рыжими, в густой проседи волосами, выбивавшимися из-под кожаной шапки с меховой оторочкой. Зеленоватые глаза с белыми, как у мельника, обсыпанными мучной пылью ресницами разглядывали Семена строго, изучающе, но была в них затаенная добрая улыбка, и Семен почувствовал себя рядом с этим незнакомым человеком хорошо и просто.
— Так, значит, ты и есть подручный? — с показной строгостью спросил зеленоглазый, и густой его голос ударил в железные борта катера. — Ну, давай, брат, знакомиться. Моя фамилия Кочкин. А ты, брат, из деревни. Так? Приехал на время. Подработаешь и — поминай как звали. Так? Трошки дрейфишь возле железа. А бояться-то и нечего. Мы, брат, с тобой это железо в три погибели скрутим и пикнуть ему не дадим. Соберем из него катер, клепальщики после нас застегнут его на тыщу железных пуговиц и — айда гулять в море…
Семену казалось, что он давным-давно знаком с этим приветливым дядькой. Он тоже назвал себя.
— Добро, Семен! — прогудел Кочкин. — Давай, браг, постигать рабочую науку. Вот это — ручник. А это — бородок.
И Кочкин протянул Семену слесарный молоток с потемневшей от масла ручкой и стальной стерженек, сужающийся книзу, с расшлепанной от частых ударов верхушкой. Потом Семену был вручен гаечный ключ, ящик с болтами без гаек. Гайки лежали отдельно, в другом ящике. Тут же стояло ведерко с разведенным на олифе суриком, лежали полоски парусины.
— Пойдем дальше, — продолжал Кочкин. — Смотри сюда. Сунешь бородок в отверстие, постучишь ручником, чтобы парусиновую прокладку пробить. Ясно? Да смотри пальцы не отбей. Потом толкай в дыру болт и держи его за шляпку вот этим ключом. Уразумел? А я с той стороны буду на болт гайку навинчивать. Держи крепко, чтобы ключ не сорвался, не ерзал. Понятно? Вот и вся твоя работа пока…
И, потыкав крепким, покрытым крупными веснушками и золотистыми волосками пальцем по кромке листа, где надобно вставлять болты, Кочкин, захватив ящик с гайками, полез наверх, на подмостки.
Внутри катера густым слоем лежал вчерашний снег. Кругом, куда ни дотронься, холодный металл, весь изрешеченный небольшими круглыми отверстиями, в которые Семену предстоит теперь совать болты. Отверстий было так много, что у Семена зарябило в глазах. Он мысленно представил себе, сколько в эти дыры надо понатыкать болтов, и у него вспотел затылок.
Резкий звук по стальной обшивке прервал размышления Семена.
— Ты, брат, уснул там никак? — гудел по ту сторону катера медным колоколом бас Кочкина. — Давай сюда болт.
Семен глянул на цепочку дыр и заметил в одной из них шевелящееся острие бородка. Приникнув на минуту глазом к другому отверстию, не закрытому пока парусиновой прокладкой, Семен сумел разглядеть лицо Кочкина. Оно не выражало неудовольствия из-за Сенькиной нерасторопности. Семен пробил бородком заколодевшую от олифы парусину, достал из ящичка густо обмазанный соляркой болт и сунул его туда, где нетерпеливо поскрипывал стальной стерженек. Потом, вспомнив указания, схватил гаечный ключ и едва успел наложить его на головку болта.
— Держи крепче, — потребовал Кочкин.
Семен обеими руками удерживал ключом болт, на который с той стороны Кочкин навертывал гайку.
Следующий болт Семен хотел воткнуть в отверстие, расположенное рядом с первым.
— Не туда! — послышался голос Кочкина. — Щедрый больно. Сюда вот надо.
И Семен увидел стальное острие, выглядывавшее далеко от первого болта. «Ну, это хорошо, что не во все дыры болты надобны», — повеселел Семен.
Неожиданно раздался дробный стук, похожий на пулеметную стрельбу. Семен даже вздрогнул слегка. Он уже знал, что подобным образом стрекочут молотки клепальщиков, но в такой близости их еще не слышал.
Семен вспомнил, что на соседнем катере работает Маша, и не мог представить себе, чтобы это она расправлялась с железом с таким пулеметным грохотом. Забыв о своих обязанностях, Семен прислушивался к оглушительному татаканью. «Ну и отчаянная ж!» — с восхищением и уважительной завистью подумал он о Маше.
