Иллюминаты. Ловушка и заговор

_{Лусия, фатимская ясновидица}

В следующем году он посетил Лусию, фатимскую ясновидицу, которая настаивала на том, чтобы Святой отец произвел посвящение России, а не мира, поскольку Матерь Божья выразилась очень ясно и в ее словах не было ни малейшей двусмысленности. Обеспечить посвящение должен был папа во взаимодействии с епископами всего мира. Став папой, Альбино Лучани вознамерился сделать это.

Фатима — это решение для мира, но перед папой встала одна проблема, которая стояла и перед его предшественниками. Дело в том, что папа не должен прислушиваться к частным откровениям, которым никогда нельзя верить, так как все уже есть в Евангелиях. Таким образом, если он посвятит Россию Непорочному сердцу Марии вместе со всеми епископами, которые примут его сторону, он подвергнется суровой критике за то, что последовал частному откровению.

Но Иоанн Павел I был решителен, и именно это, а не что иное, по мнению иезуита П. Габриэля, автора книги «КГБ — Ватикан: состязание в силе»[113], повлекло за собой его смерть. Поэтому анализ Парвулеско и его невзыскательность в деле, которое он анализировал, нам в этом случае кажутся просто ошибочными. Парвулеско слишком увлекло его пристрастие к конспирациям и заговорам, которые он находит во всем.

Советские руководители знали Фатимское послание, «верили» в него и боялись его, потому что вступили в состязание (bras de fer) с христианами и их церквами. Они знали, что те — главные противники марксизма-ленинизма, и если христиане верят в Фатиму, Фатима имеет первостепенное значение для КГБ, верит КГБ в Фатиму или не верит. С советской точки зрения вопрос не мог стоять иначе. И посвящение России Богоматери Фатимской, и распространение означенного метафизического деяния по планете не могли не повлечь за собой самых неприятных последствий для советского правительства.

Приняв решение, Лучани сообщил о нем своим сотрудникам, и вопрос был передан в курию. Для многих ее членов «теология освобождения» была гораздо важнее частного откровения, и к тому же они считали, что не стоит раздражать могущественную Россию. Об этом деле стало известно Кремлю.

Оттуда направили своего агента, того самого, который уже вел переговоры с Ватиканом, договорившись об участии русских епископов в Ватиканском соборе в обмен на обещание, что тот больше не будет называть коммунизм «порочным по внутренней сущности». Это был митрополит Никодим, родившийся в 1929 году, сын члена партии и в то время викарный епископ Ленинградский, назначенный директором отдела внешних сношений Московского патриархата.

Ему было поручено шантажировать папу следующим сообщением: папа должен отказаться от своего решения посвятить Россию Богоматери, в противном случае начнутся религиозные репрессии такого масштаба, что само существование русского православия окажется под самой серьезной угрозой.

Встреча епископа, полномочного представителя КГБ и папы произошла 5 сентября 1978 года. Понтификат Альбино Лучани насчитывал десять дней. Генерал иезуитов, отец Аррупе, провел Никодима в личную библиотеку папы, где должна была состояться аудиенция, о которой просил Никодим.

Внезапно епископ Никодим почувствовал себя плохо и, мертвенно побледнев, встал. В свою очередь встал Иоанн Павел I и бросился к собеседнику, который рухнул ему в объятья и умер. Это была кульминация его понтификата.

Иоанн Павел I, тем не менее, не отказался от решения дать посвящение России. Жить ему оставалось двадцать два дня…

Все это повлияло на понтификат Иоанна Павла II, который тайно подчиняется спирали божественного Провидения. Его понтификат поставлен под покров Марии: девиз Иоанна Павла II — «Totus Tuus»[114].

Час неизбежен. Онтологический Враг всего, чем являемся мы, похоже, имеет полную свободу как в своих действиях, так и в своих заявлениях и в исповеданиях. Христиане, переживающие кайрос («подходящее время»), доверчиво ждут обещанного освобождения.

Эпилог ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА

Представление о времени в традициях, имеющих восточное происхождение, подчинено логике циклов, в соответствии с которой длительность времени, не имеющего ни начала, ни конца, делится на кальпы, или миры, объединяющиеся в более крупные единицы, или манвантары, каждая из которых состоит из четырнадцати кальп[115]. Каждая кальпа в свою очередь делится на четыре классических века, длительность которых соответственно уменьшается пропорционально слагаемым пифагорейской тетрактиды: 4, 3, 2 и 1 (в сумме 10). По завершении последнего века времена кончаются апокатастасисом, откосной стеной, за которой «всё» начинается заново в вечном возвращении.

Если первый век (золотой) имеет длительность 4, то последний (железный, или «кали-юга», век богини Кали, или разрушения) имеет длительность 1. По мере того как века становятся все более жестокими и темными, их длительность провиденциально уменьшается. Если золотой век длился 40 000 лет[116], то серебряный — 30 000, бронзовый — 20 000 и кали-юга (с начала неолита, приблизительно с основания первого Иерихона) 10 000 лет. Согласно «знатокам», мы сейчас живем в последние минуты Кали-юги седьмой кальпы энной манвантары, причем сообщается, что мы находимся примерно в середине и в центре всего течения времени, по крайней мере, нашей манвантары. Потому что человек — это центр.

Одна из основных характеристик этой системы состоит в том, что длительность каждой единицы воспроизводит структуру той совокупности, в которую входит эта единица, то есть золотой век («тот счастливый век и счастливые века, которые древние называли золотыми») подразделяется на золотой- золотой (16 000 лет), золотой-серебряный (12 000 лет), золотой-бронзовый (8000) и золотой-железный (4000), итого в сумме 40 000 лет. Теперь мы якобы находимся в кали-юге, кали-юги длительностью в 1000 лет, которая началась приблизительно с Великой схизмы Запада и может длиться… как если бы наш неолит начинался с этой схизмы, с Французской революции и Октябрьской революции. Так полагают многие.

Бесспорная связность заметна по тому, что эти сроки подчинены некой логике, позволяющей обобщать, оценивать с ее помощью груз коллективной кармы, давая исследователю возможность для прогнозов.

В монотеистических традициях есть пространственно-временной ноль, соответствующий fiat[117] Создателя, и конец, который будет иметь обобщающий характер, но совсем в другом смысле — он будет обобщением истории человека, а не итогом разных эпох. С другой стороны, этот конец, которого мы ждем, не будет соответствовать никакой логике. Он придет как вор. Это конец конспираций и заговоров.

Согласно традициям и пророчествам, Второму пришествию Иисуса Христа будет предшествовать эсхатологическая битва, которая завершит Историю. Об этом страхе и этой надежде в последнее время сказано огромное количество слов; говорят об этом эзотерики и невежды, почти сплошь американцы. Прежде всего битва. В своем эзотерическом повествовании «Rapport secret a la nonciature»[118] Жан Парвулеско предрекает, что Франция выживет благодаря полной реактивации Святого сердца (Сакре-Кёр) Монмартра…