присобачил зловредную катушку на место. Двигатель ожил. Мы рванулись вперед. К свадьбе. Мелькали поселки, оставались позади города. Курск, Харьков, Запорожье… На коротких стоянках мы солили крупной солью степные розовые помидоры и глотали вареные яйца. Жизнь билась о лобовое стекло «запорожца» пульсом хорошего наполнения. Но, как ни ревела своими сорока лошадиными силами машина, как ни упирался я, стараясь не потерять ни одной минуты, на свадьбу мы не успели.
Дома я уснул, не раздеваясь. Разбудил меня телефонный звонок.
- Приезжай и посмотри, как я разгрохал тачку, — сказал Илюша.
Произошло это следующим образом. Рано утром к нему зашел его школьный друг Юра по прозвищу Муфлон. Посмотреть машину. Решили прокатиться. Друг водил машину точно так же, как Илик. А Илик водил машину, как муфлон. То есть никак. Два этих лихача и аса наехали на крышу подвала овощного магазина, которая торчала из-под земли, как будка суфлера. Машина прыгнула и ударилась передним бампером в глухую стену дома на высоте двух с половиной метров. Зависнув на несколько секунд, красный чемодан рухнул вниз, обильно орошая асфальт битым стеклом. Наверное, это зрелище порадовало тех, кто случайно в этот ранний час оказался во дворе овощного магазина номер четыре.
Если бы Илик знал историю древнего мира, он бы понял, что это было знамение. Покупка оказалась не совсем удачной. Но Илюша не расстался с этой грудой металла. Причина была одна — машина себя не окупила!
Теперь Саша ремонтировал и «мыльницу». Он тёр ее красные бока шкуркой-нолевкой, замечая абсолютно философски:
- А что поделаешь, Илюша, все равно придется перекрашивать.
Однако вопреки всем законам физики машина Илика хоть и со страшным треском, был пробит глушитель, хоть и на одной скорости, хандрила коробка, но все равно как-то двигалась. Все лето мы почти не видели Илика, засыпая и просыпаясь под тарахтение его агрегата. Какие-то неотложные дела заставляли его все время быть в дороге. Очевидно, коммерция.
Однажды утром Илик привез нам своего гениального брата. Я готовил завтрак. Чистил картошку и резал помидоры. Гешка спал после бурно проведенной ночи с одной из поклонниц его таланта Мырла пыл кол.
Ой, ой! Не так! Кырла мыл пол.
Из всех щелей валил удушливый запах горелого масла — внизу начинали готовить чебуреки и шашлыки.
И вдруг из красной «мыльницы» вышел довольно высокий молодой человек с глазами чуть навыкате, волосами, как у Шопена, и руками, как у Вана Клибер- на. Кроме всего, он явно изнывал под бременем гениальности. Ну, я-то его видел еще в Москве. А остальные участники нашего шоу как-то оробели. Брат вел себя как на приеме у консула.
Это все так подумали.
- Только что из Италии, — сказал Илик, — с международного конкурса.
- А мы изволили ваш рояль выгружать из товарного вагона. С превеликим усердием и уважением, — сказал Кырла, бросая тряпку в ведро и по-женски вытирая руки о джинсы. — Как конкурс прошли-с?
- Блестяще, — скромно ответил гений, встряхнув головой.
В честь высокого гостя был дан завтрак из трех блюд.
1. Картошка вареная с куриным фрикасе с грибами. (Консервный вариант).
2. Салат из помидоров с маслом подсолнечным рафинированным. (Как сам высокий гость).
3. Чай с сахаром — бери сколько угодно, все равно взяли в ресторане.
Стол был накрыт на балконе, поэтому высокие завтракающие стороны одновременно могли наблюдать, как отдыхают широкие массы курортников. По всему чувствовалось, что Италия произвела на высокого гостя неизгладимое впечатление.
- Если бы мы еще там находились столько же времени, сколько оформляли документы! — периодически восклицал брат.
После его ярких рассказов вид, открывающийся с нашего балкона, стал казаться нам менее живописным. Итальянское небо оказалось более голубым, неаполитанское солнце светило ярче, а пицца не шла ни в какое сравнение с куриным фрикасе. После непродолжительного отдыха и лечения брат должен был отбыть в Москву для продолжения шлифования граней таланта.
