «Господь будет хранить нас в походах и возвращениях, отныне и вовеки!», и при входе и выходе из дома целовать палец, коснувшийся пергамента. Разве мертвый кусок дерева это –