Пулеметный перестук прекратился, оборвавшись коротким чмокающим звуком. И тогда вокруг наступила глухая тишина. Семен, сбросив брезентовые рукавицы, поковырял пальцами сначала в одном, потом в другом ухе.
— Что там с тобой стряслось? Давай же болт! — послышался голос Кочкина.
Слова эти возвратили Семена к позабытым на время обязанностям.
Пока Семен подавал болты, скрепляемые снаружи Кочкиным, пулеметная стрельба на соседнем катере возобновилась. К ней присоединилось такое же грохотанье с катера, на котором работал Федос. Но Семену уже некогда было прислушиваться. Он просто перестал слышать железный стрекот, словно его и не было. Семен едва поспевал выполнять свое дело. В ожидании, пока Кочкин навинтит гайку, Семен приглядывался, как стягиваются вплотную два внахлестку накинутые листа, составляющие бок катера. Постепенно Семен стал угадывать существо и смысл своей работы.
Болты в ящике кончились. Семен сообщил об этом Кочкину.
— Бери ящик, лезь сюда. Пойдешь за болтами, — распорядился тот.
Семен выбрался наверх, осторожно спустился на землю и тут увидел Машу. Она стояла на коленях на деревянных подмостках, держа в руках тускло блестевший ствол пневматического молотка, похожего на большой пистолет. От него тянулся тот самый шланг, который помог ей нести Семен. Там, где шланг соединялся железными муфточками, раздавались свист и шипение. Семен ощутил на ладони резкую струю холодного воздуха. «Понятно. Воздухом, значит, работает машинка», — сообразил он и снова посмотрел на Машу. Крепко держа вздрагивающую, сердито фыркающую машинку, она выбивала оглушительную дробь. Рядом другая девушка нагревала заклепки на небольшом переносном горне. Когда она длинными клещами вставляла раскаленную заклепку в отверстие, Маша приближала к торчащему раскаленному кончику заклепки свой пулемет, и он начинал постреливать — сначала мягко, глухо, бархатисто. Под его частыми, дробными ударами заклепка оседала, теряя первоначальный красный цвет и приобретая форму выпуклой пуговицы. Чем темнее становилась она, тем явственнее слышался стук. И когда молоток соприкасался с корпусом катера, звук обретал свою отчетливую пулеметную громкость.
Маша склепывала точно такой же катер, на каком работал Семен. Заклепки заполняли те отверстия, в которых не было болтов. Теперь Семен окончательно разобрался в назначении своей работы: «Мы с Кочкиным будем стягивать эти коробки из отдельных листов на болты, а Маша в остатние дыры набьет заклепок, прошьет их горячим железом. Понятно…»
Плечи девушки вздрагивали, сотрясаемые рвущимся из рук неистовым молотком. Платок сбился на плечи, обнажив кумач косынки. «Жаркая работка», — сочувственно подумал Семен.
— Ну как, слесарь? Не оглох еще? — весело крикнула сверху Маша, заметив Семена.
— Ты ведь не оглохла? — рассердился немного Семен, которого начинали задевать за живое шуточки новой знакомой.
— Ишь, гордый какой, — уже без обычной насмешливости сказала Маша. — Я гордых уважаю.
Семену понравились эти слова.
— Иди ко мне в подручные. Клепать научу. Хочешь? — спросила Маша.
Семен подумал, что и впрямь у нее работа интереснее и что не ей, дивчине, а ему, здоровому парню, надо орудовать грохочущим, рвущимся из рук молотком. Но идти подручным к девушке он посчитал для себя зазорным.
— Мне и моя работа нравится, — с достоинством сказал Семен.
Маша отвернулась и опять пошла стучать по раскаленным заклепкам, оставляя за собой выпуклую строчку синеватых металлических головок. «Вот тебе и швейная работа, — вспомнил Семен слова отца, говорившего Маше, что девке, мол, негоже с железом, а лучше бы с шитьем каким. — Да ведь она и так шьет!..»
И вдруг почувствовал, как захолонуло сердце от неожиданно пришедшей мысли. Да разве одна только Маша сшивает этот катер? А он, Семен? Он ведь сметывает его болтами, без Сенькиной работы и Маше нечего будет делать.