Эх, люблю наших простых гениев!
Лето… Лето пронеслось, как один прекрасный день. Он был полон солнца, смеха и арбузов. Провели мы его на берегу моря. Дул вечерний бриз, оранжевое солнце наполовину уже было в море. Мы уплетали арбузы, купленные утром на маленьком черногорском рынке у корейцев. Там шла своя жизнь.
Рядом с корейцами инвалиды торговали желтыми целлофановыми кульками, на которых наша звезда эстрады улыбалась каждому, кто отдаст за пакет два рубля. Иногда на пакетах были темнокожие певцы с Ямайки. Но спрос на них был гораздо ниже. Потом, отложив свою долю, инвалиды отдавали выручку Юре — полнеющему молодому человеку из Днепропетровска, который сжигал вечера у нас в ресторане. Если они не сгорали, он заливал их шампанским, бросал немыслимые чаевые официанткам, заказывал песни без счета. Его бумажник не закрывался из-за туго набитых в него червонцев. Нам казалось, что Юра просто горел желанием как можно скорее избавиться от них. Именно поэтому официантки все бежали и бежали к его столу с полными подносами, а мы играли и играли, преданно глядя ему в глаза. Юра был королем Черногорска. Шпана всегда первой здоровалась с ним. Завсегдатаи ресторана старались попасть к нему в друзья и открыть дверь его «волжанки», в которой он частенько засыпал, не успев запустить двигатель. А сторож дядя Гриша всю ночь охранял его, забыв о вверенном ему объекте, потому что знал: Юра просто так этого не забудет. И все продавщицы универмага завидовали той, из отдела парфюмерии, которую он выбрал себе в подруги. Завидовали, потому что были дуры и на что-то надеялись, не зная, что к нему иногда приезжает женщина. И тогда они сидят в углу за столиком, и официантки никого к нему не подсаживают, и он не узнает тех, кого вчера угощал. А женщина всегда плачет и всегда просит об одном и том же.
Бросить все это.
Он же смеется ей в ответ и кричит нам, чтобы мы дали жизни.
- Жизни дайте, жизни!
И мы давали. А потом разбредались кто куда, потому что нас тоже любили продавщицы, и приезжие студентки, и чьи-то жены. Все они чувствовали себя участницами какого-то неведомого им праздника и плакали, понимая, что для них этот праздник закончился. А мы собирались на своем чердаке, чтобы упасть на раскладушки и заснуть под рассказы гениального брата о том, как в Италии развозят молоко по домам и ставят маленькие бутылочки перед входной дверью. А вкус у молока такой, какой нам и не снился.
И мне снилась та, которую я хотел бы видеть рядом всегда: и на чердаке, пропитанном запахом чебуреков, и в Италии, где у входной двери ставят маленькие бутылочки с молоком. А наутро все начиналось снова. Рынок, целлофановые кульки со смазанными силуэтами, арбузная скибка, разрывающаяся во рту тысячью сладких бомбочек, тарахтенье Илюшиной машины, эстрада, прощальный банкет, хмельной скандал и чья-то кровь у выхода.
Синие мигалки милицейских газиков.
И снова море, только ночное. Снова чьи-то губы, те же, что были вчера, но совершенно чужие. И ощущение, что меня увозят все дальше и дальше от места, где мне когда-то было хорошо.
Вслед за Илюшей купил машину Гешка. Нет, Гешка не мог позволить себе ездить за рулем «горбатого» или «чемодана». Гешке нужна была солидная машина.
Авто.
Он долго готовился к этому шагу, который одновременно был и шагом наверх, на следующую ступеньку построенной им социально-имущественной лестницы. Вначале он купил магнитофон к будущей машине. Потом спортивно-попугайскую куртку для машины. Потом золотую печатку для законченности линии руля машины. Когда все было готово, Гешка купил Авто. Новые «жигули». Те из женщин, кто еще не покорился гешкиным чарам, подняли руки вверх. Все потеряли голову.
Воды! Кричали все. Умираем! Тоже кричали. Хотим! Хотя бы покататься.
Гешка сидел за рулем так, что с него можно было писать картину о пользе сидения за рулем «жигулей». Глаза чуть-чуть прикрыты. Чуть-чуть. Самую малость. Вот так. Мест нет! На сегодня все билеты
